Пункт назначения 1978 (СИ) - Громов Виктор - Страница 20

Я принялся мысленно считать. Стало любопытно, как долго выдержит пес? Когда сдадут его собачьи нервы? Юлька был стойким, как кремень. Первой сдалась наша Ирка. На ста двадцати семи.

– Дядя Толя, – выпалила она скороговоркой, – пусть Цезарь скушает конфетку. Жалко его!

Юлька тут же распахнул глаза, свел бровки домиком и попытался скосить взгляд на хозяина. Весь его вид кричал: «Спасите! Помогите! Умираю!» При этом он, как и велено, не шевелился.

Сосед рассмеялся:

– Ну что с вами делать? Весь процесс воспитания мне нарушаете.

Потом обратился к псу:

– Юлька, можно!

Я смотрел во все глаза, но так и не заметил, как это произошло. Пес стремительно поднялся, конфету с носа при этом умудрился не уронить, мотнул головой, клацнул зубами, зачавкал. Все! Во дворе сидел пес, с наиехиднейшей мордой и со смаком облизывался. Ирки прыгали от восторга и хлопали в ладоши.

Финита ля комедия, проговорил я себе под нос. Собрался уже идти к ним, но снова остановился.

– Дядя Толя, – закричала моя сестра, – а можно мне? Можно я тоже попробую?

Юлька замер. Голову к хозяину он не поворачивал. Только уши вывернул назад, чтобы слышать лучше. У него наклевывалась еще одна конфета. Пока гипотетическая, но все же…

– Уверена? – со смехом спросил сосед.

– Да! – раздалось в ответ хором.

Юлька тут же сам, без команды, лег на пузо. Уложил на асфальт голову и принялся ждать. Конфета из призрачной стала практически осязаемой. Собственной, родной. Только на язык положить не успели.

– Вот же засранец, – констатировал сосед с восхищением, – все понимает. Даже командовать не надо.

Он скрылся где-то в недрах квартиры, но скоро вернулся обратно. В руке его была новая карамелька.

– Ира, держи!

Сестренка вприпрыжку понеслась к окну, получила заветную конфету и вернулась обратно. Скоро все повторилось вновь.

Команда: «Цезарь, нельзя!» И я опять принялся считать.

На этот раз Ирка не спешила. «Можно» дядя Толя сказал на двух сотнях.

– Толь, дальше-то что?

В окне появился мой отец, наряженный в кухонный фартук. В одной руке у него была ложка, в другой шумовка. С таким снаряжением от отчего-то походил на дирижера. Я невольно прыснул. Совершенно не помню отца за готовкой. На кухне у нас безраздельно властвовала маман. Папу туда допускали исключительно в качестве дегустатора. Ну, или чайник поставить, посуду помыть. Вот и все. Готовить ни-ни. А здесь…

Отец был раскрасневшийся, глаза горели азартом. Там, за соседским окном вершилось великое таинство – варились вожделенные раки.

– Закипело? – Дядя Толя нырнул внутрь и пропал из вида.

Следом исчез отец. Юлька вздохнул и улегся под кустом. Конфетный дождь над его гениальной собачьей головой иссяк. Ирки унеслись в глубь двора играть в свои девчоночьи игры.

Из подъезда, отодвинув меня с пути, вышла рыжеволосая женщина с большим подносом в руках. Там лежали хлеб, нож, внушительный пучок зелени, четыре огромных розовых помидора, похожих на знаменитое «бычье сердце», блюдце с наструганным лимончиком. Стопкой стояли эмалированные миски.

– Ты Олег? – Спросила она и улыбнулась. На щеках у нее появились ямочки.

Сразу стало понятно, в кого пошла дяди Толина дочка. Копия мать! Никаких сомнений.

– Угу, – я для убедительности кивнул. – А вы тетя Нина?

– Точно. – Она протянула мне поднос, и я машинально его перехватил. – Будем знакомы.

Соседка кивнула на обитый жестью стол.

– Поставь туда. Потом иди к окну. Пора накрывать.

Я быстро оттащил поднос и вернулся. Все остальное мне подавали через окно. Очень скоро на столе появилась видавшая виды разделочная доска, когда-то расписанная с изнанки под хохлому и покрытая лаком, сейчас основательно потрепанная. Такая много лет висела у нас в кухне на стене в качестве украшения. Потом граненые стаканы, заварник, монструозного вида самовар, две трехлитровки светлого пива, здоровенная бутыль домашнего вина, ровно столько же самогона и куча всякого-разного по мелочам.

