Великокняжеский вояж (СИ) - "shellina" - Страница 20

***

Андреян Семенов, Семен Петров и Фома Козин сидели в питейном доме последнего за столом и мрачно разглядывали стоящие перед ними кружки с пивом.

— Ну не мог мальчишка сам до такого додуматься, просто не мог, вот, помяните мое слово, кто-то из свиты его науськал, — Петров ударил ладонью по столу так, что кружки подпрыгнули и немного пива выплеснулось на деревянную столешницу.

— Конечно, не мог, — поддержал его Семенов, а Козин лишь укоризненно посмотрел на приятелей, которые не следили за тем, что они делали и проливали отличное пиво. — Так у него в свите вон какие волкодавы отираются, один Ушаков чего стоит, — при произнесении имени главы Тайной канцелярии все трое невольно поежились. — Только кум давеча писал, что в Новгороде так же было, да не так. Особенно школ касаемо. Про указ этот уже и не помнил никто, это Якубин, сукин сын, откуда-то выполз. Он же все ходил, просил школу не закрывать и отроков в обучение к нему присылать, что даже денег брать не хотел за то, что детей учит.

— Это точно, мы-то его все блаженным считали, а он вон оно как оказалось. Пробиться к Великому князю сумел, кума бает, что почти под брюхом коня графа Румянцева пролез, окаянный. Да и давай Петру Федоровичу в уши заливать. А тот-то сам еще отрок несмышленый, вот и повелся на указ, что дед его собственноручно писал, — Козин отхлебнул пива.

— Так то школа, ее вон Арефьев на поруки взял. А остальное? Нет, это другой кто-то постарался, — протянул Семенов. — Ушаков, или Воронцов, а может быть этот учитель княжий, как там его... о, Штелин. То-то мне его рожа не понравилась, Остермана напоминает, — и купец сплюнул. — Так что делать-то будем?

— А что нам остается? — Петров вздохнул. — Не сами же они придумали в нашем грязном белье копаться. Ясно же, что государыня их в свиту великокняжескую определила. Все-таки отцовская кровь взыграла, да и Великого князя как того кутенка натаскивать вздумала. Как бы беды не случилось.

— Сплюнь, не каркай, — Козин перекрестился. — А то накличешь еще чего-нибудь.

— Да, поговаривают люди, — Семенов наклонился так, чтобы его слов, кроме приятелей никто больше не расслышал. Хоть и в пустом зале они сидели, закрыл питейную Козин на сегодня, а все равно боязно. Не зря же Ушаков здесь в Твери Тайную канцелярию организовал, совсем как в столице. — Говорят, что Иван Антонович жив еще и только и ждет горемычный, когда люди верные придут и освободят его, да на престол заново вознесут.

Трое злостных неплательщика налогов переглянулись между собой и принялись усиленно пить пиво, задумавшись каждый о своем.

***

Я поднял голову и посмотрел на входящую в комнату Машку. Сидел я на диване с очередной кипой бумаг, и с тоской думал о том, что это еще даже не начало и куда я вообще ввязался. Мария стремительно подошла ко мне и опустилась на маленькую скамеечку для ног. Я невольно нахмурился, это что еще за фокусы? А она тем временем положила руки мне на колени, а потом и вовсе оперлась на них подбородком, глядя при этом снизу-вверх.

— Я ненавижу фижмы, — заявила она, и я от неожиданности темы удивленно приподнял брови.

— Не носи, если они тебе не нравятся, — отложив в сторону бумаги, я скрестил руки на груди, только потому что не знал, куда их пристроить.

— Но мода и правила приличия указывают на то, чтобы они были, — она говорила, не поднимая головы, и мне приходилось общаться больше с ее затылком, изучая при этом сложную прическу.

— Я просто дурею с этих правил, — не удержавшись, я потрогал один из завитков, и дотронулся до крошечной жемчужины, украшавшей гребни. — Ты ходишь, едва ли полуголая сверху и каждый желающий может во всей красе разглядеть твою грудь, но вот снизу одеяние должно напоминать капусту. Надо сказать, что мне это очень не нравится.

— Что именно не нравится? — она запрокинула голову и теперь я хотя бы смог увидеть ее лицо.

— Не нравится, что все могут пялиться на тебя. Я считаю это неправильным, — признался я своей юной жене.

— А как бы ты хотел, чтобы я была одета? — она лукаво улыбнулась.

