Давай поспорим? (СИ) - Белова Дарья - Страница 15

— Почему ты ему ничего не сказал?

— Он бросил мою мать беременную и ни разу с ней не связался узнать, что с ней и с его сыном стало, чем мы жили. Хватало ли еды, не голодали ли мы вообще, бл*ть.

— Это она тебе сказала?

— Да.

— Так может это ее сторона истории? Может есть и другая? Тем более, мне кажется, любой человек заслуживает знать, что у него есть ребенок. Пусть уже и взрослый и самостоятельный. Дать ему шанс исправить свои ошибки.

— Хм… Ты так говоришь, потому что тебя не бросал родной отец.

— Я так говорю, потому что знаю, что значит иметь близкого и родного человека.

— Как ты пережила смерть отца? — перевел тему Рома.

— А как это можно пережить? Мы с ним были близки. Было очень тяжело, будто частичку тебя с корнем оторвали. И раны до сих пор болят и кровоточат. Поэтому когда есть шанс все исправить и попробовать начать заново — надо действовать.

— Ты не похожа на других… Настя…

Рома взял мою руку в свою и начал ее рассматривать. Нет, у меня нет дорогого маникюра, и все, что я имею сейчас, это ухоженные ногти с обычным прозрачным лаком, который нанесла еще дома. И сейчас он так нежно, с какой-то особой чувственностью поглаживает мою руку, что еще минуту и могу замурлыкать. А потом посмотрел мне прямо в глаза, он пытается прочитать, о чем я думаю. Нет, я очень надеюсь, что Рома это не умеет делать, но чувствовать себя открытой книгой это не мешает. А еще этот взгляд глаза в глаза, когда идет диалог уже без слов. Магия? Никогда не верила. Но именно сейчас я чувствую эту неосязаемую ниточку между нами.

— Твои глаза….

— Карие.

— Нет, — ухмыльнулся Рома. — Они не карие. Они цвета виски. Знаешь, как в песне? А твои глаза цвета виски, от меня они близко близко…

— А твои глаза цвета счастья, сберегут меня от ненастья…

— Настя-ненастье, — опять он мне так улыбнулся. — Дурацкая песня, потом будем петь ее весь вечер.

— Песня классная. Поешь просто отвратно.

— Да ты тоже не особо, — засмеялся Рома, а я подхватила.

Когда ужин был съеден, а кофе выпит, мы вышли на улицу. Даже и не заметили, как на город опустилась уже ночь. С каждым днем темнеет все раньше и раньше. Сейчас вдоль набережной полно молодежи… Хотя о чем это я? Можно подумать, я не являюсь той самой молодежью. Но ну суть. Сейчас со мной взрослый мужчина, у которого в жизни есть все, что только можно пожелать. Или можно получить все, что пожелаешь. Но наверно то, что желаешь искренне, никак не связано с финансовым положением. Рома идет со мной рядом уверенной походкой настоящего хищника. Хищник большого города. Который, между прочим, так и притягивает вот тех самок, что сидят на лавочке. Как вообще можно понять, что перед тобой мужчина? Уверенный, стабильный, успешный. Одежда. Да, но это не ключевое. Часы? Тоже, как дополнительный параметр. У такого мужчины взгляд другой. Вот и Рома сейчас смотрит не так, как вон те парни с гитарой. Он будто знает больше, чем мы все. И эти знания отражаются в его глазах. Только иногда в них мелькают такие задорные и веселые огоньки, выдавая в них просто дворового мальчишку. Как тогда, на аттракционах.

Мы шли по узкому тротуару в полной тишине и наслаждались вечерними звуками города. И знаете что? Мне было так комфортно с ним идти рядом и молчать. Это не то неловкое молчание, от которого становится неуютно. Сейчас это кажется правильное молчание. Каждый из нас сказал очень важные, но личные вещи. И нужна некая пауза, перед тем, как погрузиться в новый разговор.

— Пойдем!

Рома потянул меня куда-то вперед, обходя такие же пары, как и мы.

— Рома, чуть помедленнее, иначе мой каблук застрянет, и я упаду.

Мы шли вдоль набережной еще каких-то метров сто, пока не остановились у группы подростков с гитарой, которые, фальшивя, напевали какую-то очень знакомую мелодию.

— Вот! — радостно сказал Рома.

— Что это?

— Это? Музыка, — улыбнулся на мой вопрос.

И раскрыл ладонь, чтобы я вложила в нее свою руку. Ну нет! Не может быть! Рома приглашает меня танцевать?

