Конторщица-2 (СИ) - Фонд А. - Страница 5

— И я возьму!

— И я!

— А какого цвета? — забеспокоилась Жердий.

— Зеленый в горошек, — ответила Репетун. — И еще есть кремовый, но там мало.

Бабы взволнованно загудели, зашушукались, горячо обсуждая жизненно важный вопрос: какое платье лучше — кремовое или зеленое в горошек. Мнения разделились, причем партия Фуфлыгина-Жердий явно проигрывала любительницам горошка. Градус дискуссии все нарастал. Мне же слушать эту болтовню быстро надоело, и, встретившись взглядом с глазами Репетун, я кивнула на дверь. Затем также знаком отозвала Максимову.

В коридоре, оглянувшись и убедившись, что никто нас не слышит, сказала:

— Девушки, тут такое дело, — понизила голос почти до шепота я, — нужна ваша помощь. Это не по работе. Только дело не для широкой огласки, так что — никому!

Репетун и Максимова моментально закивали, что они никогда и никому.

Я «поверила» и продолжила:

— Вы колонку для женщин в нашей газете видели?

— Да, я всегда ее читаю, — похвасталась Репетун. — там в последнее время очень дельные советы. Рекомендую.

— А я не только читаю, но и делаю вырезки и вклеиваю их в специальную тетрадку, — тут же перещеголяла коллегу Максимова. — Могу дать переписать, но только дня на два. Больше не могу — самой надо.

— Нет, нет, — поспешила заверить я коллегу, что покушаться на ее добро не желаю. — Дело в том, что в эту рубрику приходит много писем от читательниц, а отвечать автор не успевает. Поэтому в редакции газеты подумали, что, может быть, вы могли бы помочь с ответами?

— Я? — изумилась польщенная Репетун.

— Да, и вы, и Евдокия Андреевна, — ответила я.

— А как в редакции о нас узнали? — ахнула Репетун.

— Считайте, по моей рекомендации, — не стала скромничать я. — Я давно отметила ваши таланты в сфере эстетики и красоты и при случае посоветовала ваши кандидатуры как самые оптимальные.

— А как мы письма поделим? — ревниво спросила не менее удивленная Максимова.

— Все просто. К примеру, Татьяна Петровна прекрасно может отвечать на провокационные эстетические вопросы, — я кивнула порозовевшей от удовольствия Репетун. — А вот вы, Евдокия Андреевна, можете легко взять на себя читательниц-интеллектуалок.

Заручившись согласием донельзя довольных коллег, я пообещала завтра прям с утра принести им все письма.

Ну, что ж, еще одной проблемой меньше!

Я вошла в кабинет № 21 с новой упаковкой копирок — удалось разжиться у довольной Максимовой. На радостях она выгребла мне все, что было. Вот кто бы подумал, что такой геморрой для меня с ответами на письма, она воспримет как какое-то невероятное общественное признание. В наше время мы уже давно привыкли и перестали обращать внимание на значение соцсетей, когда любой дворник или домохозяйка может сделать себе профиль с громким ником, поставить на аватарку фото Наполеона или Мэрилин Монро и с важным видом писать любые комментарии на страницах хоть знаменитых артистов, хоть политиков или писателей. А вот в эти времена, когда каждый шаг регламентируется сакраментальным «а что люди скажут?», проблема недореализованности маленького человека стоит очень остро.

С такими экзистенциональными мыслями я распахнула дверь кабинета — сейчас вот отпечатаю последние пять листов и можно отдавать отчет Ивану Аркадьевичу…

Но все мысли моментально испарились: в кабинете, уперев руки в бока, стояла разъяренная Машенька и вычитывала надутой Аллочке:

— Меня зовут Мария Олеговна! Извольте называть меня, как указано в моем паспорте!

Аллочка попыталась что-то возразить, но была перебита Машенькой:

— Сегодня вы опоздали на восемь с половиной минут. Я все фиксирую. Информация будет передана в отдел кадров…

Наконец, Аллочка справилась с негодованием и выпалила:

— У нас здесь порядочная организация и ходить в таком непотребном виде среди сотрудников не принято!

— В каком это виде? — покраснела Машенька и безуспешно попыталась натянуть декольте чуть повыше.

— Советские женщины не должны потакать мелкобуржуазным инстинктам! — выдала идеологический совет сердитая Аллочка, недовольно и завистливо косясь на пышный бюст Машеньки.

