Любовь из пробирки (СИ) - Ильина Настя - Страница 16

— Не она так кто-то другой, — всплёскивает руками мама. — Борис просто такой человек! Он бабник! Кобелина! Вот кто твой бывший муж! И Клара уже понесла наказание.

Я сглатываю ком и обращаю внимание на подошедшую к нам официантку.

— Мне, пожалуйста, некрепкий сладкий чай и булочку с корицей, — делаю я заказ и снова смотрю на маму.

Она прям вся кипит возмущением. За мою младшую сестрёнку.

— Я больше не хочу говорить о Кларе. Я предупреждала — у меня больше нет сестры!

— Не смей говорить так! — почти кричит мама и принимается нервно постукивать подушечками пальцев по столешнице.

Я обращаю внимание на её дорогой маникюр и понимаю, что в деньгах у них на самом деле нужды нет, а значит, мне следует делать меньше переводов и больше откладывать на счёт в банке, потому что помощи с ребёнком я не увижу и не жду вовсе.

— Мама, я пришла сюда только с одной целью — я хочу, чтобы ты дала мне номер телефона отца или адрес его дома. Я хочу встретиться с ним.

Мама багровеет от злости и кривит губы, всем видом давая понять, что ей моя затея совершенно не нравится. Впрочем, меня это сильно не волнует, потому что она, как минимум, могла бы поинтересоваться моим здоровьем для начала, но не стала этого делать, сразу же перешла к разговору о Кларе и топтанию по больным мозолям.

— Зачем тебе нужно с ним встречаться? Он бросил тебя маленькой. Если бы не Денис… Я не знаю, что было бы со мной и с тобой тоже.

— Бросил? — переспрашиваю я. — До или после того, как узнал, что ты беременна от Дениса?

Отношения между мной и отчимом никогда даже приятельские не напоминали. Мне всегда казалось, словно он молится богам, чтобы меня не стало, а мама ненавидит меня за то, что мешаю ей построить самую настоящую, идеальную, семью с любимым мужчиной.

— Да как ты смеешь так говорить со мной, Мира? — возмущается мама и шмыгает носом.

— Ладно… Прости, — пожимаю я плечами. — День не задался.

Я была воспитана так, что к осознанному возрасту прекрасно понимала: какой бы ни была мама, она всегда останется человеком, подарившим мне жизнь. Она не выбросила меня на улицу и не отдала в детский дом. Я росла в семье, пусть и не ощущала себя любимой дочерью. И я была благодарна ей за всё.

— Я не дам тебе номер телефона твоего отца, Мирослава. У меня его и нет даже, а если бы и был… Не дала бы. Этот человек бросил тебя, а ты хочешь к нему пойти на поклон?

Мне причиняют боль мамины слова. Я кладу на столешницу сто рублей, потому что больше заказанные чай и булочка точно не стоят, и быстрым шагом иду прочь из кафе. Почему-то именно сейчас меня захлёстывает такая сильная обида, что я просто не могу сдержать эмоции внутри себя.

— Мира, мы не договорили! — кричит мама мне вслед, а я смаргиваю слёзы, вытираю щёки тыльными сторонами ладоней и выхожу на улицу.

Так и знала, что встреча с ней ничего хорошего мне не принесёт.

На парковке замечаю Ивана Александровича: он стоит и курит у своей машины. Понятия не имею, что он тут делает, но мы пересекаемся взглядами и, поймав улыбку на его губах, я направляюсь к нему.

— Мирослава, как неожиданно видеть вас здесь… — произносит он.

— Поверьте, мне тоже. Вы как попали на другой конец города? Или каждый день приезжаете сюда отобедать из-за вкусных булочек? — спрашиваю я.

— Вы плакали, — говорит он.

— Бывает… Гормоны шалят, — отвечаю и шмыгаю носом. — Такое состояние нормальное для беременных.

— Для беременных? Мира, что за бред ты несёшь? — слышу голос матери со спины и оборачиваюсь в её сторону.

Как она успела так быстро догнать меня? Мне остаётся только схватиться за голову руками и сбежать отсюда, потому что оправдываться я не хочу.

— От кого ты беременна? — спрашивает мама настойчивым голосом, не обращая внимания на тот факт, что мы не одни.

— Это только моё дело! — отвечаю я. — Иван Александрович, прошу прощения.