— Рома, я… я не умею, — начала я оправдываться.

Ну правда, единственный танец парный — это выпускной вальс в школе. Я тогда отдавила все ноги своему партнеру, Ваньке Ивлееву. Как он тогда на меня ругался! А я ведь не специально, делала все, как учили. Но во мне умер танцор еще до того, как я сделала свои первые шаги. Умер бесповоротно и смертью храбрых.

— Иди сюда, Каренина. Я тоже, — сказала Рома и притянул меня к себе, что возразить я уже физически не могла.

— Ты же обещала всегда составлять мне компанию, м? — напомнил он мои же слова.

— Да, но не в танце же. Ой, прости, — первый раз наступила ему на ногу.

— Нет, ты все-таки уникальна, — сказал больше себе нежели мне.

Рома так тесно прижал меня к себе, что каждым миллиметром я чувствовала его. Такого сильного и…стального. Боже, у него стальные мышцы. Его рука, которая до этого момента лежала у меня на талии, аккуратно сантиметр за сантиметром опускается вниз. А лицо находилось так близко, что я чувствовала его дыхание. Такое горячее, обжигающее. Сейчас оно ласкает мне щеку, а через пару секунд я ощущаю его на своей шее. А еще ласковый и едва касаемый поцелуй. Такой, от которого становиться немного щекотно и трепетно. И хочется встать на носочки, быть еще ближе к нему, чтобы ощутить это дыхание и эти губы чуть ниже, у себя вдоль шее, а потом у ее основания и на ключице.

И Рома как будто прочитал все мои мысли, ну или просто считал мое состояние, что через мгновение его губы уже коснулись моей шеи и ключицы. А потом он поцеловал впадинку между ними.

Когда его поцелуи прекратились, я открыла глаза, чтобы увидеть, каким темным взглядом он на меня смотрит. Темным, почти черным, ведь серой радужки почти не видно. И слышно частое дыхание. Рома смотрит то в мои глаза, то спускается к моим губам. Как тогда, у подъезда.

Я, конечно же, раньше целовалась с парнями, и знаю этот момент, когда двое смотрят друг на друга и каждый из них понимает, что через секунду они поцелуются. Вот эта секунда дается на то, чтобы ты молча согласилась на дальнейшее, ну или отказалась. Это не надо говорить, это надо чувствовать. Но именно сейчас все, что между нами происходит, мало похоже на отношения парня и девушки. Это отношения между настоящим мужчиной, который привык быть главным, и его хрупкой женщиной, которая привыкла быть за ним, уметь ему подчиняться.

Рома не дает мне этой секунды, да она и не нужна. Мне сейчас кроме этого поцелуя ничего и не нужно. Спросите, готова ли я отказаться от воздуха в обмен на касание его губ? Я не раздумывая отвечу “да”.

Его губы сначала нежно и осторожно касаются моих, пробуя их, исследуя. А потом, придерживая меня за затылок и не давая ни малейшего шанса отстраниться от него (глупый, я не стремлюсь это сделать), углубляет свой поцелуй, доминируя и порабощая. Да, вот так грубо и властно показывает свою территорию. Как в том в фильме про дикую природу, когда лев должен показать свою силу перед самками, ведь именно они решают, будет ли он владеть их прайдом и создавать потомство. Мы конечно, не в саванне, но сейчас лев по имени Роман, полностью завладел своей территорией и показал мне, что никакой другой представитель этой кошачьей породы больше не в состоянии конкурировать с ним.

Это был поцелуй мужчины. Поцелуй, от которого кружиться голова. И это не потому, что не хватает воздуха. Голова кружиться от эмоций и чувств, которые сейчас внутри меня и в воздухе вокруг нас. Он даже стал густым и на несколько градусов выше, как мне показалось. Жарко, очень жарко и душно.

— Черт! — Рома резко от меня отстранился, как будто ошпарился.

Он отошел от меня на несколько шагов, и стало так резко холодно, что я обхватила себя двумя руками в жалкой попытке согреться. Рома, подойди, обними меня!

Он стоял спиной ко мне какое-то время, в своих мыслях. Я не видела его лица, только его широкую спину и плечи, которые довольно часто поднимались от частого дыхания. Но потом он так же резко повернулся ко мне, взглянул уже серыми глазами. Такими серыми, как мокрые морские камни, которые собираешь на берегу после шторма. Рома сгреб меня в охапку, да, именно так, а не просто обнял. Прижал к себе, стиснул в объятьях и не отпускал, просто часто и громко дышал мне куда-то в область шеи.