Серебряное зеркало - Джеллис Роберта - Страница 28

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая

— Боже мой, — прошептал он, — чего ты боишься? Разве я совсем не доставил тебе удовольствия?

* * *

Отчаяние в голосе Альфреда и выражение его лица отметали прочь всякое сомнение в том, что счастливым его может сделать только ощущение Барбары.

— Слишком много! — воскликнула она. — Ты подарил мне слишком большое удовольствие.

Глубокое облегчение, которое испытал Альфред, когда услышал честное признание, немедленно сменилось деланным возмущением.

— В любви не бывает слишком много удовольствия! — проворчал он. — Как ты можешь говорить такие глупости?

Барбара не ответила, ее непосредственная искренность уже сменилась осторожностью и страхом, что она вела себя недостойно. Была ли его обида искренней? Или это просто насмешка в обычной манере завоевателя? Неважно, что это было, подумала она с горечью; она так же слаба, как любая другая женщина, он играл ею, словно фишкой. Она не осмелилась проверить подлинность своих сомнений; не смела ни обидеть его, ни даже извиниться за то, что выглядела обиженной. Видеть его боль, подлинную или мнимую, было для нее невыносимо.

Возмущение Альфреда было таким же мимолетным, как и облегчение. Он в самом деле был рад, что она испытала радость от их близости, причем с самого начала. Значит, он мог завоевать ее любовь! Но, прежде чем он сможет найти путь к исполнению самого заветного своего желания, он должен раскрыть ее беду и вылечить ее. Барбара не была в отчаянии, когда просила его о близости, и ужаснулась только после того, как все произошло. Ее чувства не подходили ни к одной знакомой ему ситуации.

Альфред не находил никакой многозначительности в ее молчании. Его вопрос был риторическим, и он не ожидал на него ответа. После короткой паузы, когда он изучал ее лицо, он продолжил с подозрением в голосе:

— Ты не дала убедить себя какому-то сверхсвятому священнику, что все удовольствия — грех?

— Нет, конечно, нет, — ответила Барбара с неподдельным удивлением. — Ты жил в большей опасности принять такую точку зрения, находясь при дворе Людовика, чем я при дворе Генриха.

Этот ответ не приближал к разгадке ее недавнего молчания, и Альфреду внезапно стало стыдно, что он пытается вести себя с Барбарой, как если бы она была легкомысленной, ничем не связанной с ним любовницей. Если он хочет получить ответ от женщины, которую любит, и желает, чтобы она доверяла ему, следует задавать прямые вопросы.

— Тогда что ты имела в виду, когда сказала, что я дал тебе слишком много удовольствия?

Барбара ждала этого вопроса. Она знала Альфреда достаточно хорошо, чтобы предположить, что он забудет о проблеме, которая озадачила его. Страх заставил ее быстро собраться с мыслями, и она нашла подходящий двусмысленный ответ:

— Я была удивлена. Я не думала, что женщина испытывает что-то еще, кроме боли, и… и мне казалось, что от кого-то из подруг я слышала, что женщина должна любить, чтобы получить удовольствие.

Поскольку она уже страстно откликнулась на его физическую близость, то надеялась, что он не примет ее слова за проявление жалкой привязанности, но проделка была опасной. Если бы Альфред открыто спросил, любит ли она его, то ей пришлось бы сказать правду. Но она помнила, как он поддразнивал женщин, беседуя с ними, и знала, что он всегда избегал прямых вопросов и утверждений. Он отвел глаза и не заговорил о любви, но его следующее замечание оказалось достаточно прямым, чтобы снова вывести ее из равновесия.

— Ты выглядела не удивленной, — медленно проговорил он, — а скорее испуганной. Почему, Барби?

— Потому что я почувствовала себя беспомощной из-за этого… водопада радости, — ответила она более правдиво, чем намеревалась.

Он посмотрел на нее; какое-то мгновение его лицо выглядело изумленным. Затем он вздохнул и вытянулся на постели. Она дала ему достойный ответ, это звучало правдиво, особенно потому, что свобода так долго преобладала над всеми ее чувствами.

— Но, Барби, я точно так же был беспомощным и порабощенным, — сказал он тихо. — Ты должна научиться доверять мне, а я — тебе. То, чем мы поделимся друг с другом, каждый из нас может использовать против другого.

