Король Теней (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик - Страница 64

— Темные тайны, — выдавил Адам. — Двери, которым лучше оставаться закрытыми. Осмелитесь ли вы открыть эти двери и посмотреть, что…

— О, мы осмелимся! — крикнул один из мужчин, спровоцировав новый взрыв смеха.

— … что скрывается за ними, — продолжал говорить Адам. — И узнать то, что знают только самые причудливые мистики этого мира. За одними потайными дверями находятся другие потайные двери. И так далее, пока…

Он остановился, потому что смех перерос из отдельных смешков в хохот. Среди аудитории царило настоящее веселье, и некоторые из его неблагодарных и нелюбезных зрителей показывали на Адама пальцами так, будто его мантия была костюмом придворного шута.

Адам обливался потом, сердце бешено колотилось, а стены будто начинали сдвигаться вокруг него. Он почувствовал горячую вспышку гнева и боль унижения и прокричал следующее послание, хотя голос звучал невнятно и глупо.

— … до скончания времен!

Вспышка гнева вызвала только еще больше смеха, и сын Черного Ворона почувствовал, как его равновесие пошатнулось. Он в ярости крикнул насмешникам:

— Я Доминус!

И снова смех. Бесконечный смех, эхом отскакивающий от каменных стен. Люди показывали на Адама пальцами и хохотали над им одним известной комедией. Внезапно Адам уловил слева от себя какое-то движение и обернулся, едва не упав от увиденного: мужчина в маске осла отодвинул малиновый занавес. В этот момент сын Черного Ворона понял, что за особые тайны тут крылись.

В нише в стене стояла статуя в человеческий рост, ее поверхность из черного дерева была отполирована и сияла в свете ближайших ламп. Это была крылатая фигура, одетая в бронированный нагрудник и сидящая на богато украшенном троне, ее ноги покоились на мировом шаре, а раздвоенные копыта были прижаты друг к другу. В правой лапе был зажат скипетр, в левой — перевернутое распятие. У статуи была козлиная голова с узловатыми рогами, которые загибались примерно в двух футах от черепа, и когда Адам посмотрел на это существо, ему показалось, оно улыбнулось ему.

Смех превратился в визг множества людей, слившийся в единую какофонию.

Адам видел, как гости падали ниц перед этим идолом, в котором он узнал сатану — главного врага своего отца, всегда оказывавшегося на шаг впереди. Медленно, сквозь мутный туман, окутывающий его разум, Адам начал понимать, что это — и есть бог Гэвина Флея, и эти люди прославляли его, хотя и не молились ему напрямую. А его — Доминуса — позвали сюда для развлечения, и он был смехотворно бледным на фоне сидящего на троне существа.

Гости распростерлись по полу и бились в экстазе. Когда Адам попытался сделать шаг прочь с платформы, он обнаружил, что его ноги онемели и больше не держат его вес. Поэтому он упал на каменный пол среди тел. Лица качались перед ним, крики пронзали уши. А затем, словно в полусне, Адам услышал клич, сопровождаемый почти истерическим смехом:

— Я хочу, чтобы он сделал это!

Адам почувствовал, как его поднимают и тащат. Кто-то не дал ему снова упасть. Неизвестный гость вложил что-то ему в руку, и пальцы нащупали кожаную рукоятку.

Рядом прозвучал голос Флея:

— Выпорите его!

Адама привели в другую комнату, где на стене висели плети и цепи, а прямо перед ним, растянутый на средневековой дыбе, на животе лежал человек, связанный по рукам и ногам кожаными веревками.

— Выпорите его! — Теперь в голосе Флея звучала ярость, которая заставила Адама подумать, что он оказался заперт в клетке с дикими зверями.

Его окружили, заставили взмахнуть плетью, и та с оглушительным щелчком скользнула по спине мужчины. Затем снова и снова. Человек забился в экстазе и застонал. Когда истязаемый повернул голову, Адам узнал в нем Маркама, друга Флея. В следующее мгновение ему померещилось на дыбе тело самого Черного Ворона.

Он нанес удар. Затем еще один. И еще.

И тогда он понял, что его руку больше никто не направляет.

