Эсминцы против линкоров (СИ) - Ангелов Августин - Страница 45

А вот жена Александра Лебедева, наоборот, коммуналке даже обрадовалась, потому что для нее это и было привычным местом жительства. В подобных коммунальных условиях прошло все ее детство. До этого переезда, в большой отдельной квартире родителей своего мужа, Наташа все время чувствовала дискомфорт, ощущая себя бесправной приживалкой в богатой семье. Да и у Добрыниных, которые их потом временно приютили, это чувство не оставляло Наташу, даже обострившись еще более. Теперь же ситуация несколько уравняла ее в правах. Так, по крайней мере, она решила для себя, когда все же поддалась на уговоры свекра и заселилась в коммунальную комнату. И получилось так, что им с Сашей досталась вполне неплохая пятнадцатиметровая комнатенка. Она была длинной и узкой, но с высоким потолком и видом из единственного окна на главный проспект Ленинграда.

Родители Саши заселились рядом в двадцатиметровую комнату, правда, их жилплощадь оказалась проходной. Впрочем, сразу сообразили перегородить ее шкафами на две части. Отчего ближе к окну получилась отгороженная спаленка, а между входной дверью и дверью в комнату молодых образовалось достаточное пространство, которое использовалось одновременно в качестве прихожей, гостиной и импровизированной кухни. Так что на тесноту внутри коммунальных комнат семье Лебедевых жаловаться совсем не приходилось. В то время, как их новые соседи ютились в десяти и двенадцатиметровых комнатушках вчетвером, с видами на мрачный двор-колодец, где никогда не показывалось солнце, Лебедевы, можно сказать, занимали царские апартаменты с хорошим видом.

Вся обстановка имела самый простецкий дизайн. Стол дореволюционного вида с венскими стульями, тяжеловесный деревянный комод, книжные полки без стекол с книгами, пара шифоньеров, железные кровати, зеркало в раме, привешенное к стене, да вешалка-стойка с рожками у дверей. Поскольку все прежнее имущество погибло на пожаре в рухнувшем доме, новое пришлось прикупать впопыхах. Анна Лебедева слыла особой прижимистой, как и положено финансисту, потому она и не видела смысла тратиться на дорогую мебель для временного жилища. Помимо всего прочего, в углу на маленькой полочке расположился новенький черный телефонный аппарат. И не общественный, а индивидуальный. Персональная линия, чтобы соседи даже не вздумали занимать важный канал связи. Из явных привилегий руководителя высокого ранга в нынешнем жилище корпусного комиссара осталась, пожалуй, только эта деталь.

Та ночь для молодых пролетела, как одна минута. И все у Саши с Наташей было хорошо, если не считать, что кровать с металлической сеткой ужасно скрипела под ними почти до самого утра, отчего никто в семье, конечно же, не выспался. Да и соседи поутру угрюмо косились на молодых на общественной кухне и в очередях в туалет, а также в ванную. Впрочем, влюбленные не обращали на недовольных соседей внимания, по-прежнему улыбаясь друг другу. Ровно в семь из штаба флота приехал к дому автомобиль, вызванный отцом по телефону, и пришло время расставаться с родными женщинами в очередной раз.

В штабе КБФ с самого утра суетились, бегали по коридорам помощники начальников, курьеры, связисты и вестовые. Кто-то навел шороху или случилось что-нибудь? Но нет. Когда Александр поднялся следом за отцом к адмиральским кабинетам, то сразу выяснилось, что просто Трибуц решил немного пораньше, чем обычно, начать совещание. Объяснял тем, что доклады за ночь пришли из Ханко в полном объеме. И к утру вся картина вчерашнего столкновения с главными силами кригсмарине полностью прояснилась во всех подробностях. Вот командующий флотом и хотел побыстрее выработать дальнейшую тактику действий.

Саша на этот раз оказался в курсе происходящего, потому что отец взял его с собой на совещание флотского начальства. В сущности, он уже был представлен отцом и Трибуцу, и Пантелееву, да и о его успешном рейде на торпедных катерах против финнов в штабе все знали. Так что и не удивился никто. Восприняли его присутствие высшие командиры вполне благожелательно. Вот только он сам до сих пор немного стеснялся находиться среди флотоводцев, отчего и не знал, что говорить, а больше слушал то, что говорят старшие и опытные начальники.

