Род Корневых будет жить! (СИ) - Кун Антон - Страница 3

— Ну так не будем тянуть. Ведите!

Он развернулся и пошёл по раскисшей от проливного дождя дороге. Старался идти по краю — по траве. Чтобы не скользить.

Я пошёл следом за ним.

Следом за мной Кузьма и кадеты — они так за всё время не проронили ни слова. И по их лицам было видно, что они расстроены и… не знаю… обескуражены, что ли. Если не испуганы.

За парнишками потянулись Матрёна с пожилой толстухой.

Китаец остался возле могил.

Он стоял, заложив одну руку за спину. И смотрел на свежие холмики. Как будто разговаривал с видимыми только ему собеседниками.

Парни, закапывающие гробы и мужик в сером балахоне ушли уже далеко. Их фигуры едва виднелись впереди.

До меня донёсся голос Матрёны:

— Вон, даже преподобный Велеслав ушёл, не остался с барином… Сразу видно, что ни во что не ставит…

— Ну и балаболка ты, Матрёна! — возмутилась пожилая женщина.

— Тебе-то, Прасковья, что? — огрызнулась девушка. — Тебя за твои пироги в любом доме приютят! А мне куда деваться?

Я понял, что пожилую толстуху зовут Прасковья, и она кухарка. Ну что ж, можно было догадаться по комплекции.

— Да куда я уйду от барина! — возразила Прасковья. — Я ж его с измальства вырастила! Никуда я не пойду! Тут мой дом, тут и останусь.

— Даже когда эти за молодым барином вернутся? — недоверчиво спросила Матрёна.

— Даже когда вернутся! — спокойно и уверенно подтвердила Прасковья.

Обе так и сказали: «когда», а не «если». Получалось: обе были уверены, что убийцы вернутся.

Ну, что ж! Пусть возвращаются! Устрою и им царскую охоту! Отомщу за убитых!

И тут на дороге появились трое верховых.

Вороные кони танцевали под ними, готовые ринуться вскачь, но всадники удерживали их.

Ехали они не спеша. Тот, что посредине, был в шапке и добротном зипуне зелёного сукна с меховой оторочкой, украшенный вышивкой и шнурами. Двое по бокам одеты в зипуны и шапки попроще. У всех троих на боку в ножнах висели сабли.

— У! Злыдни! — проворчал Кузьма и отступил за мою спину.

Коренастый тоже как будто запнулся и пропустил меня вперёд.

— Кто это? — спросил я не оборачиваясь.

— Волковские прихвостни, — выплюнул Кузьма.

По обе стороны от дороги расстилались поля. Урожай был уже убран, и на полях торчала неровно срезанная стерня.

Я привык, что и пшеница, и гречка, и другие культуры растут рядками — механизация как ни крути всё ровняет. А тут явно росли зерновые, и садили их точно не механической сеялкой. До и убирали не комбайном.

За полями по правую руку виднелась полоска леса. А слева вилась широкая река. А за ней — просторы необъятные!

Всё это я успел рассмотреть, пока всадники приближались. А ещё увидел, что укрыться негде. Встреча неизбежна.

Нет, я не собирался прятаться. Просто отметил для себя, что место открытое. Они на конях, а мы пешие. Эх, сюда бы мой карабин СКС… Весь мой боевой опыт говорил, что карабин будет не лишним. Но я был безоружен. Возможно, поэтому, едва я увидел всадников, появилось чувство тревоги.

Чем ближе подъезжали всадники, тем сильнее было желание остановиться, отойти на обочину и подождать, пока они проедут. И не просто остановиться, а склониться перед ними.

Дикость, конечно, но давление было невыносимым.

Склоняться я не собирался. С чего бы?!

К тому же, понимал: нельзя волку показывать слабость, иначе он набросится на тебя.

А потому я упрямо шёл вперёд, чувствуя, что за мной идут люди. Причём, за мной — в самом прямом смысле: за моей спиной.

Тревога и желание отойти в сторону и пропустить всадников давили, принуждали остановиться. Но я шагал, сцепив зубы.

В голове крутились слова Кузьмы «Волковские прихвостни». А ещё то, что его светлость князь Волков Александр Петрович приказал извести род Корневых под корень. А значит, всадники, которые приближались, так или иначе имели отношение к тем, кто убил детей.

