Семя скошенных трав (СИ) - Далин Максим Андреевич - Страница 57

И Гудвин печально улыбнулся:

— Да, золотко, узнаЮ: ты — мой студент.

Получилось так, что Саид вдохнул закиси азота, когда узнал, что на Океане Втором началась война. Нас смущали только ладони клона: даже при идеальном клонировании отпечатки пальцев выдают подделку. В итоге мы их сожгли: изобразили, что «Саид» умирая, упёрся ладонями во включенный обогреватель, случайно вывернув подачу тепла на максимум. Коль спецы вели себя с нами, как чужие, мы и инсценировку устроили, как для чужих: аккуратно и точно, не подкопаешься.

Так вышла небольшая фора, которая позволила нам кое-как собраться.

Саид невесело шутил, что с веселящим газом, в сущности, была неплохая идея: его отец умер, Рашида с младшим сыном остались на Океане Втором, и никто не знал, живы ли они, старший сын работал на Шеде, дочь с мужем — на Океане Третьем, и с ними тоже не выходило связаться. Из депрессии Саида тянуло только чувство долга.

Чтобы провести его в Космопорт, нам пришлось изрядно повозиться — но контроль обмануть проще, чем спецов. Живого мертвеца тут никто не ждал — хватило обычного биопластового грима и линз, имитирующих чужую сетчатку глаза. Так мы вытащили и остальных наших, которые работали на территории Федерации, и даже успели выдернуть кое-кого, кто работал на океанских станциях — прихватив на всякий случай и штатников, которые попали бы под тот же пресс, потому что слишком много знали. Мы надеялись так же вытащить и уцелевших шедми, но при всём мастерстве наших гримёров превратить ребят в людей не удалось: на контроле сработали бы термодатчики, а нагреть шедми до нашей температуры означало — убить.

Мы решили, что их попробует прикрыть Вадим. А у меня до отлёта оставалось только два дела.

Я поговорил с Алесем. Алесь до войны работал на армию, — у него было несколько переводов, заказанных спецами, — и я надеялся, что ему можно поручить мою уцелевшую этнографическую группу. Потом выяснилось, что я оказался прав.

А перед самым отлётом я назначил встречу Вите Томилину — и поставил на запись собственную камеру слежения, которая испокон веку вживляется в глаз всем, работающим с чужим разумом вне Земли.

Он здорово удивился; видимо, спецы уже знали, что я сматываюсь с Земли в дикий мир, интересный только биологам и этнографам, то есть выхожу из игры. Я намекнул, что у меня есть кое-какие особые сведения, которые некому передать. Он пришёл на встречу в тихое, но надёжное местечко: в кафетерий Космопорта.

Очень симпатично выбрано: ни мне, ни ему нельзя было пронести сюда огнестрельное оружие — да и холодное весьма сложно скрыть от детекторов. Шпиономания в действии… Но Томилин не учёл нашей этнографической специализации: он до Шеда работал на Шиенне, а я — на Нги-Унг-Лян. Нги кое-что смыслят в оружии.

У меня была шпилька из шипа пустынника, растущего в предгорьях Лосми, пропитанная ядом прыгунов. Кроме прочего, этот яд вызывает у людей паралич гортани, так что позвать на помощь Томилин не смог бы при всём желании. Нги умирает от этого яда минут пять — человеку хватило двух.

А на помощь я сам позвал. Выходя из кафетерия, сказал баристе, что вон там, в беседке из олеандров, человеку, кажется, плохо. И пошёл встречаться с Самойловым, чтобы дать ему инструкции на ближайшее будущее.

А Юл ещё спрашивает, почему я ему наврал…

Уже в звездолёте я скинул запись со своей камеры в запароленную директорию Вадима, с комментарием: «Гудвин, прокрути это тюленям. За предательство доверившихся вмерзают в лёд».

Когда я улетал с Земли, мы ещё надеялись, что начинается локальный конфликт, который за пределы Океана Второго не выйдет. Соотечественники позарились на чужую интересную колонию — бывает… Но уже в дороге пришла информация о том, что наши нанесли массированный удар по Океану Первому и Океану Третьему, а до кучи случилось серьёзное столкновение около шедийской исследовательской станции в районе М-97899 — и стало ясно: никакая это не колониальная стычка. Настоящая война.

Осмелились.