А картина вырисовывалась следующая. Оказывается, один из подводников «Стаи красных акул» потопил вчера сразу два немецких корабля, отправил на дно легкий крейсер и эсминец. Причем, ушел от преследования вражеских кораблей, не получив ни единого повреждения. И все обсуждали невероятно результативные действия этого героя по фамилии Иванцов, командира субмарины с номером «Щ-323». А вот три другие подводные лодки, которые прикрывали Ханко, успехов не добились. И одна из них даже попала под немецкие авиабомбы. К счастью, не затонула, но повреждения получила достаточно серьезные.

Как понял Александр, особенно неприятным сюрпризом для руководства стало то, что двенадцатидюймовые орудия береговой обороны на железнодорожных транспортерах выпустили по вражеским кораблям по полторы сотни снарядов, но не добились ни единого попадания. Стреляли и новые семидюймовые пушки, но с тем же результатом. На совещании определили причину такой нерезультативной стрельбы в том, что разброс слишком большой на расстоянии, выбранном немцами для обстрела, да и противник постоянно маневрировал, но ближе к берегу так и не подошел, опасаясь, по-видимому, минных заграждений. Правда, стрельба немецких линейных кораблей тоже оставляла желать лучшего. Попали они только в минный склад, разнесли тяжелыми снарядами в щебень две пустых казармы, повредили склад амуниции, да уничтожили одно из пятидюймовых орудий береговой батареи вместе с расчетом. Плюс пожары, которые возникли на базе в десятке менее значительных мест и были все потушены к утру.

Что же касается итогов морского боя эскадры легких сил, то прошел он не слишком удачно. Крейсер «Максим Горький» и лидер «Ленинград» пошли на дно, а их экипажи погибли почти полностью. Большой утратой стала гибель контр-адмирала по фамилии Дрозд со всем его штабом, который находился на крейсере. Но и противнику сумели, все же, нанести немалый урон. Крейсер «Нюрнберг» и еще один немецкий эсминец удалось уничтожить. А вот добраться до немецких линейных кораблей нашим силам, прикрывающим базу на Ханко, так и не удалось. В сущности, сумели «Тирпиц» и «Шарнхорст» подойти к нашей базе, безнаказанно обстрелять ее и безопасно уйти обратно. И именно этот факт волновал флотских начальников больше всего.

В тот день, понедельник седьмого июля, над Ленинградом погода стояла ясная. День выдался по-настоящему летним, безветренным и даже жарким. Солнце с безоблачного неба припекало, почти как на курорте. Но, на воде, как всегда, ощущалась прохлада. В летнюю жару даже водяные брызги, вылетающие из-под форштевня и попадающие в лицо пассажиру, казались вполне приятными. Разъездной катер вез Александра Лебедева в Кронштадт, где в ту пору располагался штаб особого отряда торпедных катеров волнового управления.

Новое назначение вместе со всеми необходимыми бумагами молодому капитану-лейтенанту оформили сразу после совещания командного состава. А приказ подписал лично Трибуц. Согласно тексту приложения к этому приказу, командир безэкипажных катеров наделялся особыми полномочиями. Он имел право запрашивать любые материальные ресурсы флота, подбирать в отряд любых специалистов по своему усмотрению, увольнять тех, кто не справляется, менять персонал, исходя из целесообразности, проводить учения и боевое слаживание на акватории Финского залива, а также привлекать к действиям особого отряда авиацию флота помимо тех гидросамолетов, которые уже были за подразделением закреплены. В списке катеров волнового управления значились восемнадцать единиц, а самолетов МБР-2ВУ имелось четыре штуки. Отчитываться за свои действия командир особого отряда должен был напрямую перед руководством штаба флота. И никакие командиры на местах указом для него не являлись.

Довольный новым назначением, Саша смотрел с воды на мирный пейзаж родного города, отмечая про себя, что уже заново привык к предвоенному виду Ленинграда без развязок кольцевой автодороги и скоростного диаметра, а также без всех тех районов высотных жилых домов, которые появились в первые десятилетия двадцать первого века. Да и районов девятиэтажных брежневок и пятиэтажных типовых хрущевок тоже еще не существовало. Даже знаменитые сталинки Московского проспекта, сформировавшие послевоенное лицо города, тоже еще построены не были, хотя строительство их уже началось. А сам проспект пока носил название Международного, но позднее, с 1952-го до 1956-го, будет носить имя Сталина.