По осколкам нашей любви (ЛП) - Янг Саманта - Страница 56

Я грустно улыбнулась сквозь слезы и постучала по стопке книг рядом со мной.

— Джаррод однажды признался, что его любимой книгой, когда он был моложе, был «Дэнни, чемпион мира», написанная Роальдом Далем. Его учитель начальной школы прочитал ее классу. Поэтому мы собираемся почтить ее сегодня — вы можете читать вместе со мной, пока я читаю ее вам.

Перед уроком я побежала в начальную школу по соседству и попросила у них копии книги, объяснив, почему они мне нужны. Они были добры и любезны, позволив мне одолжить их. Я раздала копии детям и медленно положила последнюю книгу на стол Джаррода, борясь со слезами. Его друг, Томас, который всегда дерзил в классе, издал удушающий звук из-за моего жеста, и, когда посмотрела в его сторону, я увидела, как он закрыл голову руками на столе с дрожащими плечами, пока пытался заглушить рыдания. Я прошла мимо него, сжимая его плечо в утешении, прежде чем подойти к своему столу, борясь с ожогом от эмоций в собственном горле. Мышцы челюсти, десен, щек болели от чувств.

Каким-то образом мне удалось открыть книгу, и я начала читать.

Я провела день, чувствуя, как будто пробиралась сквозь грязь. Я отправила электронное письмо учителю, с которым разделяла уроки грамотности для взрослых, и объяснила, почему не смогу провести урок вечером на этой неделе. Я получила понимающее электронное письмо в ответ, и он сказал мне, что прикроет меня. Как только занятия закончились, после работы я запрыгнула в автобус в Лейт. Был только один человек, которого хотела видеть больше всех.

Я хотела Марко. Хотела обнять его и почувствовать его силу, вдохнуть его и знать, что не отказалась от того, чтобы жить той жизнью, которую действительно хотела, жизнью, в которой нуждалась.

Я была полна решимости, что когда-нибудь в ближайшем будущем сделаю это. Ханна, которой я была раньше, Ханна из моих дневников ничего не боялась. Я не хотела больше бояться и не хотела, чтобы жизнь проходила мимо меня. Однако я не думала, что было правильно использовать Марко в качестве эмоционального опоры. Между нами и так все было сложно. Когда я пошла к нему, мне хотелось, чтобы он был уверен, что приехала к нему по верным причинам.

Поэтому я вышла из автобуса и направилась к квартире Коула.

Как только он открыла дверь, я бросилась в его объятия и заплакала. К счастью, его изворотливого соседа по комнате не было, так что я могла рассказать Коулу о Джарроде наедине. Он ненадолго оставил меня, чтобы приготовить мне чашку чая, а когда вернулся, притянул меня к себе и обнял покрепче.

— Я стояла там перед детьми, — шептала я, — говоря им, что нужно слишком рано научиться понимать, насколько хрупка жизнь и что они должны учиться у нее и действительно жить. И чувствовала себя таким лицемером, когда велела им жить, пока сама так боялась жизни, что даже оттолкнула Марко.

— Чего ты боишься, Ханна? Он причиняет тебе боль?

— Да. Но я сама больше не хочу причинять. Как только пройду через это, я пойду к нему.

— Ханна, он любит тебя. Ты должна пойти к нему сейчас, пусть он поможет тебе с этим разобраться.

— Не могу. — Я упрямо покачала головой. — Я могу справиться с этим в одиночку. Поэтому пойду к нему потом, чтобы было понятно, почему иду к нему. Кроме того, мне нужно поговорить с ним о том, что возможно оттолкнет его, и он не захочет быть со мной.

Коул нахмурился.

— Что бы это могло быть?

— Я не могу иметь детей.

— С каких пор?

— Я не хочу их, Коул. После случившегося. Я почти умерла. Не могу обрести любимых людей на это снова.

— Кто сказал, что обречешь? Есть риск?

Я пожала плечами, чувствуя себя глупой, но уверенной в своем страхе.

— Всегда есть риск еще одной внематочной беременности, но нет, доктор сказал, у меня может проходить здоровая беременность.

