Девочка в реакторе (СИ) - Котова Анастасия - Страница 71

— Я не готов предать свою страну! Свой народ! Своих близких, в конце концов! — воскликнул бедолага в костюме, выдержав драматическую паузу и всматриваясь в происходящее в городе. — Я с большим трудом простил тебе Чернобыль, но Арзамас тебе никогда не прощу!

— Это всего лишь несчастные людишки, да к тому же, никому не нужные, — на бледном лице появилась ухмылка. Едва заметная издевка спряталась в уголках губ. — Знаете, я могу и передумать. У вас много врагов в партии, Михаил Сергеевич. Например, Борис, с которым вы не можете нормально контактировать. Он только и ждет, чтобы вам насолить…

— Чем же мы так тебе насолили, а? Что мы такого сделали, что ты готов предать и развалить собственную страну, в которой родился, в которой прожил не один год? А? Скажи? Или это большой секрет?

— Тебя это не касается, — сухо репортировал Долгожитель. — Ты сделал то, что от тебя требовалось. Живи дальше… если сможешь.

И, развернувшись, он покинул непристойную для него компанию.

…Она распахнула объятия, когда он вышел ей навстречу. Сильный порыв жаркого и от этого сухого ветра трепал полы пиджака. Ровная и спокойная походка заставляла сердце биться чаще, а черные зрачки — расширяться, всматриваясь в упругое тело, спрятанное под одежду поджарую кожу, необычайную стройность и красоту.

— Привет. — Он обнял ее за талию, слегка прижимая к себе.

— Привет! — этот мужчина со строгим профилем возбуждал в ней, в совсем еще молоденькой девочке, необычное желание, страсть к жизни, к охоте — она готова была биться за него с многочисленными соперницами, этими вертихвостками, которые, как ни странно, вызывали у него скуку.

— Нам придется уехать. — Он остановился и, повернувшись к ней, спрятал руки в карманах.

— Опять? — ее глаза расширились от удивления.

— Прости, детка. Проблемы. — Этот сухой и одновременно равнодушный ответ больно резанул по самолюбию.

Она опустила глаза и замолчала.

— Не нужен тебе этот человек! — в очередной раз воскликнула матушка, пытаясь достучаться до разума дочери. — Он нехороший, он погубит тебя!

— Зато он красивый! И он любит меня! — в ее голосе чувствовались нотки обиды от несправедливости. Она отбросила голову назад, открывая взор на тонкую лебединую шею, на едва прикрытое декольте с двумя пухлыми бугорками и снова принималась твердить: — Я ни за что его не брошу, я буду с ним до конца… что бы там не случилось! Услышь меня наконец! Что у тебя за манера читать мне нотации?

— Зато Пашка в тебя до сих пор влюблен, — ехидно заметила женщина.

— Мне плевать на Пашку, он мне никогда не нравился! — она фыркнула. — Да и что с него взять, ни рожи, ни кожи, одна сплошная проблема и мать-калека!

Матушка недовольно покачала головой:

— Вот оно, новое веяние моды…

— Все, мам, хватит! — ей хотелось сбежать из квартиры и больше не слышат материных нотаций. Она схватила первые попавшиеся под руку вещи и направилась к двери, виляя бедрами: — Я уже все решила, и ты это прекрасно знаешь! Ты уже не первый год пытаешься меня свести с этим Пашей, потому что я работаю медсестрой! Да, я не скрываю, что помогала им по первости по доброте душевной, но а потом все изменилось, я влюбилась в другого и ушла! Мне что, всю жизнь убирать за ним, и за его мамашей?!

— Лизонька, солнышко, ну как ты не понимаешь, этот человек, этот мужчина, тебя погубит! Ты вспомни Чернобыль, сколько людей там погибло! Это же его рук дело! — снова взмолилась несчастная мать.

Вещи из ее рук выпали.

— Откуда ты об этом знаешь?..

— Мне мое материнское сердце подсказывает!

Из ее уст вырвался едва слышный вздох облегчения.

— Оно ошибается, твое материнское сердце! Все будет хорошо, вот увидишь, еще будешь за меня радоваться!