— Да не знаю, — я закатил глаза. — Что-нибудь не такое пышное, это да. Грудь чтобы закрыта была. — Я на мгновение задумался. Наверное, мне нравилось нечто среднее, между длинными юбками в пол начала двадцатого века и платьями пятидесятых. Во всяком случае теми, что я видел в кино. Но я даже не представляю, как в нечто подобное можно одеть мою жену и рассчитывать, чтобы те, кто ее увидел, не валялись в обмороке до конца своих дней.

— Я слышала, — Мария запнулась, затем быстро заговорила. — Я слышала, что мадам Помпадур, чтобы во время подвижных игр в саду, когда ее юбки могут... хм... подняться, начала носить кальцоне Марии Медичи...

— Эм, — я прищурился. — Если это то, о чем я подумал, то, знаешь, я не против. Уж лучше кокетливые, как ты сказала, кальцоне, чем эти фижмы, и сотня юбок которые, по правде говоря и меня с ума сводят, — я усмехнулся. — Никогда бы не подумал, что буду говорить о чем-то похожем с собственной женой.

— Тебя это угнетает? — Машка нахмурилась и слегка поникла. — Я больше никогда не буду...

— Хватит. Что на тебя нашло? — обхватив за плечи, я заставил ее встать, и силой усадил к себе на колени. Диван был слишком маленький, чтобы вместить нас двоих вместе со всеми ее фижмами. Машка еще пару раз дернулась, а затем обмякла и привалилась к моей груди, удобно устроив голову на плече. — Ты можешь говорить со мной, о чем хочешь, главное, что ты вообще со мной разговариваешь. — Мы ненадолго замолчали, а потом я решил спросить. — Как твоя поездка? — мне можно было себя поздравить с тем, что вопрос прозвучал вполне буднично.

— О, об этом я тоже хотела с тобой поговорить, — и Мария вскочила с моих колен и принялась мерять шагами комнату. — Знаешь, я просто поражена смелостью этих дам.

— И что же такие смелые дамы тебе сказали? Ведь они не просто так собрались, чтобы последние новинки моды, которую мадам Помпадур несет в массы обсуждать? — я скептически хмыкнул, когда она быстро взглянула на меня и снова принялась мерить шагами комнату.

— Я тебя иногда не понимаю, — призналась Маша, останавливаясь напротив меня.

— Тебе повезло, я себя почти всегда не понимаю, — пожав плечами, я поторопил ее с ответом. — Так, о чем вы разговаривали?

— Я не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе сейчас скажу, — она закусила губу, вдохнула, как перед прыжком в воду и быстро произнесла. — В общем, когда я приехала, меня встретили дамы, в основном из купеческого сословия и мелкопоместных дворян. Ксения Арефьева хозяйка дома и ее дочь Марфа вначале очень сердечно приняли всех гостей, а потом попросили выслушать их. В прошлом году Алексей Арефьев очень сильно болел, у многих мелькали даже мысли о том, что он отдаст Господу душу. Он и сам так думал, потому составил завещание. И в этом завещании он отдавал им половину пахотных земель, которыми владеет. И во время его болезни они вынуждены были принимать участие в обработке этой земли, но, Петр, Ксения призналась, что ничего не понимала в том, что вообще можно делать с этим наследством. И они постоянно боялись ошибиться и даже несколько раз все-таки ошиблись, принимая неверные решения.

— Ну, этого стоило ожидать, — протянул я, все еще не понимая, куда она клонит. — В конце концов, их никто не учил ни заводом управлять, ни землю обихаживать, ни мануфактуру держать.

— Вот! — Мария подняла вверх палец. — Их этому никто не учил. Меня тоже не учили много чему, но хоть чему-то обучали. А все потому, что они и я — женщины. Но ведь в жизни может произойти всякое. И может так оказаться, что рядом с женщиной не окажется мужчины. И что тогда делать?

— Маш, не ходи вкруг да около, скажи прямо, чего ты хочешь от меня услышать? Это же не я придумал, чтобы дамы сидели дома, вели переписку, изредка вышивали и устраивали балы, — я улыбнулся, чтобы подбодрить ее.

— Да, но в твоих силах хоть немного изменить данный порядок вещей, — она снова глубоко вздохнула, и приложила руки к животу, видимо, корсет был затянут слишком сильно, а она слишком переволновалась.