Когда гаснут звезды (ЛП) - Маклейн Пола - Страница 1

Annotation

Анна Харт — детектив по розыску пропавших без вести в Сан-Франциско. Когда трагедия обрушивается на ее личную жизнь, Анна, отчаявшаяся и оцепеневшая, бежит в деревню Мендосино в Северной Калифорнии, чтобы оплакать ее. Она жила там в детстве со своими любимыми приемными родителями, и теперь она считает, что это, возможно, единственное место, оставшееся для нее. Однако в день, когда она туда приезжает, оказывается, что пропала местная девочка-подросток. Это преступление пугающе напоминает самый решающий момент в детстве Анны, когда нераскрытое убийство молодой девушки затронуло Мендосино и навсегда изменило общество. Когда прошлое и настоящее сталкиваются, Анна понимает, что ее привели к этому моменту. Самые трудные уроки ее жизни дали ей понимание того, как жертвы вступают в контакт с жестокими хищниками. Поскольку Анна становится одержимой пропавшей девочкой, она должна признать, что истинное мужество означает уйти с ее собственного пути и научиться впускать других.

Этот увлекательный и глубоко трогательный роман рассказывает, сплетая воедино реальные случаи пропавших без вести, теорию психотравм и намек на метафизику, историю судьбы, необходимого искупления и того, что требуется, когда случается худшее, чтобы вернуть нашу жизнь — и нашу веру друг в друга.

От автора бестселлера «Парижская жена» по версии «Нью-Йорк Таймс» — новый роман о переплетенных судьбах и душераздирающем напряжении; о детективе, скрывающейся от мира. О серии исчезновений, которые уходят корнями в ее прошлое. Может ли их решение помочь ей исцелиться?

Пола Маклейн

Когда звезды гаснут

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

Оригинальное название: When the Stars Go Dark

Автор: Пола Маклейн / Paula McLain

Перевод: maryiv1205, pikapee

Редактор: Карина Романенко

«Вот этот мир.

Будет происходить прекрасное и ужасное.

Не бойся».

— Фредерик Бюхнер

ПРОЛОГ

Мать, которая сорвала с себя платье, когда полиция пришла к ней домой с новостями, а затем побежала по улице в одних туфлях, в то время как ее соседи, даже те, кто хорошо ее знал, прятались за своими дверями и окнами, страшась ее горя.

Мать, которая крепко прижимала к груди сумочку дочери, пока машина скорой помощи уносилась прочь. Розово-белую сумочку в форме пуделя, перепачканную кровью.

Мать, которая начала готовить для детективов и местного священника, пока они пытались объяснить ей, что произошло; она изрезала пальцы в кровь, пока нарезала гору лука и мыла посуду в обжигающе горячей воде. Никто не мог заставить ее сесть. Сесть означало признать произошедшее. Принять это.

Мать, которая после опознания тела своего ребенка, выйдя из морга, шагнула под находящийся под напряжением вагон метро; удар отбросил ее на шесть метров, из кончиков пальцев — там, где проходил ток, — шёл дым, а губы почернели. Но она выжила.

Мать, которая когда-то была знаменитой актрисой, а теперь ждала новостей, как ледники ждут на дальней оконечности земного шара, застывшая и тихая, чуть живая.

—

Мать, которой я была в тот июльский день, стоя на коленях, когда врач скорой помощи пытался достучаться до меня словами, предложениями, окликами. Я не собиралась отпускать тело своего ребенка. «Детектив Харт», - повторял он снова и снова, пока мой разум, задыхаясь, стремительно угасал. Как будто я все еще могла существовать.

ЧАСТЬ 1: ЗНАКИ И ТУМАНЫ

— 1-

Ночь кажется искромсанной в клочья, когда я покидаю город сквозь рваный туман под нависающим сентябрьским небом. Позади меня холм Потреро — участок мертвого пляжа, весь Сан-Франциско без сознания или в забытьи. Над линией облаков поднимается жуткая желтая сфера. Это гигантская и пухлая луна цвета лимонада. Я не могу перестать смотреть, как она катится все выше и выше, пропитанная яркостью, как рана пропитана кровью и болью.