Матушка покачала головой:

— Ох, Лиза, Лиза…

— Легасов Валерий Алексеевич покончил с собой вследствии тяжелой затяжной депрессии. Нам поступило анонимное письмо, где он якобы повинен в произошедшей на Чернобыльской АЭС трагедии. Его несовершеннолетняя дочь, Алина Валерьевна Легасова, пропала несколько лет назад и была обнаружена во время ликвидации последствий аварии…

В своих предсмертных записках он написал: “Моя дочь, будучи пятилетним ребенком, попала в детский дом — ее отвела туда собственная мать, с которой мы прожили больше двух лет. Я ушел, потому что больше не мог обманывать Маргариту и Ингу, они мои самые близкие люди. С сыном отношения не задались, он пошел по кривой дорожке, и это чувствуется в Алине. Два моих ребенка… Уму непостижимо! Неужели я настолько отвратительный родитель, что смог воспитать двух самых плохих, самых отъявленных преступника во всей истории СССР?”

Мила внимательно выслушала следователя и хмыкнула.

— Отчасти это правда. Валера действительно допустил, что его маленькая дочь оказалась на Чернобыльской АЭС, но в реактор ее швырнул не он, а этот Долгожитель. Кстати, вы так и не выяснили его настоящее имя?

— Мы покопались в архивах и нашли одну занимательную вещь. Среди архивных документов времен правления Александра Третьего обнаружилось письмо с донесением от некоего господина Грачевского. Его пасынок, Дмитрий Грачевской, восемнадцати лет отроду, был повинен в смерти российского царя. Ты наверняка помнишь, что Александр Третий погиб при обрушении поезда, в котором он ехал. Так вот, этот достопочтенный господин в открытую заявляет, что в этом виноват его пасынок — устроил небольшой террористический акт.

— Он бы запросто это устроил…

— Я не стану спорить, но в официальных документах написано, что смерть Александра Третьего произошла вследствии несчастного случая. То есть, винить в этом абсолютно некого, разве что, того человека, который закладывал рельсы…

— Получается, осудили невиновного человека…

— Да еще как! Отправили на урановые рудники! Это же верная смерть!

— Он выжил. Он до сих пор все еще живой.

— Да-а… Загадка…

— Он ждет, когда Алина придет к нему сама… и сама с ним расправится. Он так долго искал себе продолжателя его дела, и когда нашел, решил сыграть по-крупному. Его дело — мстить всему русскому народу: за тяжелое детство, за былые обиды, за скитания по стране и всему миру, за болезнь, от которой он не умер… Этот Долгожитель или Дмитрий полностью травмированный своими родителями человек. И ему удалось найти такую же девочку, и еще непонятно, что он ей там навбивал…

— Но как? Как ему удалось выжить?!

— Наверняка это останется тайной.

— А маленькая девочка? Как она смогла выжить в реакторе?

Мила повернулась и в упор посмотрела на следователя:

— Когда она заговорит, мы обязательно у нее спросим.

Следователь достал из портфеля видеокассету и вставил ее в видеомагнитофон. Щелкнул пультом, направив его в сторону панели на пузатом телевизоре, и сел в кресло напротив. Плеснул стоящего на журнальном столике коньяка в бокал с низкой ножкой и сделал большой глоток. Плеер с удовольствием проглотил кассету, и записанный на ней фильм воспроизвелся.

– “Это послеаварийная ситуация, — мягким и одновременно низким голосом произносил запечатленный на пленке академик Легасов — очки, надвинутые на глаза, сдавленная галстуком шея, взгляд, в котором поблескивали серьезность и одновременно грусть, — а это уже дорога, ведущая к станции, осуществляется транспорт необходимых средств, обеспечивающих ликвидацию…”

Мужчина, скорчив недовольную гримасу, схватил пульт и собирался нажать на красную кнопку, выключающую телевизор, как заметил среди сотни бледных лиц знакомого человека со строгим профилем и прилизанные гелем волосами. Незнакомец на экране подмигнул, почувствовав на себе интерес объектива.