Туманная река 4 (СИ) - Порошин Владислав Викторович - Страница 14

— Бах! Бах! — Раздавался звонкий характерный щелчок, когда резиновый диск попадал в цель.

— Пум! Пум! — Глухо плюхались в бревенчатую стену шайбы, которые летели мимо.

Таким образом, я решил тренироваться, так же как и в баскетболе. Только если раньше я выполнял перед сном триста бросков мячом по кольцу, то сейчас наметил для себя триста попаданий шайбой в дальний верхний угол ворот. На звук непонятных звонких ударов, которых было гораздо больше, из дома вышел, опираясь на костыль, ветеран войны Прохор.

— А я думаю, что такое? Дрова что ли кто-то, на ночь глядя решил поколоть, а это ты, дурью маешься, — ухмыльнулся он.

— Зато знаешь, как нервы успокаивает? Попробуй понравиться, — хохотнул в ответ я.

— Что? С Наташкой совсем поссорился? — Прохор вынул из кармана брюк пачку «Памира» и вытащил из неё одну сигаретку.

— Мы не ссорились, — просипел я на выдохе, так как снова запустил очередную шайбу в ящик.

— Бах! — Резиновый диск попал внутрь и тут же выскочил обратно.

— У нас с Наташей оказались разные взгляды на жизнь, — следующую шайбу я засандалил точно в крестовину фанерного ящика. — Может ещё, найдём консенсус. Кто его знает.

— Между прочим, Вадька уже нашёл косесус этот, — Прохор затянулся сигареткой. — Вон, брюки эти ваши из парусины натянул. Одеколоном намарафетился и в кино со своей Тонькой усвистал.

— Что сказать? — Я пошёл собирать резиновые шайбы, раскиданные по огороду. — Если повезёт с подругой, станешь счастливым человеком.

— А если нет, — хитро прищурился ветеран войны.

— Значит, будешь философом, — улыбнулся я.

— Ловко, — хохотнул Прохор. — Завтра всё, переезжаете в новое жильё?

— Окончательно и бесповоротно, — я опять расставил резиновые диски на большом фанерном листе.

— А как же я? — Погрустнел ветеран.

— Раз ты с нами не хочешь, купим тебе этот замок из дерева, гвоздей и рубероида, — я обвёл рукой нашу съёмную избушку. — С хозяйкой я уже поговорил. Напишет она на тебя дарственную, а деньги мы ей отдадим «чёрным налом». Навещать тебя обязуемся регулярно. Будем в баню приезжать, париться. А то я общественные городские термы не перевариваю.

— Да, баньку я сделал по всем законам, — заулыбался Прохор. — Печку переложил. Стены проконопатил. А если чего надо на новом месте починить, обращайтесь. Всё чин чинарём устрою. За бесплатно!

— Коммунизм, Прохор, ещё не скоро наступит. Поэтому про бесплатную работу, даже не заикайся, — я на мгновение прицелился и почти все шайбы по очереди отправил точно в ящик.

— Бах! Бах! Пум! Бах! Бах! Бах! — Громко «отчеканили» запущенные мной чёрные диски.

— Работы в новых квартирах завались, — обрисовал я перспективу ветерану. — И кровати нужно делать, и встроенные шкафы, и кухню, и столы, и стулья. Ведь то, что сейчас продают в магазинах из спрессованных опилок — это барахло. Так что готовься к трудовому подвигу.

— Прощайте скалистые горы, на подвиг отчизна зовёт, — пропел тихо скрипучим голосом Прохор.

— День седьмое октября, красный день календаря! — Продекламировал я стихотворение Маршака, когда мы вытаскивали железные в разобранном виде кровати из микроавтобуса. — Посмотри в своё окно, вот — наш дом! Вот — барахло!

Я показал одной рукой на новенькую пятиэтажку на Щёлковском шоссе, где нам с «барской руки» выделили три квартиры. Другой рукой я ткнул в наши скромные пожитки. Кроме кроватей и чемоданов у нас был один стол и несколько табуреток. И ещё Толик держал в руках катушечный магнитофон марки «Мелодия МГ-56».

— Красота, — согласился со мной Зёма, осматривая двор. — Только сегодня уже двенадцатое число. Да и в оригинале упоминается — день седьмое ноября.

— До седьмого ноября надо бы ещё дожить, — пробормотал я. — А двенадцатое октября в размер стиха не укладывается. Кстати, вон наши окна, на дефицитном третьем этаже.

— Может, однушку мне уступите? — Снова «насел» на Вадьку с Тоней Земакович.

— Вот ещё, — заворчала на него Тоня, что-то шепча на ухо Вадьке Буракову.