Никто не придет, чтобы спасти меня. Никто никого не может спасти, хотя когда-то я искренне верила в обратное. Я верила во многое, но теперь я вижу единственный путь вперед — это начать с нуля; даже меньше, чем с нуля. У меня есть только я и никого другого. У меня есть дорога и змеящийся туман. И у меня есть эта измученная луна.

—

Я веду машину до тех пор, пока не перестаю видеть знакомые места, не перестаю смотреть в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что меня не преследуют. В Санта-Розе за автостоянкой супермаркета спрятан отель «Травелодж», вся его территория пуста и хорошо освещена, как бассейн ночью, в котором никого нет. Когда я звоню в звонок, издалека доносится голос ночного администратора, а затем она бодро выходит на порог, вытирая руки о яркое хлопковое платье.

— Как дела? — интересуется она. Самый безобидный вопрос в мире, на который невозможно ответить.

— Все хорошо.

Она протягивает регистрационную карточку и фиолетовую ручку, испещренная ямочками кожа под ее рукой раскрывается, как крыло. Я чувствую, как она осматривает мое лицо, волосы. Она смотрит на мои руки и читает написанное мной вверх ногами:

— Анна Луиза Харт. У вас очень красивое имя.

— Простите?

— Разве вы так не считаете, дорогуша? — В ее голосе слышны богатые карибские нотки, которые наводят меня на мысль, что «дорогушами» она называет все приезжих.

Это тяжелый труд — не передергиваться от ее доброты, стоять в зеленоватом свете люминесцентной лампы и переписывать номер водительского удостоверения. Разговаривать с ней так, будто мы просто двое обычных людей в обычном месте, живущих без единой проблемы.

Наконец она отдает мне ключ, и я иду в свою комнату, с облегчением закрывая за собой дверь. Внутри есть кровать, лампа и один из тех странно расставленных стульев, на которых никто никогда не сидит. Плохое освещение превращает все в унылые тряпки: и безвкусный ковер, и покрывало на кровати, напоминающее целлофан, и занавески, на которых частично нет петель.

Я кладу сумку в центр кровати, достаю Глок-19 и засовываю под жесткую подушку, чувствуя себя увереннее, когда он рядом, словно это мой старый друг. Полагаю, так оно и есть. Затем я хватаю сменную одежду и принимаю душ, стараясь не смотреть в зеркало, когда раздеваюсь, лишь взглянув на свою грудь, которая затвердела как камень. Правая горячая на ощупь, с покрасневшей ареолой вокруг соска. Я включаю настолько горячую воду в душе, насколько это возможно, и стою там, сгорая заживо, но даже это не приносит облегчение.

Я вылезаю из душа, держу мочалку под краном, а потом разогреваю ее мокрую в микроволновке, пока она не начинает дымиться. Жар кажется вулканическим, когда я сильно прижимаю ее к себе, обжигая руки, и сгибаюсь пополам над унитазом, все еще голая. Обвисшая плоть вокруг моей талии ощущается такой же резиновой и мягкой, как спущенный спасательный круг.

С мокрыми волосами я иду в круглосуточную аптеку, покупаю эластичные бинты и молокоотсос, пакеты и большую бутылку мексиканского пива. У них на складе есть только ручной отсос, неудобный и отнимающий много времени. Возвращаюсь в комнату, где тяжелый устаревший телевизор отбрасывает косые тени на голую стену. Я использую молокоотсос, выключив звук в испанской мыльной опере, и пытаюсь отвлечься от боли. Актеры с гипертрофированной мимикой исповедываются друг другу, в то время как я прикладываю сначала одну грудь, а затем другую, дважды наполняя резервуар, а затем сливая молоко в пакетики, которые маркирую датой «21 сентября 93 года».