Я не могу сейчас оставаться и разговаривать дальше с мамой или с новым боссом. Мне для начала лучше успокоиться и привести мысли в порядок. Спешу в свою машину и покачиваю головой, давая маме знак, что разговор окончен.

Я смотрю на женщину, сверлящую взглядом спину Мирославы, и думаю — кто она такая. Ей лет пятьдесят: об этом говорят проступающая седина на висках, которую не берёт краска для волос, и морщинки в уголках глаз. Выглядит она хорошо для своих лет, я бы даже сказал — слишком хорошо. Мирослава выруливает машину с парковки, и женщина смотрит на меня, чуть вздёргивая свой заострённый подбородок. Её форма лица напоминает сердечко, и у меня проходит ассоциация с червовой королевой из «Алисы в Стране чудес». Брови выщипаны тонкими дужками, меня аж передёргивает. Я за естественность. Конечно это не значит, что женщина должна растить дремучий лес над глазами, если у неё повышенная растительность, но и такие тонкие ниточки наблюдать не особо приятно.

— Вы её осеменитель? — спрашивает незнакомка, кривя свои узкие губы.

— Простите?! — удивлённым голосом задаю ей встречный вопрос.

— Мира сказала, что беременна. От вас? — она склоняет голову набок и щурится.

— А вы, извините, кто такая, чтобы задавать мне подобные вопросы? — начинаю злиться я.

— Я её мать! И мне важно знать, от кого беременна моя дочь: от вас или снова от Вольского?!

Мда… По поведению этой «барби» делаю выводы, что с мамой Мире как-то не очень повезло. Она готова вот так просто обсуждать беременность собственной дочери с человеком, которого видит впервые? Она даже не знает меня. Я просто босс для Мирославы, а её мама вполне серьёзно опускает дочь передо мной.

— Плохая, значит, мать, раз понятия не имеете, от кого беременна ваша дочь, — отвечаю с нотками цинизма в голосе. — Прошу прощения, но если вы не отойдёте с дороги и не дадите мне выехать, то превратитесь в кеглю.

Я сажусь в салон, слушая её возмущённые охи и ахи, доносящиеся мне в спину. Сбивать я её, конечно, не собираюсь… Мне ещё срока не хватало, но припугнуть — да. Я не хочу выслушивать какую-то самозванку-мать, которой даже дочь ничего рассказывать не захотела. Хватило уже женщины Вольского.

Выезжаю с парковки и направляюсь в сторону «Атланты», потому что с Мирославой мы так и не обсудили её перевод. Кроме того, она села за руль в растрёпанных чувствах, и внутри меня поселилась тревога. Вообще, беременным можно водить машину?

Я думаю о её беременности, сопоставляя шквал вопросов от её матери со словами девицы Вольского, и склонен больше доверять удивлению матери, ведь она точно знала бы о бесплодии дочери, если таковое имело место. Или нет?

Мотаю головой, чтобы избавиться от наваждения и перевожу мысли в рабочее русло. Мне в последнюю очередь следует разбираться — лжёт Мира или нет, потому что я не копаюсь в нижнем белье каждого сотрудника. Я уже даже убедил себя, что если беременности нет, то ей можно выдать премию за сообразительность, что поняла, как удержаться на работе.

Останавливаюсь на парковке «Атланты» и какое-то время сижу в машине, глядя на вывеску. Я даже успеваю подумать о том, что Мирославе тяжело будет покидать это гнёздышко, которое, судя по всему, было её руками свито. Впрочем, в первую очередь меня должна волновать стабильность окупаемости моих вложений — трезвая голова на плечах превыше всего в таких вопросах.

Выхожу из машины и направляюсь в здание. В эту секунду на небе раскатывается гром, и сверкает молния. Дождь начинает лить как из ведра, и я оказываюсь внутри, больше напоминая мокрого замухрышенного голубя — это узнаю, бегло окинув собственное отражение в зеркале, размещённом на стене и бросающемся в глаза с входа.

— Иван Александрович! — поднимается на ноги администратор, с которой я общался утром. — Вам может кофе налить?

— Нет. Спасибо. Мирослава у себя? — спрашиваю холодным тоном, потому что взбешён этим резким изменением погоды. Ещё сильнее бешусь, когда смотрю на улицу и вижу слепящее солнце. Буквально пару минут прошёл дождь и всё, засияло! Как будто меня специально из ведра полили.