— Великолепно! Великолепно! — кричал Флей.

Хлыст продолжал свою свистящую песнь, и человек с лицом Еноха Блэка плакал слезами извращенного удовольствия. Адам почувствовал прилив сил, возрождение, пробуждение, и он продолжал наносить удары с пьяной силой, потому что теперь в его смятенном сознании он был хозяином хлыста, а его несчастный отец был слугой.

Он знал, что в этой камере проводятся и другие пытки… если только эти поклонники темной стороны считали их именно пытками, а не особым видом развлечения. Здесь же одну обнаженную женщину начала хлестать другая обнаженная женщина, рядом мужчину поднимали вверх ногами на цепях. Вокруг роились и танцевали фигуры, лиц которых Адам уже не различал.

В дальнем конце зала закричала женщина — так громко, будто она увидела привидение. За криком последовал головокружительный смех.

Адам продолжал наносить удары хлыстом, зачарованный красными рубцами, которые странным приятным узором проступили на спине и ягодицах мужчины. Его рука, казалось, обладала собственной волей, и, хотя какая-то часть его желала, чтобы это прекратилось, пьянящая грубая сила привлекала его больше. Он чувствовал себя во сто крат могущественнее, чем на любом представлении, где он играл Доминуса.

Сын Черного Ворона остановился только тогда, когда Флэй — или кто-то другой, поскольку зрение Адама сузилось до темного туннеля, — схватил его за запястье и вырвал хлыст из его руки. Адам стоял, продолжая делать взмахивающие движения, пока чей-то влажный рот не прижался к его уху, и женский голос не сказал:

— Я хочу длинного мальчика.

Его затащили в комнату, бросили на матрас и сняли с него одежду. Его мышцы были слишком слабы, чтобы возражать.

Кто-то с напудренным белым лицом — леди Эмбер? — набросился на него с яростью шторма. Во время этой бури он осознал, что у женщины, которая так страстно держала его, было три груди.

Ночь продолжалась, и Адам чувствовал себя тряпичной куклой. Вокруг двигались люди, слышались крики, смех и щелчки кнута. Крики превращались в стоны боли и удовольствия, а резкий смех отскакивал от стен, размножался и затихал.

Он не знал, сколько тел навалилось на него этой ночью. Он чувствовал запах пота — то мужского, то женского. В какой-то момент он ускользнул в темноту, уткнувшись лицом в то, что он принял за влажные подушки — хотя на самом деле это была пара чьих-то ягодиц.

— Вы голодны?

От мальчика, который, пошатываясь, выбрался из постели и с трудом добрался до комнаты, в которой элегантно одетый Гэвин Флей сидел за обеденным столом перед стеклянной стеной, ответа не последовало. В саду порхали птицы, сквозь высокие ветви на зеленую траву струился солнечный свет. Глядя на все это великолепие, сын Черного Ворона внезапно почувствовал, как к горлу подкатывает горячая тошнота, и наклонился, чтобы выпустить ее.

— Если хоть одна капля упадет на мой мол, — спокойно сказал Флей, поднося ко рту кусочек кукурузного пирога, — вам придется слизать все до последнего кусочка.

Адам прижал руки ко рту и с трудом подавил приступ тошноты, заставив содержимое желудка опуститься обратно.

Флей съел пирог и запил его глотком какой-то темной жидкости. Перед ним на столе стояла тарелка с костями съеденной птицы.

— Вы достаточно отдохнули? — спросил он, приподняв бровь. — Я полагаю, стоит винить в этом Лилиан. Зелье, которое она вам подмешала, подействовало на вас сильнее, чем требовалось. Подойдите. Сядьте.

Адам, тело которого пульсировало, как больной зуб, остался стоять на месте.

— Не нужно раздражаться, — миролюбиво сказал хозяин. — Или что вы сейчас чувствуете? Гнев? Негодование? Поверьте, все это лишнее. Нельзя повернуть вспять то, что было сделано.

Адам заставил свои губы шевелиться. Челюсти запротестовали, словно их разомкнули суровым инструментом дантиста.

— Законники, — выдавил он, — должны знать о том, что тут происходит.