Поглупевший от любви - Джеймс Элоиза - Страница 13

• Предыдущая
• 13/72
• Следующая

— Мы с Рисом такие старые друзья, что абсолютно не интересуемся жизнью друг друга, — усмехнулся Дарби. — Мне в голову не пришло его спрашивать.

— Его жена здесь. — Селина кивком показала на пианино, за которым сидела графиня Годуин. — Я просто настаиваю, чтобы вы сказали правду о его отношениях с певичкой. Но сначала, пожалуй, стоит уйти отсюда, чтобы не расстраивать графиню, на случай если она нас услышит.

Она решительно взяла его за руку и увела от ошеломленных матрон.

Черт бы все это побрал! Не хватало еще бродить по салону в компании похотливой особы, откровенно предлагающей любовную связь. И это в тот момент, когда он практически готов подумать о браке!

Почти не задумываясь, он подвел миссис Давенпорт к столу, за которым сидела леди Генриетта.

— Какое удовольствие снова видеть вас! — воскликнул он, кланяясь.

— В самом деле? Как ваши сестры? — осведомилась леди Генриетта.

— Благополучно переданы на попечение няни, когда-то присматривавшей за самой леди Роулингс. Похоже, весьма компетентная особа, которая вряд ли оставит Аннабел в мокрой одежде. Я знаю, вы это оцените, леди Генриетта.

Он оказался прав. У нее была замечательная улыбка.

— Мы как раз решили прогуляться, — пояснила Селина с плотоядной улыбкой. — Мистер Дарби пообещал рассказать мне все лондонские сплетни.

— Возможно, вам следует показать мистеру Дарби оранжерею, — предложила леди Генриетта. — Вероятно, он никогда не видел столь исключительных роз в это время года.

Дарби прищурился. Эта ведьмочка, кажется, решила бросить его на растерзание гончим. И при этом смотрела на него влажными невинными глазами, слегка улыбаясь… но все же… все же… глаза у нее были весьма необычные. Слегка раскосые и обрамленные самыми длинными на свете ресницами. Таких он еще не видел, а в своей жизни успел многого навидаться.

Обернувшись к Селине, Саймон бросил быстрый взгляд на поистине необыкновенную грудь. Даже девически кокетливое платье шло ей. Тонкая ткань, казалось, вот-вот лопнет под напором великолепных грудей, и Дарби ощутил знакомое шевеление в области чресл. Селина Давенпорт красива, распутна и готова на все. Платье же леди Генриетты было сшито из мутно-зеленого крепа, приглушившего цвет ее волос. Более того, вырез не только не открывал грудь, но был столь скромным, что оборки едва не доходили до ушей.

— Ваш слуга, — прошептал он, склоняясь над ее рукой. Выражение ее глаз подействовало на него как ледяной душ. Она явно забавлялась, в этом нет никаких сомнений! Точно знала, какова будет его реакция на груди Селины Давенпорт, ожидала ее и теперь испытывала нескрываемое удовольствие оттого, что дрессированная собачка послушно прыгнула в обруч.

Дарби непроизвольно скрипнул зубами.

— Думаю, я знаком с исключительной красотой куда ближе, чем вам кажется, леди Генриетта, — сообщил он с хищной улыбкой. — И сейчас горю желанием прогуляться в оранжерею с миссис Давенпорт.

С этими словами он отошел.

Генриетта разочарованно вздохнула. По какой-то причине она была уверена, что Дарби не так-то легко поддастся на дешевые уловки Селины. Но стоило той направиться к нему и выпятить грудь, он потянулся к ней, как пчела к цветку, если только можно представить цветок, состоящий из кремовых пухлых грудей, небрежно перехваченных фиолетовой лентой. Похоже, даже самые изысканные лондонские денди тают при виде вздымающихся холмов женской плоти.

Дарби не появлялся в Розовой гостиной следующие минут двадцать, а когда все же пришел, даже не глянул в ее сторону, поглощенный беседой с седовласым джентльменом. Впрочем, она не наблюдала за ним… то есть не все время…

Но тут он неожиданно вскинул голову и глянул ей в глаза. Ее обдало жаром. Сначала Генриетта подумала, что от смущения, — в конце концов, он поймал ее на подсматривании. Но жар не уходил. Он продолжал смотреть на нее, и от этого взгляда немного кружилась голова. Если бы она стояла, ноги просто подкосились бы.