— Ну всё, засосало мещанское болото! — Хохотнул Санька.

— Мальчики давайте уже вещи носить, — недовольно поёжилась Наташа. — Вон, на нас весь двор смотрит.

— А может быть, сходим сегодня ещё на репетицию? — Завёл свою любимую «шарманку» Толик Маэстро.

— В такой день? — Пробасил Бураков. — Никогда! Это же первая собственная жилплощадь в нашей жизни! Сегодня гуляем…

Вадька виновато посмотрел на меня.

— Так и быть, — махнул рукой я. — Возьмём сегодня бутылочку конька, бутылочку шампанского и бутылки три настоящего красного вина. Для гостей, — добавил я, выразительно глядя на расплывшегося в улыбке Земаковича.

— Да, — с серьезным видом закивал Санька. — Хлопнем по пять грамм шампусика и будем догоняться лимонадом.

— Чтоб не догоняться, не нужно разгоняться, — пробурчал я, передавая чемоданы Зёме.

Три квартиры на одной лестничной площадке мы поделили следующим образом. Вадьке и Тоне, у которых дело шло к свадьбе, отдали отдельную однокомнатную. В двухкомнатной поселились Толик и его сестра Наташа. В трёшке, по комнате получили я и Санька Земакович. Единственную не занятую жилую единицу мы приберегли для гостей и знакомых. Так-то туда планировался Прохор. Однако ветеран был категоричен.

— Если буду жить в бетонном четырёхстенке, сопьюсь, — заявил он, загадочно улыбаясь. — А у меня только сейчас жизнь налаживается.

«Неужто завёл кого? — мелькнула тогда у меня в голове. — А раз так, то в свой, пусть и деревянный дом привести хозяйку гораздо проще, чем в отдельную маленькую комнату».

Кстати, о комнатах. Перед тем как раскладывать свои личные вещи, я обошёл все жилые помещения, на предмет выявления строительного брака. Полы везде были исключительно из досок и окрашены в тёмно-красный цвет. «Как доска просохнет, дыры будут с палец», — пробубнил я себе под нос.

Обои же чередовались. Если в одной комнате были печально-жёлтые в мелкий цветочек, то в другой тускло-голубые с какой-то загадочной растительной завитушкой. «Наверное, рисунок разрабатывал сам «академик» Лысенко, у которого яблоки могли расти и на берёзе», — в очередной раз недовольно поворчал я. На стены кухни без изысков попрыскали из распылителя синей краской.

— Зашибись! — Охал, таскаясь следом, Земакович.

— Да, можно ходить и жмуриться, — хохотнул я.

— Цивилизация! — На этих словах Санька открыл дверцы «хрущёвского» холодильника, который строители влепили в аккурат под подоконником на кухне.

— Если не замазать щели, то в эту цивилизацию скоро пожалуют крысы с мышами, — я ткнул пальцем на очередной производственный брак. — Купишь себе дефицитной любительской колбасы, и всё…

— Как всё? — Почесал свой затылок Зёма.

— Так, не попользуешься, — пробурчал Вадька Бураков.

— Надо бы с мебелью что-то решать, — вмешалась деловая Тоня.

— На первых порах купим на «чёрном рынке», какую-нибудь рухлядь, — предложил я. — А потом, постепенно Прохор нам сделает качественный эксклюзивный гарнитур.

— А может быть проще что-нибудь взять в магазине? — Заметил «наивный» Толик Маэстро.

— В магазине очередь на два месяца вперёд, — пробурчал Земакович, который этим вопросом уже интересовался. — Впрочем, кухонные столы с табуретками, если «дать на лапу», можно вывезти хоть сейчас.

— Так чего мы ждём? — Улыбнулся я. — Карета подана!

Где-то в районе двух часов дня первым в гости на новоселье пожаловал баскетболист Юра Корнеев. Посмотреть на то, как теперь живут советские новоселы, Юрий привёл с собой жену Татьяну и своего шестилетнего сына Мишу. Михаил, которому, наверное, дома негде было разбежаться, носился как заведённый из кухни через коридор и прихожую, далее в маленькую комнату для гостей и обратно. Татьяна порезала пирог с капустой собственного приготовления, я же сварил всем по кружке кофе.

— Я, Олимпийский чемпион, живу в Косом переулке в полуподвале! — Тихим голосом горячился Корнеев. — А «Динамовскому» начальству хоть бы хны. Между тем Алексеев давно в ЦСКА зовёт, квартиру обещал. Да я бы и пошёл, но пацанов из команды жалко. Не хватало, чтобы болельщики говорили, что Корней предатель.