Тетя Нина вновь вышла из дома и принялась расставлять все в порядке, известном лишь женщинам, как говорила Лелька – строго по фэншую. Следом подтянулась моя мать с оладьями и банкой варенья. Она окликнула Ирок:

– Девочки! Быстренько мойте руки и идите есть оладушки.

Слаженный дуэт с хохотом пронесся к пристройке.

Я тихонько присел на лавку между домом и столом, облокотился спиной о стену и принялся ждать. Небо стремительно темнело. В самый центр выплыла ущербная луна и уставилась на нас немигающим взглядом. Одна за другой зажигались звезды. Яркие, огромные, какие бывают только в южных широтах. Было безумно хорошо. Тихо, спокойно. Пели цикады.

Я сидел и думал, в какое счастливое время прошло мое детство. Какие чудесные люди меня окружали. Вот взять хотя бы дядю Толю и его жену, кто мы им? Да никто! А вот поди-ка ж ты… стол, раки, самовар, даже домашнее вино.

Во дворе зажглись фонари. Звезды слегка померкли. Фонари были желтые, тусклые. Заглушить сияние далеких светил они не могли. В ладонь мне ткнулось что-то прохладное, влажное. Я опустил глаза. Рядом никем незамеченный пристроился тезка древнеримского полководца.

Заметив мое внимание, он просунул голову мне на колени и показал взглядом на стол. Все стало понятно без слов. Я протянул руку, тихонько спер один оладушек и положил в предусмотрительно распахнутую пасть. Угощение моментально кануло в бездну. Словно и не было его никогда.

Я усмехнулся и потянулся за новой порцией. Тетя Нина застукала нас на седьмом.

Юлька был обруган паразитом, мне достался почетный титул – охламон. Хомо собакус снова шмыгнул под куст и сделал вид, что лежит там испокон веков. Вон, практически уже пустил корни. Правда-правда! На меня он не глядел.

Я же от разноса был спасен появлением девчонок.

Чуть позже, когда уже позабылось наше с Юлькой преступление, отец с соседом вынесли раков. Нет, не так. Они вынесли РАКОВ! Такой здоровенный алюминиевый таз. С горкой.

На столе споро расчистили место – просто сдвинули в сторону все, что мешало. Раковую пирамиду водрузили в центр.

– Вот, – сказал дядя Толя, – угощайтесь.

Мать ошарашенно вытаращила глаза. Боюсь, такую прорву подобной экзотики она видела впервые. Ирка принюхалась и скривилась. Стало ясно, на свою порцию она не претендует. Я же судорожно сглатывал слюну и пытался вспомнить – положено мне знать, как данный деликатес едят? Или еще нет? В каком году я попробовал их впервые?

В памяти на этот счет зияла огромная черная дыра. Я с сожалением вздохнул и решил повременить. И так постоянно делаю что-то не то. Ну его. Мои раки никуда от меня не денутся. Вон их сколько.

Под руку снова подсунулась мохнатая бошка. Я чуть отодвинулся и глянул вниз. Юлька сидел рядом, смотрел на меня преданными глазами. Весь вид его говорил, что он со мной дружит. Вот честно-честно! А если я ему отсыплю раков, то вообще начнет обожать.

Я сдавленно хрюкнул. Этот хитрец точно знал, кто не сможет ему отказать. И я бы дал ему, что угодно, но кто знает, едят псы такое или нет. Навредить не хотелось. Потому решил уточнить:

– Тетя Нина, а Юльке раков можно?

Она понимающе улыбнулась.

– Опять клянчит?

Я кивнул. Соседка стала серьезной.

– Нельзя. Он от них потом… эээ… – она замялась и заменила на нейтральное, – он на них очень плохо реагирует.

Дядя Толя хохотнул и высказался куда конкретнее:

– Несварение у него от них. Как наестся, так пару дней и…

Он хмыкнул, позволяя всем додумать самостоятельно, чем пес обычно занят после дегустации. Я тоже хмыкнул и посмотрел на Юльку с сочувствием.

– Нельзя, – прошептал я ему, – у тебя от этой дряни дристунец. Лучше я тебе оладушек дам, когда все отвлекутся.

Юлька тихонько тявкнул и улегся рядом, положив лапы мне на кеды, чтобы я, не дай Бог, ненароком не забыл о своем обещании.