— Если мы поделимся. — Голос Барбары звучал твердо. Она вспомнила о целой веренице других женщин, которые прихорашивались, выслушивая лесть Альфреда. Не слышала ли каждая из них те же спокойные слова?

Альфред совершенно неверно понял ее, связав упрек с ее безрассудным поведением перед близостью.

— Если ты огорчилась, потому что чувствовала гнев, ускользая от меня, в то время, как я хотел дать тебе удовольствие…

— Какой гнев? — перебила Барбара, удивившись настолько, что даже села. Затем она испытала еще большее недоумение, когда темная кожа Альфреда покраснела.

— Мне не следовало позволять твоему отцу доставлять тебе подарок жениха, но…

— Я не рассердилась, — засмеялась она. — Я едва не встала на колени и не поблагодарила Бога за твой здравый смысл. Те, кто любит меня, едва не прослезились, а завистники облизывались, довольные моим позором, когда пришло время идти в церковь, а никакого подарка не прибыло. — Она наклонилась и коснулась его лица, став серьезной. — Я благодарю тебя, милорд. Ты был великодушен, подавив свою гордость, чтобы не причинить мне обиды. Могу ли я сердиться?

Она казалась искренней, но женщины придают такое значение сокровищам, которые напоминают о великих днях в их жизни… Альфред почувствовал, что должен выяснить все до конца.

— Я, конечно, верну их твоему отцу, а ты сможешь выбрать у ювелира все, что захочешь, — поспешно горячо заверил он.

— О, я думаю, отец вряд ли собирается носить драгоценности своей матери.

Барбара почувствовала разочарование. Она всегда жаждала иметь это ожерелье и браслеты. Никто не смог бы сделать ничего подобного этим украшениям, не просто прекрасным, но волшебным. Поговаривали, будто в них зашифрованы какие-то магические заклинания, только некому верно разгадать их.

— Нет, любимая, нет! — Альфред тоже сел и обнял ее одной рукой. — Они — твои. Во всяком случае, Норфолк берег их именно для тебя. Но когда я вспомнил — слишком поздно, после того как потратил несколько часов на это глупое празднование, вместо того, чтобы попытаться найти для тебя что-то стоящее, — твой отец предложил преподнести украшения как мой подарок. Я сказал только, что верну их, потому что боялся, что ты всегда будешь чувствовать себя обманутой, не получив ничего от меня. Но ты не будешь. Я клянусь.

— В этом я тебе доверяю. — Барбара громко засмеялась и положила голову ему на плечо. — Никто и никогда не называл тебя невеликодушным, Альфред. — Потом вдруг она выпрямилась и отодвинулась от него, чтобы ясно видеть лицо своего мужа. — Было о чем беспокоиться? Глупец! Ты испугал меня до полусмерти тем, как ты глядел на меня весь день, словно какое-то несчастье постигло нас, но ты не осмеливаешься сказать мне о том, что произошло.

— Я напугал тебя до смерти? — с негодованием повторил Альфред. — А как ты посмотрела на меня, когда я взял твою руку у алтаря? Я подумал, что ты отречешься от меня прямо там, в соборе.

— Какое отношение ты имел к моей обеспокоенности? — раздраженно спросила Барбара. — Король…

— Я был женихом! — прервал Альфред с высокомерным негодованием. — Вообще допускается, что невеста выглядит испуганной у алтаря, но причиной является человек, который будет ее мужем.

Барбара снова расхохоталась.

— Тебе следовало бы знать меня получше! Мы были друзьями больше десяти лет. Мне нужно быть идиоткой, чтобы внезапно испугаться тебя.

На мгновение Альфред почувствовал себя глупо, и не из-за того, что огорчился по поводу подарка, а из-за своих бессмысленных страхов потерять ее навсегда. Она была с ним так непринужденна, не пытаясь прикрыть свою наготу, ее глаза, когда в них попадал отблеск свечей, сияли голубизной, а не холодным серым светом, так что Альфред едва не рассмеялся сам. Но затем он вспомнил ее напряженный голос, выкрикнувший: «Сделай это! Возьми меня и сделай это!» Контраст с тем, что она сказала, был слишком резок, чтобы просто отмахнуться. Он покачал головой.

• Предыдущая
• 28/83
• Следующая