Зверя зависимость (СИ) - Вечер Ляна - Страница 25

Ангелина садится рядом, кутается в плед и смотрит на волны. Ветер поднимается. Прохладно здесь, а у меня в груди лёд. Он трещит и крошится.

Я бы сказал ей… Сказал. Сам!

Жека, гнида…

— Бывший наркоман, — признаюсь я с поправкой. — Завязал с дурью.

— Давно?

— Три месяца вообще не употреблял и больше не планирую. Кнопка…

— М? — ангел поворачивает ко мне голову, а я не могу на неё посмотреть.

— Я не хочу обратно в ад. Он существует — я видел… А сюда приехал после жёсткой терапии. В этом городе не купить дрянь, на которой я сидел. Понимаешь?

— Почему ты не сказал? Я ведь спрашивала. Ты мог…

— Не мог, — перебиваю её. — То есть мог, но я не собирался… Нет, собирался… Чёрт! — вскакиваю, хожу взад-вперёд.

Мог, не мог, собирался, не собирался — мямлю, как подросток. Судьба решается, а я двух слов связать не могу! Встретить пару — это ни х*ра не гарантия счастливой совместной жизни. Ангелочек вполне может меня послать и сделает это, если не поверит, что я слез. А я слез! Почти. Мне догрести чуток.

Я без Ангелинки сдохну. Просто сдохну…

Встаю на колени, беру её ледяные руки и грею дыханием.

— Я, когда в Падалки приехал, не был уверен, что справлюсь с собой, — говорю, а голос срывается. — Есть два косяка — ломка физическая и ломка психическая. От первой меня избавили врачи, а вторую я должен победить сам.

Хрупкая ручка выскальзывает из моих лап и гладит по щеке. Это сейчас самое главное — не оттолкнула, не вмазала пощёчину. Ласковая, нежная, нужная. Моя.

— Расскажешь? — спрашивает ангел, глядя мне в глаза.

Киваю и прижимаюсь щекой к её коленям, а она перебирает пальчиками мои волосы. Как ребёнка утешает. А я и есть ребёнок… сорока двух лет. Потерявшийся щенок, который, наконец, нашёл добрые руки и страшно боится снова остаться один.

— Всё началось год назад в закрытом ночном клубе. Я заключал там сделки с партнёрами, и мы сразу их обмывали. Удобно. Однажды, мы решили снять девочек на вечер. Заказали вип-комнату, выпивку и шлюх. Одна из девок с поцелуем толкнула мне под язык пастилку Плея. Моя первая доза… Зависимость от этой дряни получаешь сразу и крайне жёсткую.

— Зачем она это сделала? — шепчет мой ангел.

— Меня заказали. Один урод решил таким макаром избавиться от конкурента, и у него почти получилось. Под трипом я не интересовался ничем, кроме самого трипа. По х*ру тогда было, кто это всё со мной сотворил. Если бы не Каир, я давно бы сдох… Ты помнишь Каира?

— Лысый мужик, который нас подвозил? Он твой друг?

— Больше, чем друг. Он моя правая рука, — я улыбаюсь, вспомнив бету. — Благодаря ему я прошёл курс терапии и приехал в Падалки на реабилитацию.

— А что сейчас с той девушкой и твоим конкурентом?

— Скажем… Их больше не существует. Как и клуба, где я впервые попробовал Плей.

Геля молчит. Её пальчики замирают в моих волосах, а я не дышу.

— Ты страшный человек, дядь…

Хочу сказать, что не человек я, но вовремя понимаю — нельзя. Пока нельзя. Если сейчас признаться Ангелинке, она решит — никакой я не бывший, а вполне себе действующий наркоман. Правду надо принимать дозами. Как наркотик. 

— Тебя тянет сейчас? — шепчет моя истинная. — Как это называется?.. Употребить.

— Меня к тебе тянет, — целую её колени. Они пахнут розой. — Ты все мои мысли заняла. Ты, кнопка… Мой ангел-хранитель.

Геля молчит, а я считаю секунды. Время, как острая бритва, полосует по канатам нервов. Хочется выть… Ответь мне, кнопка. Ответь!

— Поехали домой. Я тебе блинчиков фаршированных приготовила, — её слова будто обухом по голове меня бьют.

Блинчиков фаршированных… Блинчиков!

Я ржу ангелочку в коленки, а из глаз катятся слёзы. Геля понимает, почему это со мной происходит. Она прижимается губами к моему виску, целует и молчит.

Из меня выходят остатки ада.

В окне машины неспешно плывёт город, который я ненавижу. Или не ненавижу? Раньше у меня была сотня мелких причин злиться на Падалки, а теперь есть одна большая причина его полюбить.