Она так и не смогла отвести от него взгляда. Он тем временем вежливо распрощался с собеседником и направился прямо к ней. Боже, она словно позвала его…

Можно подумать, она обладала притягательностью Селины!

Генриетта едва не оглядела платье, но вовремя вспомнила, что ее груди оставались точно такими же, как утром. Совсем неплохие… по-своему, конечно, но никакого сравнения с божественными дарами Селины.

Он, должно быть, не знает о ее увечье. Остальное дополнил ее здравый смысл. Если она пчела, он выбрал пораженный болезнью цветок.

Тот, в котором не может быть нектара.

— Могу я присоединиться к вам?

— Естественно, вы имеете право делать все, что угодно. Дарби был совершенно ошеломлен видением, возникшим в его голове при странном ответе на его галантный вопрос. Не может быть! Просто не может быть! Как правило, женщины сами вешались ему на шею. И уж конечно, он никогда не испытывал страстного желания к молодым… вернее, довольно молодым девственницам, наделенным несомненной респектабельностью и неистовым темпераментом.

Должно быть, это последствия тяжелого дня. Разговор с теткой лишил его разума. Ему следует немедленно удалиться к себе и лечь в постель.

Хотя до этого еще далеко. Прежде он должен познакомиться не менее чем с пятнадцатью сельскими джентльменами, имеющими счастье быть отцами юных девиц. Девиц, материнские способности которых необходимо тщательно оценить. Генриетта Маклеллан, учитывая тенденцию обливать водой маленьких детей, в их число не входит. Кстати, именно это качество напомнило ему о собственной матери.

Но он тем не менее сел рядом с леди Генриеттой.

Нет, не то чтобы она казалась недружелюбной. Наоборот, с жизнерадостным видом взирала на него, словно на престарелую тетушку. Только вот в глазах едва заметно мелькали иронические искорки, словно она бросала вызов его мужественности. Она, единственная из всех дам, не оглядывала его со слегка голодным выражением, к которому он привык.

И Дарби с грустной усмешкой подумал, что час его падения настал.

— Вам нравится Лимпли-Стоук? — осведомилась она. Возможно, ее голубые глаза были такими ясными лишь потому, что в них не было и следа алчного вожделения. Но в них светились ум и легкое любопытство.

— Скорее ваше общество, — ответил Дарби, внезапно обнаружив, что искренне наслаждается происходящим.

— Полагаю, вы находите нас замшелыми провинциалами, если не хуже.

— До некоторой степени.

Обои в салоне были украшены букетиками маргариток, но лица вокруг выглядели намного приветливее. Уилтширское общество было сердечным, жизнерадостным, доброжелательным, заинтересованным прежде всего состоянием дел на фермах и охотой и в гораздо меньшей степени Лондоном и лондонскими делами. В перечень столичных тем входили самые разнообразные грехи — от парламента до принца-регента.

— Что же, по крайней мере мы гостеприимны, — заметила Генриетта, разозленная дерзким согласием с ее описанием сельского общества. — Судя по тому, что я слышала, город может быть довольно недружелюбным.

— Собственно говоря, не все здесь показались мне гостеприимными, — возразил Дарби. — Я не питаю ни малейшего интереса к фермам, орошению и боюсь, несколько достойных джентльменов нашли меня бестолковым, непонятливым и… даже достойным презрения.

— О, по-моему, это слишком сильно сказано, — покачала головой Генриетта, подозревая, что он может быть абсолютно прав.

— Некий мистер Кейбл был особенно озадачен моими похвалами его жилету.

Генриетта едва заметно усмехнулась.

— Мистер Кейбл страдает разлитием желчи, и, к сожалению, это несколько портит его характер. Кроме того, какой-то бродячий методистский проповедник обратил его жену в некую особенно строгую форму христианской религии, и в последнее время она так и сыплет изречениями из Библии. Должна признаться, сейчас его семейную жизнь никак не назовешь спокойной и счастливой.

• Предыдущая
• 13/72
• Следующая