— Ладно, так… ты не хочешь их? Или боишься? — Я пожала плечами. — Ты хочешь детей, Ханна? — настаивал Коул на ответе. — Я сжала губы и кивнула. — Тогда однажды… ты станешь достаточно храброй. — Он казался таким уверенным, что мне больше не оставалось, как понадеяться на его правоту.

Коул был не единственным, кто пытался заставить меня позвонить Марко и рассказать ему о Джарроде. Элли тоже. Несмотря на то, что семья была рядом со мной в трудную минуту из-за потери ученика, они, похоже, не понимали, что я бы справилась сама.

Утро четверга наступило слишком быстро. Я оделась в консервативное черное платье-карандаш, которое иногда надевала в школу, и позаимствовала длинное черное шерстяное пальто Элли. Мать Джаррода решила устроить похороны на могиле сына, а не внутри церкви. Когда я приехала, колени чуть не подкосились при виде его мамы. Я не знала, видела ли прежде такое опустошение.

Харви, младший брат Джаррода, прильнул к матери с широко раскрытыми глазами.

Слезы тут же свободно вырвались наружу, когда я нашла место в толпе скорбящих рядом с началом. Я узнала несколько лиц его одноклассников — Томас и Стэйси были тут с родителями. После того, как проговорил священник, гроб Джаррода был спущен в могилу.

Мать Джаррода бросила розу. Девушка, которую я не знала, шагнула вперед и бросила другую. За ней последовала Стейси, а затем пожилая женщина, которая сразу же после этого крепко обняла маму Джаррода.

Когда наступила моя очередь, я шагнула вперед, пока бумага в моей руке впивалась в кожу. Я осторожно бросила ее в могилу. На ней были слова, которые я позаимствовала у Шекспира.

— Спи, милый принц.

Спи, убаюкан пеньем херувимов!

Это был мой способ попрощаться и дать ему понять, что он имел для меня значение, что я видела его таким, каким он был на самом деле, и что хотела, чтобы он нашел покой, где бы ни был сейчас.

— Спи, милый принц.

Спи, убаюкан пеньем херувимов!

Я отступила в толпу, дыша с дрожью, когда священник начал произносить последние слова. Погруженная в печаль, я смутно осознавала, что люди рядом со мной смещались, но не подняла глаза.

Я не смотрела вверх, пока меня не всполошили теплые, грубые пальцы, скользящие по моим, чтобы крепко сжать мою руку. Дыхание покинуло меня, когда я повернулась и увидела Марко.

Меня охватили шок, облегчение, неверие и благодарность.

Его добрые глаза встретились с моими, и он крепче сжал мою руку.

Слова Элли, сказанные несколько месяцев назад, внезапно всплыли в моей голове:

Пять лет назад ты начала закрываться от нас, притворяясь, что все нормально, и решив заботиться о себе самой без нашей помощи. Ты должна это прекратить. Не только ради себя, но и нас. Мы всегда рядом, если будем нужны тебе, и честно говоря, нам нужно, чтобы ты в нас нуждалась.

Меня поразила правда в том, что она все время была права. Я нуждалась в них, мне был нужен Марко, и я знала, что Марко нуждался точно так же, как и семья нуждалась в том, чтобы я просила их о помощи. Поэтому я дала ему понять об этом.

Спасибо.

Марко прочел безмолвное послание в моих глазах и в ответ прижался губами ко моему лбу, дабы утешить. Я закрыла глаза, кладя голову ему на плечо, и слушала, как священник хоронил Джаррода Фишера.

Квартира Марко не была похожа на то, что он описывал.

Это была довольно новая постройка, квартира с двумя спальнями на Сейнт Леонардос Хилл к востоку от университета. Она была маленькой, но обставлена в мужском, современном стиле — квартира воплощала идею роскоши с ограниченным бюджетом. Большой телевизор с плоским экраном висел на стене напротив трехместного дивана в гостиной открытой планировки. Небольшая, но современная кухня была расположена в задней части комнаты. По середине торцевой стены была дверь, которая, как я догадывалась, вела к спальням.

Марко сказал мне, что его место — дыра. Он сказал мне это, потому что, если бы взял меня в свою квартиру, ему пришлось бы прятать фотографии Дилана, которые висели на стенах. Пришлось бы спрятать коробку с игрушками в углу комнаты и фигурки, стоящие у французского окна с видом на сады.