Не наследник, которому по… (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер" - Страница 34

Что до Анюры, то сейчас это была гремучая смесь, которая может рвануть буквально от одного неловкого движения, от одной случайной искры. Мне совсем не нужно было, чтобы она меня возненавидела. Но и дать ей, что она хочет, я тоже не мог.

Пауза затягивалась, я смотрел на неё, она на меня. Затем, не выдержав, Светлова поднялась, приблизилась почти вплотную. Я видел как в ней борются и страх, и надежда. А затем, она потянулась своими губами к моим. Медленно, неуверенно, закрыв глаза.

Я не стал ни отодвигаться, ни наоборот, подаваться ей навстречу, понимая, что любое лишнее движение может навредить.

Когда её, пересохшие от волнения губы коснулись моих, Анюра вздрогнула всем телом, затем подалась ещё вперёд, вжимаясь сильнее, осторожно положила ладони мне на грудь. Опыта в поцелуях, похоже, у неё было немного. Впрочем, язычком пару попыток проникнуть глубже она совершила. Правда, тут же сама испугавшись этого.

Я же просто стоял, терпеливо дожидаясь, когда она закончит. И девушка это почувствовала, ощутив полное отсутствие обратного отклика.

Отстранившись, убитым голосом произнесла:

- Я тебе совсем не нравлюсь, да?

- Нравишься, - мягко произнёс я.

- А что тогда?! - она резко дёрнула головой, чуть вспыхнув и упрямо поджав губы.

Я чуть приобнял её за плечи, слегка погладил, ответил:

- Проблема не в тебе - во мне. Мне просто это не нужно.

- Что, это?

- Близость с женщиной, - прямо ответил я, - впрочем, как и с мужчиной. Меня просто не привлекает секс.

- А как же ты?.. - тут она мило покраснела, стрельнув глазами вниз.

- Ты про - передёргиваю ли я свой конец? - уточнил я.

Светлова покраснела ещё больше и, стараясь не смотреть на меня, кивнула.

- Нет, - хмыкнул я, - вполне успешно сублимирую эту энергию в научно-практическую деятельность.

- Я слышала, что долгое воздержание не полезно.

У Анюры уже даже уши стали пунцовыми, хоть она и старалась держаться максимально серьёзно, с видом врача заботящегося о здоровье пациента.

- Мой организм неплохо справляется с этим сам.

Тут я засмеялся, не злобно, по-доброму. Да, я тоже так умею, когда надо. Произнёс:

- Тем более у нас с тобой договор, а у меня принцип, не спать с теми с кем у меня деловые отношения. К тому же, я не хочу разрушить нашу дружбу.

Увидев, что девушка чуть-чуть успокоилась, я мысленно выдохнул и расслабился. Можно сказать, что первый, самый острый, кризис пройден. Дальше будут ещё, но с ними будет проще.

***

Что насчёт Горшкова, то его, предварительно нанеся удар по его товарищу и товарке, я решил добивать в одиночку. Планируя сыграть как раз на его товарищеских чувствах.

Вот только нужно мне было максимально общественное место, чтобы свидетелей собралось побольше, и слухи пошли посочней. Поэтому я выбрал утреннее построение на площади перед главным корпусом академии. Минут за пятнадцать до начала, когда все уже собрались, но ещё не построились, все вперемешку, кое-где смешав все три цвета.

- Горшков, - я подошел к группе красных первогодков, отвлекая того от увлекательного обсуждения с Такаюки какой-то, несомненно, очень важной вещи. Их неизменная спутница - Эма, в этот момент отвлеклась, что-то втолковывая стайке девчонок помладше, что окружили её, заглядывая практически в рот.

- Рассказов, чего надо? - неприязненно блеснул правым очком Гаврила.

Одним, потому что второе, то что слева, было разбито, и оправа зияла пустотой.

- Не знал, что ты носишь, - отметил я, показав на переносицу.

- Линзы кончились, - буркнул тот неохотно, - так чего надо?

- Да, - влезла в беседу его крашеноволосая подружка, - чего надо, патриарх недоделанный?

На макушке у неё светились непрокрашенные блондинистые корни, и я понял, что каштановый цвет у неё не родной.

Впрочем, обращать на неё внимание я не планировал, поэтому, проигнорировав заодно, и шумно задышавшего, и выпучевшего глаза Иванова, ответил Гавриле:

- Да вот, всё хочу спросить, ты же аристократ, Горшковы известная фамилия, а водишься с какими-то простолюдинами. И ладно бы они хоть адекватные были. Один постоянно влипает в неприятности, подставляя находящихся рядом, другая исповедует радикальный феминизм, мечтая загнать под каблук всех окружающих мужиков. Но ты-то нормальный. Ты умный, в отличии от этих двух недоразумений, невооружённым же взглядом видно, что они тебе не ровня.

От моих слов парень нахмурился, весь напрягся, стискивая метлу и как-то даже чуть сгорбился. Иванов наоборот, побледнел, задержав дыхание и замерев будто в ступоре, а Эма, словно рыба, начала хватать ртом воздух, казалось, что она сейчас рухнет в обмороке.

Напрасная надежда, конечно. Ни в какой обморок она падать не собиралась, наоборот, набрав побольше воздуха в грудь, завопила на всю площадь:

- Ты меня назвал глупой!?

Нужный эффект был достигнут, на нас тут же, прекращая остальные разговоры, стали обращать внимание окружающие.

- Ах ты! - Такаюки, как когда-то в магическом квартале Иркутска, поднял метлу над головой, на манер дубины.

Вот только на них я почти не обращал внимания, сосредоточившись на Горшкове. А тот, всё ещё молчал. Он и в самом деле был неглупым человеком и прекрасно понимал, что я прав. Вот только подача и обстановка совсем не способствовали тому, чтобы мою правоту признавать. Будь мы вдвоём, один на один, возможно он со мной бы согласился, но не сейчас, в присутствии своих, так называемых, друзей и кучи остальных студентов.

По сути, я поставил его в безвыходное положение, устроил ему цугцванг, при котором любое его действие ведёт к ухудшению позиции.

- Ну так что? - подлил я масла в огонь, - давай, бросай уже этот балласт, лучше дружи со мной.

- Нет, - наконец решившись, ответил парень, - с тобой дружить я не буду никогда. Ты нехороший человек. И если все остальные аристократы такие же, то я лучше буду общаться с простолюдинами.

- Щас я ему вдарю!

Иванов таки решил, наплевав на все правила, огреть меня метлой, но, как всегда, неудачно.

Та со всей дури опустилась на то место, где я только что был и с ужасающим треском переломилась посередине.

- Что ты наделал! - прижав ладони ко рту, воскликнула Эма, шокированная столь небрежным обращением с инвентарём.

- Ничего, изолентой замотает, - отступив на шаг прохладно произнёс я, - если синей, то крепче, чем новая будет.

Такаюки уже был готов броситься на меня с кулаками, как вдруг в действо вмешалось новое лицо. С громоподобным рыком сквозь ряды студентов, словно таран сквозь ворота, проломился Угрюмый, мигом оценил обстановку и, гневно сверкнув глазами, прорычал:

- Опять ты - Рассказов?! Всё тебе неймётся? Думаешь, папаша-аристократ тебя тут защитит?! Ошибаешься.

Он вытянул руку в направлении меня, скрючив пальцы, и я тут же схватился за горло, принялся картинно хрипеть и корчиться. Впрочем, я старался сильно не переигрывать, хотя зритель, преимущественно в лице Горшкова и Ко, и был весьма непритязательным.

По всей видимости, это был какой-то экспромт самого Угрюмого, решившего воспользоваться ситуацией и, похоже, втереться поближе в доверие к парню. Я вовремя поймал его мимолётное подмигивание и тут же сообразил как себя вести.

Сначала я кривлялся стоя на ногах, затем, словно под гнётом неведомой мощи, опустился на одно колено, потом на второе, хрип стал медленно переходить в сипение, а глаза закатываться.

“Как играю, как играю!” - не без гордости подумал я, глядя на объятые ужасом лица студентов вокруг.

Как-никак, десять лет проездил в своё время с бродячим театром, загоревшись лицедейством, а потом ещё десять лет был ведущим актёром собственного столичного театра. И никто, хе-хе, не догадывался, что любимец публики, срывающий овации в каждое своё выступление, их собственный архимаг-император.

Много, кстати, узнал, про своих чиновников. В том плане, что каждый второй непременно желал затащить меня в койку. Выяснив масштабы педерастии во властных имперских кругах, был неприятно удивлён. И ладно бы, эта их любовь к мужеложеству не мешала работе, но нет. Куча народу оказалась любовниками, любовниками любовников, любовниками любовников любовников и так далее. Которые, естественно, толком ничего не умели, кроме как подставлять афедрон непосредственному начальству. Правду, значит, народ говорил, что куда к кому не приди с жалобой или прошением, всё через жопу делается. А я ещё не верил.