Наши нашли себе противника в космосе — вот что я тогда думал. Всё спланировали и рассчитали, сыграв начало войны, как по нотам. Надеются на скорую победу.

Всё разумно, если подумать. Нги-Унг-Лян, Шиенна, Солар — не тот уровень развития, чтобы с ними всерьёз силой меряться. Ахон нам не противник, да и делить с ними нечего; по сути, они технологически уже до нас не дотягивают. Кунданга — наоборот: они уже несколько столетий в Галактическом Союзе, мы для них варвары. К тому же в их радиоактивном тяжёлом мире людям делать нечего — и колонии у них такие же, для нас непригодные. Их самих многие важные господа из большого начальства откровенно побаиваются. Фья-Скоу… их бы ещё понять сначала.

Шед — другое дело. Гуманоиды. Примерно равные технологически. Для жизни им подходит то, что с лёгкими оговорками и нам подошло бы. Вдобавок, довольно быстро вооружились, — нельзя сказать, чтобы пацифисты, — и мы, люди, им жестоко отвратительны. Соперники. С первых лет контакта было ясно, к чему всё это может в итоге прийти.

И вишенка на торте: они — в Союзе, а мы — нет. То есть, как бы, прогрессивная галактическая общественность считает, что они цивилизованнее, хоть мы, честно говоря, изрядно постарше. Они, по нашим меркам неандертальцы-переростки. Цивилизация Шеда развивалась так стремительно, что эволюция не успела стереть с их тел звериные знаки внутривидовой агрессии. Биологически мы выглядим совершеннее — а их считают более совершенным обществом. Это уже само по себе не может не раздражать некоторых наших соотечественников.

Люди очень и очень высокого мнения о себе.

Так что война началась на поражение. Шедми испортил Галактический Союз — они по цивилизованной наивности своей всё-таки до последнего придерживались договора с Землёй. А значит, нашим ударить первыми сам бог велел. Только надо сделать красиво.

Вот и сделали. По части провокаций с нами, людьми, тягаться трудно. Особенно — шедми, прямолинейным до смешного, в силу самого строения своего социума не слишком хорошо понимающим, что такое интрига и провокация.

Ещё до того, как мы достигли Океана Второго, я узнал, что на Земле раскручивают маховик дезы и пропаганды. Федерация крутила смонтированную из личных дневников Хтиады запись, в которой он якобы обсуждал с Шедом внезапную диверсию. Утверждалось, что у шедми уже была секретная, скрытая от наших спутников слежения подводная база где-то в районе Марианской впадины, — непонятно как там очутившаяся, но кому какое дело! — и оттуда они собирались нанести удар по прибрежным городам Штатов и Федерации. Вся эта липа представлялась как свидетельство идеальной работы наших служб безопасности.

Штаты не отставали. Они сокрушались о «наивности этих русских» — и в доказательство собственной предусмотрительности показывали записи ликвидации каких-то мутных подводных сооружений. Штатники-эксперты твердили о базах террористов и боевых пловцах с Шеда в выражениях «Зверь готовится выйти из вод!»

Всё это было настолько шито белыми нитками, что в голове не укладывалось, как кто-то может хоть отчасти поверить в этот бред. Но в бред поверили.

Мы, конечно, все эти годы записывали лекции о физиологии и психологии шедми — но лекции ничего не дали. Люди даже не попытались сопоставить факты: шок от жутких новостей оказался слишком сильным. Начиналась первая межпланетная война в нашей истории — так какая разница, какие там у шедми образ жизни и архитектура, в их жутком логове!

Сверхдержавы мобилизовались настолько стремительно, что даже самый тупой из нас догадался: они тщательно готовились к этой войне все последние годы. С тех пор, как наши встретились с шедми на орбите Океана Второго. Шедми позволили нам исследовательские станции — а наши приняли совершенно другое решение.

А мы всё это время занимались наукой и хлопали ушами.

Прохлопали.

Коллеги-штатники отступились на удивление быстро. Им всегда было тяжелее работать с шедми, чем нашим: их индивидуализм восставал против упрямого коллективизма тюленей, а тюленья прямота, помноженная на полное отсутствие предпринимательской сметки, казалась союзникам очень подозрительной. Коллеги из MiB то ли поверили, то ли сделали вид, что поверили… но, в любом случае, они прервали контакты с КомКоном и принялись истово работать на армию. Мы остались совсем одни.