Подлунный квест (СИ) - Кащеев Денис - Страница 5

— Долгая история. Но главное, что нам все же удалось избавить тебя от клейма. Правда, оказалось, что это меньше, чем полдела. После долгого пребывания в холопстве человек утрачивает личность. Так вышло и с тобой. Потребовалось время, чтобы ты снова обрела себя. И вот сегодня… — я широко улыбнулся. — Сегодня наконец это случилось!

— То есть, я не помнила, кто я такая? — сдвинув брови, уточнила Светка.

— Скорее даже не осознавала себя человеком. Просто тело без воли и эмоций… — про мучительные приступы я предпочел не упоминать — хватит пока с Каратовой и прочих новостей.

— Жуть какая! — поежилась девушка.

— Но теперь все будет в порядке, — заверил я ее.

— Очень на это надеюсь… А что с остальными нашими? С Дашкой, с пацанами? Они тоже где-то здесь, в больнице? — осведомилась Светка.

— Нет, — помрачнев, выговорил я. — Санек, как мне сказали, погиб. С Дашки сняли печать и, вроде как, пытаются вернуть личность… Но этим занимаются другие люди в другом месте. Постоянного контакта с ними у меня нет, так что не знаю, насколько там все успешно. О Кире — вовсе ни слуху ни духу.

— Понятно… — протянула Каратова. — Получается, мне еще, можно сказать, повезло?

— Так и есть, — кивнул я.

— А что на тебе за странная одежда под халатом? — спросила вдруг девушка. — Какая-то военная форма? Ты служишь в здешней армии?

— Учусь в кадетском корпусе. Что-то навроде магической академии.

— Понятно… — задумчиво повторила Светка.

— В следующем году ты тоже сможешь сюда поступить, — посулил я — может, и опрометчиво.

— Вот это вряд ли… — все еще погруженная в какие-то свои мысли, пробормотала Каратова. — Где я, а где магия?!

— Ты не поняла, тебя потому и похитили, что увидели магический потенциал! — принялся растолковывать я. — Холопов здесь используют как своего рода внешний аккумулятор маны, так называемый «бурдюк». Мана — это то, что расходуется, когда творишь магию…

— Почему тогда я не могу вот так? — моя собеседница сделала судорожный пасс рукой, похоже, зажав в пальцах воображаемую волшебную палочку.

Никакого чуда, естественно, не произошло.

— Потому что, кроме маны, нужны еще сила и знание техники, — менторским тоном пояснил я. — Но они, поверь — дело наживное. В отличие от… Кстати, давай-ка сразу и проверим, какой у тебя лимит! — пришла мне в голову идея.

— Лимит? Что еще за лимит?

— Предел маны, — поднявшись с табурета, я шагнул к Каратовой. — Дай мне руку!

— Будешь колдовать? — слегка нахмурилась она — ладонь, однако, протянула без возражений.

— В некотором смысле…

Мои пальцы коснулись Светкиных…

— Отставить, кадет! — громкий окрик от двери заставил меня обернуться: на пороге палаты нарисовалась одна из местных целительниц — Лариса Георгиевна, пухлая сорокалетняя тетенька, некогда ставившая меня на ноги еще после приснопамятного первого спарринга с Иванкой. С тех пор, ясное дело, немало маны утекло, вывихов было вправлено, костей срощено и рассечений залечено. Отношения с целительницей (пребывавшей, кстати, в офицерском звании поручика) сложились у меня достаточно доверительные — так, это именно она оформила мне свободный допуск в лазарет — тем более удивительным показался мне ее нынешний резкий тон.

— Светлана пришла в себя! — поторопился я сообщить Ларисе Георгиевне радостную новость, решив, что, возможно, целительница превратно поняла мои намерения в отношении пациентки.

— Знаю, — буркнула та.

«Уж не тем ли она недовольна, что не верила в благоприятный исход для Каратовой? — подумалось тут мне. — И пальцем о палец не ударила, чтобы его приблизить — все сделала Оши?»

— Я только хотел по-быстрому оценить ее магический потенциал, — пояснил я.

— Вы с ума сошли, кадет? — хмуро бросила на это Лариса Георгиевна. — Никаких магических воздействий на пациентку! Неужели это не ясно?

— Простите, госпожа поручик, — предпочел уйти я от конфликта.

