Атропос (СИ) - "Skybreaker" - Страница 2

— А Лахесис, — не мог никак успокоиться Родион, — Мы с тобой не так давно изучили все узлы и агрегаты корабля, облазили его вдоль и поперек на практических занятий, понажимали на все кнопки и потянули за все рычаги, а ты все продолжаешь таращиться на него, как баран на новые ворота. Честное слово, не понять мне тебя, — встретив безразличие со стороны своего оппонента, Родион хмыкнул и отвернулся к стене.

Как Миша, Ваня, Дима и все остальные учащиеся академии, с самого детства он мечтал о покорении космоса, дальних мирах, других цивилизациях и приключениях на других планетах, но почти достигнув своей цели, он словно перегорел. Он хотел бы так же нетерпеливо ждать дня полета и бегать по ночам посмотреть на космолет, который отправит их в космос, но не мог. Он ощущал лишь отчужденность, беспокойство и какое-то новое неведомое ему ранее чувство — страх перед неизвестностью. Возможно, поэтому он напускал на себя вид закостенелого циника и всеми силами пытался изобразить безразличие к миссии.

Мелодичная гитара пропела несколько знакомых нот, и, как по команде, ребята синхронно встали со своих кроватей и направились к выходу из комнаты. Коридоры заполнились поевшими и отдохнувшими студентами, которые двигались в направлении выхода из здания, чтобы провести вечернюю прогулку. Ночь была темной, тучи заслоняли все источники небесного света, и студентам приходилось ориентироваться практически в полной темноте.

Где-то впереди вдруг разгорелось яркое пламя и осветило первые ряды собравшихся в колонну студентов. Дежурные по освещению принялись исполнять свои обязанности. Они шли впереди, и в темноте вдоль дорожек вспыхивали новые огни. Факелы теперь освещали путь, и в огненных их лучах можно было наблюдать текущую по воздуху серебристую дымку. Она отрывалась от нагретого за день асфальта и поднималась ввысь прямо к верхушкам молодых сосен. Вскоре километр дороги превратился в две пунктирные линии, замкнутые в кольцо, и студенты принялись наматывать по нему круги. То тут, то там слышались разговоры.

— Как думаешь, почему они так поступили? — спросил Родион.

— Кто они? — Миша не сразу сообразил, о ком шла речь.

— Люди электрической эры. Почему они поступили так эгоистично? Почему оставили планету вместо того чтобы попытаться ей помочь?

Миша обычно прохладно относился к его попыткам и не отвечал на них взаимностью. Он не испытывал к Родиону никаких отрицательных чувств, впрочем, как и положительных. Их связывали исключительно товарищеские отношения, лишенные того доверия и открытости, которые свойственны дружбе, и он не торопился открывать ему свои мысли и переживания. Чаще всего, он давал краткие закрытые ответы, исключающие возможность продолжения беседы. Но в этот раз слова Родиона зацепили его.

— Сергей Павлович нам все это объяснял в рамках курса мировой истории. Ты, наверное, пропустил это все мимо ушей, — Миша принялся цитировать преподавателя, — «Люди электрической эры практически уничтожили экосистему Земли во время четвертой мировой войны 1000 лет назад. В результате войны погибли миллионы живых организмов, а именно 99 % наземной флоры и фауны. Подземным ее обитателям и подводным повезло немногим больше. У них потери составили 90 и 88 процентов соответственно. Ракеты с боеголовками на антивеществе превратили поверхность планеты в кратерные долины. Место, куда попадала ракета, тотчас же аннигилировало, исчезало из реальности, как будто его никогда не существовало. Огромные куски суши, лесов, рек, озер, побережий морей и океанов выдирались с поверхности Земли ровными круглыми кусками, словно лопаткой для мороженого, и разлетались квадриллионами мельчайших частиц во всех направлениях. Высвобождение столь огромного количества энергии привело к нагреву внутреннего ядра планеты, землетрясениям, цунами, смерчам, пробуждению вулканов и их всеобщему извержению. Подумать только, война, длившаяся всего 2 недели, привела к последствиям, которые затянулись на столетия и продолжаются по сей день. Когда же все закончилось, и уцелевшие люди вышли на поверхность, они ужаснулись содеянному. Планета, бывшая для них домом, превратилась в безжизненный усеянный рытвинами котлован. Большая часть суши оказалась покрыта водой, а воздух был пропитан вулканическими газами. Это была совершенно другая планета, жизнь на которой стала для людей невозможной. Поэтому они и приняли решение покинуть ее и заселить новую планету.»