Я невольно восхитилась этому диалогу — растет молодая поросль, вот уже и зубки друг другу начинает показывать. Аккуратно прикрыв дверь, я тихо выскользнула обратно в коридор, чтобы не мешать девочкам общаться…

Я шла по коридору и думала куда бы податься, слушать дрязги мелких пигалиц в кабинете не хотелось, возвращаться к Лактюшкиной — тем более, с Тоней мы больше не дружим, у Зои Смирновой — Швабра. К Егорову и Мунтяну лучше пока не ходить. В столовку — еще рано.

И тут меня окликнули:

— Лида! Горшкова! Тебе звонят!

Сердце тревожно ёкнуло — неужто Горшков решил опять новые претензии выкатить? Вроде больше никому я особо не нужна. Как бы там ни было, я пошла на проходную к телефону.

В трубке послышался взволнованный голос. Женский:

— Лидия Степановна? Здравствуйте! Меня зовут Юлия Валеева. Я жена Василия Павловича Валеева, отца Светы Горшковой.

— Здравствуйте, Юлия. Слушаю вас, — ответила я, а на душе заскребли кошки.

— Лидия Степановна, нам очень нужно встретиться и поговорить, — хриплым, прерывающимся от волнения голосом сказала Светина мачеха. — Когда вы сможете? Чем скорее, тем лучше.

Договорившись о встрече на завтра в обеденный перерыв, я положила трубку.

Интересно, что же ей от меня надо?

Я опаздывала.

Пряный душный вечер неторопливо вступал в свои права, небрежно набросил пушистые тени на город, словно соболиное манто на точеные плечи красавицы. Духмяно пахло сладкими ночными цветами и жареной рыбкой из моего кулька — после работы я успела заскочить домой переодеться в спортивный костюм Горшкова, и заодно прихватила с собой пару бутылок пива и особым образом пожаренную рыбку (Римма Марковна была категорически озадачена и успела смастерить невероятно вкусную хрустящую рыбку в сырном кляре с пикантными травами и солью, — под пиво самое оно).

Поэтому я и опаздывала — пришлось дождаться, пока Римма Марковна все дожарит. А рыбы-то было много.

Набережная нашего города только носит столь громкое название. На самом деле это всего лишь кусок забетонированной территории у болота в окружении жухлых кустиков осоки, там и сям торчащих из глинистой растрескавшейся почвы, а дальше хаотично — гаражи, гаражи, ангары, какие-то сараи, и опять ангары, и еще гаражи. Причем все как-то сумбурно, вперемешку, но тем не менее несет некий романтический флёр, в стиле диккенсовских трущоб, это придает набережной дополнительное лихое очарование и пользуется бешенной популярностью у хулиганистой молодежи.

Второй гараж слева найти оказалось неожиданно легко. В сгущающихся сумерках разобрать цвет двери было невозможно, — то ли голубой, то ли серый, зато по орущей «Шизгара» и дружным раскатам гогота сразу стало понятно, куда именно нужно идти.

Войдя внутрь, я на мгновение замерла — пока глаза привыкали к свету. В гаражном помещении никакого автомобиля не было, зато собралось человек пятнадцать, большинство я не знала. Из наших были Роман Мунтяну, Василий Егоров, двое парней из метрологического — Пашка и Генка, и неожиданно — Евдокия Андреевна Максимова, та самая сутулая старая дева, которая вела статистику и учет в конторе нашего депо (у Лактюшкиной) и которую я припрягла отвечать на письма.

— Привет, Горшковска-я-я-я-а! — радостно заорал изрядно поддатый Василий Егоров и полез обниматься.

Мунтяну кивнул и взглянул на меня внимательно. По его смуглому бесстрастному лицу было сложно сказать, трезв он или уже нет. Также я удостоилась приветствий от метрологов и неожиданно поцелуя в щечку от Максимовой.

Меня познакомили с остальными персонажами, в основном все были мужского пола. Кроме нас с Максимовой, была еще одна девица, манерная, стриженная под ёжик, в тельняшке и зачем-то в криво обрезанной фуфайке с торчащими клочьями ваты и без рукавов, ее глаза были густо подведены в стиле Веры Холодной, и еще она без конца курила сигареты, отставляя мизинец. Имя у нее было тоже странное — Мина. Больше ничем особым она мне не запомнилась. Все ребята и Мина работали на тракторном.