Аниран расправляет плечи (СИ) - Селютин Алексей Викторович - Страница 19

     И он вновь потащил меня за собой. Я был немного растерян из-за быстрой смены событий и настроений, а потому чуток тормозил. Но я действительно больше не рубил сгоряча, никому не хамил и ни у кого ничего не допытывался.

     В просторном зале послам отвели отдельный угол, если можно так выразиться. Они там топтались в кругу своих делегаций. Когда меня представили первому из них - послу Эзарии, - я удивился. Удивился после его слов, что он не посол Эзарии как таковой, а представляет интересы самого могущественного города-государства - Шазана-аль-Эзара. Самого густонаселённого города и обладающего самым большим флотом. Я припомнил, где был расположен этот город на карте у Гуляева, но искренне удивился, когда услышал от посла, что, по последней переписи, в Шазане-аль-Эзаре проживало чуть более 50 000 жителей. Что являлось абсолютным рекордом и превышало численность населения всего острова Темиспар.

     Сам же посол меня тоже удивил. Вернее, удивила его внешность. Это был смуглокожий - я бы даже рискнул сказать, краснокожий, - мужчина. Не очень высокий - на несколько сантиметров ниже меня. С начисто выбритыми щеками, с глазами цвета орлиного пера, с золотыми серьгами в ушах и длинными чёрными волосами, заплетёнными в самую натуральную косу. Коса была перехвачена позолоченным шнурком, а у затылка её насквозь пронзало перо неизвестной мне птицы. Перо переливалось радугой под светом сотен факелов, освещающих зал, и, казалось, было самым важным предметом гардероба.

     Мы общались с послом недолго. Я ожидал, что вопросы будут задаваться на незнакомом языке, а Муадан, возможно, сработает в качестве переводчика. Но оказалось, в этом мире все люди говорят на одном языке - на языке, который я знал как родной, лишь только здесь очутился. Поэтому никаких проблем с общением не возникло.

     Посла звали Рауф Бумедьен. Он вежливо разговаривал со мной, пытливо заглядывал в глаза и осторожно интересовался целями и планами. При этом не забывал через слово вставлять про могущественный флот и десятки когорт обученных воинов, которые неусыпно несут стражу как в черте, так и за чертой города. На мой же вопрос о процветании своего города за счёт работорговли он ответил, что в этом нет ничего предосудительного. Жители хотят удовольствий. В столь безрадостном мире, коим он стал после кары Фласэза, все выживают, как умеют. И, несомненно, выживает лишь сильнейший. В этом, по его мнению, вся суть такого понятия как могущество.

     Выслушав подобные речи, я моментально потерял интерес к послу. Вряд ли бы я нашёл общий язык с подобным человеком. Поэтому быстро закруглился и, с коварными словами: "Надо как-нибудь наведаться в ваш город и воздать грешникам за грехи их", пошёл знакомиться со следующим.

     Посол Флазирии - Иса Онай - меня тоже удивил по-своему. Это был высокий чернокожий мужчина, несколько зим назад прибывший из Серекосо. Того самого города, который Гуляев обозвал Карфагеном этого мира. Иса Онай имел лишний вес, который не могли скрыть даже просторные тёмно-зелёные одежды, похожие на нигерийский национальный костюм - агбада.

     Довольно-таки давно молодёжная сборная, с которой я завоевал перстень, встречалась со сборной Нигерии. Мы готовились к чемпионату Европы и ездили в турне по Африке с товарищескими матчами. Именно тогда я много чего увидел и много чего почерпнул о непростой жизни жителей Африки. Хоть тогда я был молодым балбесом и меня мало волновали чужие сложности, что-то я запомнил. Что-то увидел и что-то отложилось в памяти.

     И сейчас, наблюдая, как движутся полные губы чернокожего посла, исторгающие приветствия, и поглядывая на знакомые зелёные одежды, я обращал внимание лишь на одно - на его большие карие глаза. Совсем недружелюбные глаза. Я видел в его глазах то же презрение, что видел в глазах молодых чернокожих футболистов. Но если тогда я не сомневался, что презрение во взгляде - это ненависть к цвету моей кожи, то сейчас мне было сложно понять, почему он смотрит на меня, с великим трудом скрывая отвращение.

     Так что и с этим болтуном, начавшим красочно расписывать все прелести холодного флазирского вина, тёплого океана и непередаваемый вкус свежих морепродуктов, не удалось завязать диалог. Я не мог и не желал говорить с тем, кому я противен.

     Поэтому уже мне пришлось тащить Муадана за собой. Тащить на встречу со следующим очень колоритным персонажем - послом города-государства Декедды. Того самого города, который Гуляев обозвал гнойным прыщом не теле Астризии. Того города, который находился на южной окраине континента и, по сути, являлся мятежным.

     Амран Хабиб встретил меня сдержанно. Не кривился лицом, не корчился в смертных муках. Без улыбки поклонился, едва удержав на голове красную феску и краем золотистого плаща смахнув с пола несуществующие пылинки.

     И, как бы это был не смешно, с ним у меня тоже диалог не задался.

     Хоть этот черноволосый бородатый мужик с подкрашенными веками и выщипанными бровями не вызывал у меня рвотных рефлексов, как, в принципе, должен был, вёл себя он с анираном, как последняя скотина. Держаться нагло, дерзить и смотреть надменно начал практически сразу. С ходу заявил, что появление анирана никак не повлияет на отношения между Астризией и Декеддой. И что, несмотря ни на что, выполнять ультиматумов они не станут. Не убоялись они военной мощи Астризии, с каждой зимой сходящей на "нет", не убоятся и анирана.

     Я не особо понял смысла его горячей приветственной речи. Кое-что понял, конечно, ведь географию успел изучить. А география, как говорится, - это приговор. Если ты живёшь бок о бок с соседом, враждуешь с ним и точно знаешь, что общего языка вам никогда не найти, ваши отношения неизбежно опустятся на самое дно. И так будет до тех пор, пока один из соседей не поставит второго соседа на колени и совершит с ним развратные действия. Ибо если антагонизм вжился в гены через многие поколения, победа одного над другим является единственной возможностью изменить статус-кво.

     Поэтому я не стал на него обижаться. Не стал пороть горячку и заявлять, что я, как бы, в Обертоне нахожусь меньше коротких местных суток и в душЕ не трахаю, с какого перепугу он со мной себя так ведёт. Я не имею никакого отношения к Астризии и к её государственному аппарату. Я - сам по себе. Я над всеми. Я тот, кто прибыл сюда спасать этих зажравшихся неблагодарных подонков, а не разрушать чужие города, аргументируя это территориальными претензиями.

     Но я не стал ничего этого говорить. Я просто скромно пожал плечами, сказал: "Рад был познакомиться", и оставил посла в кругу своих друзей-метросексуалов.

     - Что за люди, - пробурчал я едва слышно. - Один угрожает флотом, другой кривится презрительно, третий словно маленькая гордая птичка - вам никогда не захватить нас, поработители! Тьфу, мать их так. И зачем я в это ввязался?...