Супруг для леди - Джеймс Элоиза - Страница 49

• Предыдущая
• 49/71
• Следующая

– Тридцать четыре! – огрызнулся он.

– У вас столько денег, что вы не знаете, что с ними делать, никаких честолюбивых планов обзавестись женой или стать главой семьи, и особого интереса к имению у вас тоже нет.

– Я питаю к своему имению надлежащий интерес.

– Уверена, что так оно и есть, – сказала Имоджин успокаивающим тоном, который не обманул бы и ребенка. – Скорее всего крыши починены, но я не об этом. Оно вас не интересует.

– А что именно должно меня в нем интересовать? – спросил он, раздраженный до предела. – Вы предлагаете мне заняться фермерством?

Она пожала плечами.

– Бог свидетель, я не знаю, чем занимаются джентльмены. Некоторые из них находят все это довольно увлекательным.

– У меня полно дел, – ответил он, рассерженный донельзя.

– Нет у вас никаких дел. У вас превосходный управляющий, и мне случайно стало известно, что муж Тесс дает вам советы по поводу того, что продать и тому подобное, поэтому вам нет надобности принимать какие-либо решения в такого рода делах.

– Только дурак пренебрег бы советом Лусиуса, – сказал Мейн. – К чему вы клоните?

– Вам скучно. Вот к чему я клоню.

Мейн подумывал о том, чтобы пойти прогуляться. Что угодно – только бы избавиться от нее.

– Пожалуй, вам следует занять свое место в палате лордов, – предложила Имоджин.

Он попытался представить себя стоящим на трибуне и читающим всем и каждому лекции о Хлебных законах. И на этом воображение ему изменило.

– Нет.

– Трудно представить вас в подобном месте, – согласилась Имоджин. – Жаль, что вы прониклись такой неприязнью к любовным похождениям, поскольку они успешно обеспечивали вас занятостью последние десять лет.

Мейну не понравилось это утверждение, как бы небрежно оно ни было сказано. Ему не нравилось, что его воспоминания о последних десяти… нет, пятнадцати годах почти исключительно состояли из сверкающего потока интриг, сорванных поцелуев, тайных любовных свиданий и случайной дуэли с разъяренным мужем.

Губы Мейна скривились. Оглядываясь назад, он находил эти пропитанные запахом духов вечера утомительно однообразными, безвкусными и пустыми, подогретыми чересчур обильными возлияниями и ненасытной жаждой плотских удовольствий.

Покуда эта жажда плотских удовольствий не опустошила его… оставив ни с чем.

– Но похоже, вы утратили склонность к тайным амурным делам, – сказала Имоджин, словно прочитав его мысли. – Взять, к примеру, меня. Вы смотрите на меня с интересом кота, которого лишили мужского достоинства.

– Отвратительно! – выпалил Мейн одновременно с тем, как Джоузи поинтересовалась:

– А какое достоинство может быть у кота?

– Должно быть, вы самая бестактная женщина из всех, с кем я знаком! – сообщил он Имоджин, пропустив вопрос Джоузи мимо ушей.

– Вы и вправду так думаете? – осведомилась Имоджин, явно нимало не задетая его критикой. – А я-то считала, что мужчины водят весьма разнообразные знакомства.

– В моей жизни не было ничего столь уж авантюрного. Вообще говоря, я имел удовольствие знавать леди, чья речь была под стать их возвышенному уму.

– Ха! – воскликнула Имоджин. – Если вы в это верите, то не надобно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что у вас никогда не было по-настоящему задушевной беседы ни с одной женщиной!

Мейн ощутил вспышку почти убийственной ярости – чувство, которое уже становилось обычным, когда рядом находилась его мнимая любовница.

– У меня было много задушевных бесед, – ответил он. – Но подобного рода задушевность или отсутствие таковой были бы подходящим предметом для обсуждения в присутствии вашей юной сестры.

– Может, я и юная, но здравого смысла мне не занимать, – изрекла Джоузи, подняв глаза от книги. – Мне прекрасно известно, что Имоджин сделала вам несколько предложений отнюдь не достойного свойства и что вы их отвергли. Полагаю, этим и объясняется ее дерзость, ибо, как сказал Плутарх, нет ничего острее, чем жало отвергнутой любви. – И она без лишних слов вернулась к книге.