— Я прекрасно помню эту историю и помню экскурсию за пределы академии, помню как сейчас все те разрушения последней войны, десятикилометровые кратеры с идеально ровными стенками, отсутствие малейших признаков жизни и то гнетущее отчаянье, что вызывают все эти картины. Такое трудно забыть. Но это не ответ на мой вопрос.

— Я не понимаю, ты хотел бы, чтобы они остались и умерли не в силах ничего изменить. Что бы это дало?

— Да, ты не понимаешь меня… Мы же остались тут, мы выжили. Так почему они не смогли? Почему не взяли на себя ответственность за свои деяния?

— Ты точно плохо слушал нашего историка. Мы живем лишь благодаря Ц.И. и его компонентам. Они собрали горстку выживших людей и на базе подводного исследовательского центра создали для них, наших предков, замкнутый город в океане, снабдили его всем необходимым: атмосферой, питьевой водой, едой, минимумом необходимых ресурсов. Ты хоть представляешь, каких трудов им далось все это добыть на планете, которая утратила все свое биоразнообразие, растеряла все природные ресурсы, накопленные миллионами лет? Всем, что у нас есть сейчас, мы обязаны Ц.И. Если бы не он, мы бы с тобой сейчас не вели беседы на вечерней прогулке. Те люди, что улетели, просто бросили нас здесь погибать. А почему они так поступили? Да какая разница. Они — злейшие враги человечества. Мне противна сама мысль, что мы принадлежим к одному биологическому роду. Я не хочу иметь с ними ничего общего.

— Ладно, забудь. Не стоило начинать этот разговор.

— Как знаешь.

Больше они в тот вечер не разговаривали. И когда прозвучала флейта, все уже лежали по своим кроватям и готовились ко сну. После долгого учебного дня, сон не заставлял себя долго ждать. Один только Миша не спал. Вот уже 2 месяца после того, как он узнал, что будет участвовать в миссии, он дожидался отбоя и выбирался на улицу вместе со своим «карманным» телескопом, чтобы посмотреть на Юпитер. В зимнее время года его было особенно хорошо видно. Планета притягивала его к себе своим величием, монументальностью, которые соединялись в ней с, казалось бы, противоположными текучестью и переменчивостью. Каждую ночь он наблюдал его в свой телескоп, и не было ни ночи, чтобы он не замечал что-то новое в его настроении. Это была по-настоящему живая планета со своим характером и повадками. Юпитер, как и подобает верховному божеству, окружил себя верными почитателями, самыми выдающимися из которых были Каллисто, Ио, Ганимед и Европа. В удачную ночь Миша мог наблюдать тела и тени, по меньшей мере, двух из них на полосатой поверхности планеты. В ту ночь ему не слишком везло. Тучи постоянно перекрывали обзор и мешали наблюдениям. Поэтому вскоре он сложил свой телескоп марки Levenhuk обратно в переносной футляр и направился к космодрому, где его дожидался Лахесис. Прислонившись к одной из его двенадцати исполинских лап, Миша смотрел в небо и повторял про себя «Скоро мы будем там, верный друг, скоро мы будем там».

Заветный день миссии становился все ближе. Тромбон, гитара, флейта день изо дня играли все быстрее. В ожидании дня полета Миша все чаще думал о событиях, которые к нему привели. Ему всегда нравились уроки истории, поскольку помогали заглянуть в омут прошлого и выбраться из него с чистой головой. В ретроспективе события всегда были яснее, чем они ощущались в настоящем.

Сергей Павлович часто рассказывал им о людях электрической эры. Он пытался показать их не только с плохой, но и с хорошей стороны, чтобы студенты уяснили, что добро и зло часто отделяла тончайшая грань, которую нестабильные люди прошлого могли переступать по неосторожности. Он хотел, чтобы студенты не были к ним слишком строги. Будучи человеком рассудительным он не стремился выступать с резкой критикой в адрес кого-либо. Он понимал, что у всех есть свои слабости и пороки, и намного полезнее, нежели осуждать чужие, было бы пытаться исправить собственные.