Я провожаю глазами вывеску магазина и перевожу взгляд на Рамиля — серьёзный и сосредоточенный за рулём. Верю — он больше никогда не притронется к дури. И нет — я вовсе не наивная и с «шариками» в моей голове всё нормально. Просто я знаю, как это важно, когда в тебя верят. Тогда можно горы свернуть — справиться со всем на свете.

На лобовое капает дождь, дворники их смахивают, а я залипаю. В голове у меня сотня мыслей и одновременно ни одной. Я чувствую облегчение, но мне неспокойно. Рамиль говорил на берегу так, словно у нас с ним всё серьёзно. Надежда на неодиночество крепнет. Но это очень опасно.

Я боюсь ошибиться, нафантазировать, приплести к его словам то, чего на самом деле нет. Боюсь…

Впрочем, я всю жизнь чего-то боюсь. Привычка уже.

Приезжаем домой, и я иду к себе за кулинарным шедевром. Выхожу из квартиры с блюдом, а сосед мой стоит у своей двери и улыбается.

— Чего? — на всякий случай нюхаю блины.

— Дай-ка сюда, кнопка, — забирает у меня тарелку. — Проходи, — пропускает меня в квартиру.

Загадочный какой…

Захожу, и у меня случается когнитивный диссонанс. Ожидание не совпадает с реальностью.

Что стало с Наташкиной разгромленной однушкой?!

В прихожей появилась полочка для обуви, над ней зеркало с ключницей. Щёлкаю выключателем в кухне — на столе чайник, у стены холодильник, а на окне занавески и горшок с фиалкой. Открываю шкафчик, разглядываю новую посуду. Стильная — чёрная, матовая, без рисунка. У дяди есть вкус.

Я поворачиваюсь к Рамилю — он стоит в махровом халате и тапочках, навалившись на дверной косяк, и жуёт блин. Весь из себя домашний. Когда только переодеться успел?

— Комнату смотрела уже? — он хитро щурится.

Иду глядеть, что изменилось в зале.

Всё. Новенький диван разложен и застелен красивым постельным бельём — сойдёт за полноценную двуспальную кровать. Рядом кресло-мешок и стеклянный журнальный стол, а на полу пушистый коврик. Рамиль даже картину на стену повесил.

— Круто! — я улыбаюсь, потому что тут реально стало круто.

— Тебе правда нравится? — он тоже улыбается.

Выглядит бородатый дядька с этой улыбкой мило и немного наивно.

— Правда. Стало уютно.

— Тогда иди собирай вещи, — командует. — Сюда переезжаешь.

Я замираю с приоткрытым ртом. Кто переезжает? Я?!

— Ты съехаться предлагаешь? — мямлю, краснею и очень хочу спросить, что будет через полгода, когда кончится срок аренды.

Хочу, но не спрашиваю — боюсь услышать ответ.

— Догадливая, — Рамиль подмигивает мне и с аппетитом доедает блинчик. — Вкусно, кстати! Спасибо.

— На здоровье, — опускаю глаза, сверлю взглядом пол и не знаю что ответить. — Можно мне подумать?

Господи, боже ты мой! Что я несу?! Геля, хватит корчить из себя невесту, которой только что сделали предложение. И вообще… Ната вернётся, узнает и такое устроит!

— Нельзя подумать, — уверенно заявляет Рамиль, обнимает меня за талию и ведёт в прихожую.

— Дядь, погоди… — торможу, а не тормозится.

— Давай, быстрее, кнопка, — Рамиль поворачивает ключ в замке, — потом диван тестировать будем.

Он издевается!

Я хочу напомнить ему, что Наташка хозяйка этой хаты, но из подъезда доносятся мужские голоса, и мы замираем у двери.

— Тихо, — он прижимает указательный палец к моим губам, прислушивается, а потом припадает к глазку.

Я тоже прислушиваюсь, становится не по себе. На площадке происходит что-то нехорошее, нервное.

— Кто там? — шепчу, осторожно касаясь пальцами напряжённой спины Рамиля.

— Глянь. Знаешь их?

Смотрю в глазок, и мне становится нехорошо. У двери двадцать пятой квартиры стоят двое «шкафчиков». Долбят по железяке кулаками, так что она, кажется, сейчас слетит с петель, и зовут Наташку.

— Знаю, — я делаю шаг назад. — Они знакомые моей сестры.

Этим мужикам Ната когда-то заплатила, чтобы они Жеку прижали. Полубандиты. А может, бандиты… Зачем сейчас пришли? Что им нужно?