— И вообще, выметайтесь-ка отсюда! — прикрикнула на меня целительница. — Еще на построение опоздаете!

— Простите, госпожа поручик, — повторил я. Однако выполнить приказ не поспешил. — Я ждал этой минуты добрых четыре месяца! Можно мне задержаться еще на пару слов? — сообразил я вдруг, что так и не сказал Светке самого главного. — Обещаю, никакой магии в отношении пациентки!

— У вас минута, кадет, — сменив-таки гнев на милость, кивнула Лариса Георгиевна и выплыла за дверь.

Проводив ее подозрительным взглядом, я сложил пальцы в фигуру маскировки — пряча не столько даже образ, сколько звук. Нужно было, конечно, с самого начала так поступить — да вот не сообразил. Оставалось надеяться, что до подслушивания чужих разговоров Лариса Георгиевна все же не опустилась.

— А сурово тут у вас, — хмыкнула между тем Каратова — ее я тоже накрыл маскировкой, так что меня Светка по-прежнему и видела, и слышала. Скорее всего, она даже не поняла, что формально я только что нарушил свое обещание целительнице не касаться пациентки магией.

Впрочем, маскировка девушке никак не могла навредить.

— Как и везде, — бросил я. — А теперь слушай внимательно: кто бы тебя ни спрашивал, ни в коем случае не говори, что мы из другого мира. По документам ты простолюдинка чухонского происхождения — так всем и отвечай. В подробности старайся не вдаваться. Забыла, мол. Должно прокатить: они не верили, что ты вообще хоть что-то вспомнишь.

— А что такое «чухонского происхождения»? — деловито спросила девушка.

— Значит, родом из Чухони… Или из Чухляндии. Дух знает, как правильно! Все по-разному говорят. По местным меркам это дыра дырой. К тому же, заграница. Никому особо не интересная.

— Заграница? — переспросила Каратова. — А здесь что за страна?

— Удивишься: Россия. Российская Империя.

— Понятно…

— Ладно, я побегу, — заявил я. — И впрямь скоро построение курса, потом занятия… Во второй половине дня загляну. А может, тебя уже и выпишут к тому времени…

— Хорошо бы, — вздохнула Светка.

— Ну, тогда до встречи!

Убрав маскировку, я наклонился к Каратовой и коротко чмокнул ее в задумчиво наморщенный лоб. В ответ девушка ухватила меня за руку и до хруста стиснула пальцы своими — прям вот словно предлагая прогнать через себя ману для оценки лимита.

Внутренне усмехнувшись, я осторожно высвободил руку — даст Ключ, наколдуемся еще! — и отступил к выходу из палаты.

в которой я веду разговор о девушках

К месту утреннего построения — расчищенной от снега площадке между пятым чертогом и зданием столовой — я подошел несколько раньше урочного времени, и все же добрая половина нашего курса уже топталась здесь в ожидании куратора. Пару месяцев назад вместо штабс-ротмистра Поклонской, разрывавшейся до того между нами и кадетами второго года обучения, нам назначили нового попечителя, некоего поручика Чубарова — совсем молодого, лет двадцати трех, офицера. В ходе своей, определенно, недолгой, но, должно быть, весьма доблестной армейской службы оный поручик лишился трех пальцев на правой руке — напрочь, так, что никакому целителю не восстановить — из-за чего был вынужден покинуть полк. Однако почетной отставке и пенсии предпочел не самый, наверное, благодарный труд заботы о юных кадетах.

Добряком его, впрочем, назвать никак было нельзя: спуску нам поручик не давал, безжалостно карая за малейшие нарушения. И дистанцию с нами, несмотря на свой не самый солидный возраст, держал так, как той же Поклонской и не снилось. Скажем, его имя и отчество — Елисей Елисеевич — я узнал лишь неделю назад, да и то совершенно случайно. Для всех нас он был исключительно «господин поручик» — это если в лицо. А за глаза чаще — «этот духов Чуб».

Кичащийся свой пунктуальностью, Чубаров всюду являлся минута в минуту, так что пока его на нашем импровизированном плацу не было. Кое-кто из кадетов, правда, все равно уже предпочел занять место в будущем строю — так сказать, во избежание. Кое-кто — но только не Воронцова. Едва завидя меня на тропинке, Милана, тряхнув своей шикарной черной косой, решительно поспешила мне навстречу.