И отступать перед ними? Да ни за что в жизни! Я никогда не отступал перед мразями!

Единственное, что меня удивляло, так это с чего у меня такая реакция? Я про тревогу… Слишком она сильная. Совершенно необоснованно! Что я, верховых не видел, что ли? Видел, и не раз. И сам умел неплохо управлять лошадью. А тут прям придавило!

Боялся ли я этих верховых? Нет, не боялся. Совсем!

И всё-таки было ощущение, будто кто-то сжал сердце и не даёт ему свободно гонять кровь по жилам. И я ничего не мог с этим поделать. Мог только шагать на упрямстве и всё.

Всадники приближались. Давление усиливалось. В глазах потемнело, во рту появился привкус крови, виски сжало, стало трудно дышать.

Но я продолжал переставлять ноги. Уже почти ничего не соображая. Я просто пёр вперёд и всё!

Прямо перед нами верховые остановились. Перекрыли нам путь.

Я тоже вынужден был остановиться.

Рядом со всадниками я чувствовал себя маленьким и ничтожным — вот сейчас меня втопчут в грязь, и там-то моё место и есть…

И тут же внутри меня поднялась злая волна: а вот хренушки! И я выпрямил спину, хоть это и стоило мне неимоверных усилий.

— Поклонись, невежда! — процедил один из прихвостней разряженного ублюдка и положил руку на головку рукояти сабли.

— С чего бы? — процедил я сквозь зубы. — Тебе надо, ты и кланяйся!

Эти слова дались мне с огромным трудом. Словно у меня на плечах лежала бетонная плита, и мне мало того, что нужно было её удержать, так ещё я должен отвечать этим уродам!

Люди за моей спиной зашушукались, но я поднял руку, и они замолчали. Не хватало ещё, чтобы гражданские вмешивались.

— Подонкам не кланяюсь! — сказал я и выплюнул кровь под ноги коню.

— Да как ты смеешь?! — рявкнул второй прихвостень и замахнулся на меня плетью.

И не просто замахнулся, а стеганул.

Но плеть не коснулась меня. Её перехватил китаец, неизвестно как оказавшийся рядом со мной. Я ведь хорошо помнил, что он остался около могил. Но он очень быстро догнал нас.

Китаец не просто перехватил плеть, он легонько дёрнул её, и верховой чуть не упал с лошади.

И я видел: если бы китаец дёрнул чуть сильнее, то легко сдёрнул бы всадника с седла. Но он не стал этого делать, а только как бы предупредил.

Верховой вспыхнул от гнева. Тем не менее слегка сдал назад.

А китаец, отпустив плеть, наложил пальцы одной руки на другую, выставил руки кольцом перед собой и поклонился.

— Имейте уважение к смерти! — с лёгким акцентом сказал он. — Молодой господин только что похоронил родных.

Разряженный демонстративно не обратил на китайца внимания. Словно тот был пустым местом. И лишь кинул мне:

— Ты не сможешь всегда прятаться за своего китайца! В академии его не будет. А наши люди там есть. Живи и бойся! Мы придём за тобой! — И вдруг добавил со злой усмешкой: — Вот сегодня и придём!

А потом, оглядев присутствующих, словно стараясь запомнить всех, кто стал свидетелем его слабости, развернулся и пришпорил коня.

Оба его подручных поскакали следом.

Они не стали продолжать путь, а повернули обратно. И это было очень плохим знаком! Это говорило о том, что встреча не была случайной, они приходили по мою душу. А значит, обязательно вернутся!

И тем не менее, я проводил их презрительным взглядом — что-то для тех, кто действительно силён, разряженный придурок наговорил мне слишком много слов.

Однако, недооценивать их слова было нельзя — змея кусает исподтишка. Поэтому нужно быть готовым к подлости.

Как только они ускакали, давление отпустило, и я покачнулся. И снова, закашлявшись, выплюнул кровь.

Я видел, что оба парнишки в кадетской форме готовы подставить мне плечо. Но я покачал головой, отказываясь от их помощи. Пока могу стоять сам, я не буду ни на кого опираться!

Китаец тем временем повернулся ко мне и поклонился, точно так же, как и перед этим — соединив пальцы обеих рук и выставив руки перед собой. И сказал с лёгким акцентом: