Наследник, которому по... (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер" - Страница 49

Поднявшись на второй этаж, я, повинуясь команде конвоира, толкнул одну из дверей, в коридоре и вошел в практически пустую комнату, со столом посредине и двумя стульями друг напротив друга. Также в одной из стен располагалось достаточно большое тонированное стекло.

Допросная – понял я.

Присев, покосился на застывшего за спиной офицера. Чуть улыбнулся сам себе, одними губами. Похоже это будет забавно.

Я не напрягался, потому что точно знал, что за мной никакого криминала нет, что, впрочем, не отменяло того, что в иных мирах виновность твоя определялась не фактом совершения преступления, а наличием или отсутствием недругов и толщиной кошелька. Посмотрим, что будет здесь.

– Улыбается, сволочь, – негромко произнесла, закусив губу, Небоходова.

– Знает, что у нас мало что на него есть, – хмуро буркнул в ответ Восточнолесов, разглядывая задержанного через стекло, – но ничего, запись ведётся, плюсом в стуле последняя модель датчиков полиграфа вмонтирована, так что мы поймём где он врёт, а где говорит правду.

– А это законно? – внезапно озабоченно уточнила девушка, – к тому же он несовершеннолетний, его можно допрашивать только в присутствии родителей.

– Законно, незаконно, какая разница, – зло ответствовал старший шериф, подходя почти вплотную к стеклу и внимательно разглядывая безмятежное лицо парня, – мы не дали ему убить Светлова, и это главное. Осталось только его расколоть, чтобы он сознался, что в мстителя заигрался, а дальше нам будет уже до одного места вся эта законность, специальной комиссии по делам аристократов этого будет достаточно. Он влез в гражданские дела, и его тут ни родители, ни адвокаты уже не отмажут.

– А если он не расколется? – чуть поколебавшись, всё-таки спросила Лика.

Восточнолесов хмуро взглянул на подчинённую, но ничего говорить не стал. Впрочем, его молчание было куда красноречивей слов.

Когда в допросную вошел шериф, то первое, что он сделал, усевшись напротив меня, это выставил на стол пепельницу, достал сигарету и спросил:

– Куришь?

– Нет, – ответил я, – как можно, я же несовершеннолетний.

От последней фразы его заметно перекосило, но комментировать он не стал, наоборот, закурил сам и выдохнув мне в лицо струю дыма, произнёс:

– А я покурю, если не возражаешь.

– Нет конечно, – улыбнулся я, откидываясь на спинку стула, – травитесь на здоровье.

Пару минут, под его вдумчивое курение, мы молча переглядывались, затем он внезапно подскочил, трахнул кулаком по столу и заорал мне в лицо, брызгая слюной:

– А ну признавайся, хотел убить Светлова?! Ты, мелкий, вонючий говнюк!

Я подождал, когда он проорётся, затем спокойно ответил:

– Нет.

– Врёшь! – припечатал шериф, нависая надо мной, – по глазам твоим вижу, что врёшь. А ну говори, убивал до этого?

– Убивал, – кивнул я.

– Ну вот, – обрадовался полицейский, – когда, кого?

– Вчера, – с готовностью ответил я, – терроров в «Контрударе».

– Каких терроров?! – на миг опешив, заорал вновь он, налившимися кровью глазами смотря на меня, – в каком ещё контрударе?

– Ну как в каком, от ООО «Вентиль», знаете, производитель игр такой известный.

– Что ты несёшь? – взревел мужчина, побагровев, – я тебя спрашиваю, людей убивал?

– Так они люди, – кивнул я, – а пришельцев я в среду убивал, «Серьёзный Семён» игра называется.

Полицейский сел на стул вновь, зло прошипел:

– Издеваешься, значит. Ну ничего. Это ненадолго. У нас знаешь сколько уже доказухи на тебя? Лучше по хорошему признайся, обещаю, по нижнему пределу приговор пойдёт.

– Какой приговор? – приподнял я бровь, не спеша ни в чём признаваться.

– По статье о вмешательстве в гражданскую деятельность государства! – вновь приблизил своё лицо ко мне шериф, раздувая от гнева ноздри.

– А что, есть такая?

– А ты не знал? – мужчина растянул рот в злой ухмылке, – статья триста пятнадцать, уголовного кодекса, между прочим, вплоть до вычеркивания из списков рода, со всеми вытекающими. Не боишься из аристократов мигом в простолюдины улететь?

– Да? – задумчиво произнёс я, – и даже к несовершеннолетнему такую строгую меру могут применить?

– Кхм, – тут мужчина немного сбавил напор, – ну из списков рода не вычеркнут, но ни о каком наследовании точно можешь больше не думать. Отнимут право наследования, по всем правилам, с утверждением высшим дворянским советом. И тогда больше не быть тебе главой рода никогда, даже если попробуешь другой род создать. Понял? Это навсегда и никто и никогда этого отменить уже не сможет. Подумай об этом внимательно. А если подпишешь признание и поклянёшься не лезть в гражданские дела, то я с комиссией поговорю и максимум получишь предупреждение. Отделаешься, так сказать, лёгким испугом. А? Как тебе такое предложение?

Предложение было заманчивое. Вот только не в той его части как думал шериф. Перестать быть наследником… Разом скинуть с себя сдерживающие путы, постоянно мешающие моим планам. Это, пожалуй, стоило того, чтобы рискнуть.

Наконец всё обдумав, я утвердился в своём окончательном решении, и размашисто хлопнув по столу, отчего мужчина, не ожидавший подобного, дёрнулся сам, твёрдо заявил:

– Никакого признания, никакого соглашения, вали меня начальник по полной, чтоб прям по максимуму.

Вернувшись к Небоходовой за стекло, Восточнолесов вновь закурил, в тягостной тишине. Рассказов продолжал сидеть в допросной, с довольной миной откинувшись, и сцепив ладони в замок на животе. По всему его виду было понятно, что он доволен жизнью, словно не висело над ним страшное для любого аристократа наказание.

– Я не понимаю, – вдруг, жалобно произнесла девушка, – он словно хочет, чтобы его наказали. Но почему?

– Нет, – ответил, сквозь крепко сжатые зубы старший шериф, – недооценил я его, он куда опытней, чем мне казалось. Зря я про признание заговорил, он сразу понял, что у нас не хватает фактуры на него.

– И что делать? – снова жалобно посмотрела на шефа Лика.

– Пытаться убедить комиссию, что мы не просто так схватили наследника благородного рода, что у нас для этого были хоть какие-то основания. И молиться, чтобы этих оснований хватило, чтобы нас самих не притянули за превышение полномочий.

Звонок в поместье Рассказовых по городскому телефону раздался около девяти вечера, когда все уже находились дома, поэтому трубку взяла хозяйка дома, а не кто-то из слуг.

– Да, слушаю, – произнесла Элеонора, привычно чуть улыбаясь каким-то своим мыслям.

– Анюра? – чуть удивлённо переспросила женщина, – ах, Анюра, точно, здравствуй, девочка. Что?

Тут голос магички изменился и в нём прорезались тревожные нотки:

– Как забрали?! Кто, куда?

Лицо Эльвиры закаменело, а глаза налились синевой. Трубка в руках покрылась изморозью, захрипела шумами, в которых окончательно потерялся девичий голосок, продолжавший ещё что-то сбивчиво говорить, а затем и вовсе пластик захрустел и брызнул осколками, сжатый тонкой женской ладонью.

– Ричард! – прокатился по дому громкий с металлическими нотками голос, – Ричард, чтоб тебя! Ко мне, быстрее!

– Что дорогая? – скатился по лестнице Рассказов старший, как был, в одном тапке, трусах, выглядывающих из под распахнутого халата и с зубной щёткой во рту. Рык жены застал его в ванной, и бросив всё, тот поспешил на зов второй половинки.

– Дрейк арестован, – сходу без предисловий произнесла та, – четыре часа назад, городским управлением полиции. Командовал арестом старший шериф Восточнолесов. Знаешь такого?

– Слышал, – нахмурился мужчина, выплёвывая изо рта щётку и запуливая тапок в угол небрежным движением ноги, – неприятный тип. Но честный, по своему. Что ему надо?

– Неизвестно, – коротко ответила Эльвира, – Анюра сказала, ворвались прямо посреди ужина в их дом, выдернули Дрейка и увезли, ничего не объяснив.