Очевидно, по достижении совершеннолетия Джозефина будет точно такой же сумасбродкой, как и ее сестра. При мысли об этом Мейна слегка передернуло.

– Почему бы вам не построить свои собственные конюшни? – спросила Имоджин.

– У меня есть конюшни. Сколько раз я говорил вам, что не успеваю на скачки в Аскоте и что я выставил там двух своих лошадей?

Гризелда появилась в дверях трактира, опираясь на руку своей горничной. Она выглядела чуточку лучше, чем час назад.

– Я собралась с силами и теперь могу вернуться в эту колымагу, – объявила она им с каменным лицом – точь-в-точь как у французской аристократки, стоящей перед гильотиной. – Джоузи, наденьте капор. Сколько раз вам говорить, что веснушки крайне непривлекательны? Извольте все зайти в дом: трактирщик говорит, что он приготовил легкую закуску.

– Я знаю, что у вас есть конюшни, – молвила Имоджин. – Но почему бы вам не попробовать отнестись к этому серьезно? Наймите приличную команду тренеров. Мой отец все уши нам прожужжал о своих конкурентах, о вас, равно как и о любом другом господине в Англии, которого можно уговорить приобрести у него лошадь. Вы же дилетант, покупающий лошадей то там то сям и продающий их, если они не выиграли свои первые скачки. Вы никогда не воспринимали свои конюшни всерьез. Впрочем, как вы могли? Вы же всегда были в Лондоне.

«И я никогда не просыпался раньше полудня», – подумал Мейн. Он направился вслед за Имоджин к двери трактира. Дорожное платье плотно облегало изгибы ее тела. Он неторопливо обвел их взглядом и обнаружил…

Ничего.

Он был совершенно равнодушен. Ни дать ни взять кот, лишенный мужского достоинства.

Она была права. Что он без женщин? Чем он будет заниматься?

– Мы поженимся, как только доберемся до твоих владений, – заявила Аннабел.

– Это произойдет не сегодня, – ответил Эван. Но она видела, что глаза его потемнели, а в голосе не было даже намека на веселье. – Мы предвосхитили бы узы брака. Мне не следует…

– Сегодня, – исполненным муки голосом прошептала она. – Я хочу тебя сегодня, Эван. Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью. Мне понравился кроличий поцелуй. Правда. Но есть что-то еще, так ведь?

Из комнаты словно исчезли все звуки.

– О Боже, Аннабел, конечно, есть. И ты это знаешь.

– Покажи мне. Пожалуйста.

Она обхватила лицо Эвана ладонями и, притянув его к себе, слегка коснулась губами его губ. – Мы одни, – сказала она, не отрываясь от его уст. Она осыпала легкими поцелуями крутой изгиб его губ, острый выступ челюсти, ухо.

И тут, как раз когда Аннабел подумала, что он, вероятно, переменил мнение, что принципы пересилили в нем желание, Эван повернул голову и завладел ее ртом. По его требовательным прикосновениям она поняла правду.

– Ты не пожалеешь об этом? – спросил он; голос его был хриплым. – Мы не женаты.

– Никогда, – выдохнула она.

Эван повернул Аннабел к кровати, по-прежнему прижимая ее к себе, и резко остановился.

– В чем дело? – спросила она. Эван отстранил ее от себя.

– Кровать, – произнес он голосом, напряженным от вожделения. – Я забыл попросить слугу постелить наши простыни. – Он огляделся. – На самом деле я забыл распорядиться, чтобы наши простыни вынули из кареты.

– О! – воскликнула Аннабел, откинув тонюсенькое покрывало. Простыни были сероватого цвета. – Полагаю, стирка кажется Пегги непосильным трудом.

– Предоставь это мне, – заявил Эван. – Дай только найти бельевой шкаф…

Едва заметная улыбка играла на губах Аннабел, пока она смотрела, как он рыщет по дому.

– Эван, – наконец сказала она, – здесь нет бельевого шкафа.

– Ну и где же Пегги держит чистое белье?

– У нее его нет.

– Боже правый, – вымолвил Эван. В голосе его звучал мягкий рокот. Он был до того хорош собой, что Аннабел ощутила покалывание во всем теле, едва взглянув на его широкие плечи и квадратный контур челюсти.

• Предыдущая
• 49/71
• Следующая