Туманная река 3 (СИ) - Порошин Влад - Страница 24

Дальнейшие события для сознания молодого писателя закрутились, как в калейдоскопе. Сначала ему прилетела тяжелая затрещина ладонью в левое ухо, после чего пол стремительно приблизился к лицу. Затем его кто-то тащил и с трудом усадил в автомобиль. Потом перед глазами мелькали вечерние огни горящих окон домов. Дальше ноги еле-еле переступали со ступеньки на ступеньку. И наконец, он с кем-то долго и очень мокро целовался. Затем произошло то, о чём он лишь читал в медицинской литературе. Коитус вспомнил Витюша загадочный научный термин. Что снилось до утра, Прохоркин уже не запомнил. Да и какая разница, подумал начинающий писатель, лёжа на животе, когда солнце ударило ему прямо в глаза.

— Подъём лежебока! — студент услышал голос Татьяны Владимировны, и повернулся на кровати так, чтобы получить более полную информацию о месте своего пребывания.

Он увидел большой книжный шкаф, который плавно перетекал в шкаф бельевой. Наверное, сделали на заказ, подумал он. В углу деревянный лакированный резной журнальный столик из почерневшего дерева. Сама хозяйка квартиры стояла с подносом, от которого шёл непередаваемый аромат свежесваренного кофе. При этом сама Татьяна Владимировна была одета в кокетливый короткий, выше колен халатик.

— Поднимайся, — голосом строгой учительницы сказала она, присаживаясь рядом на кровать.

— Вчера, Татьяна Влади…, - не успел пролепетать Витюша.

— После вчерашнего, можешь называть меня просто Таня, — женщина придвинула блюдце, на котором стояла кружка кофе к Виктору, а сама с журнального столика взяла пачку «Marlboro».

— Знакомый привёз из Болгарии, — сказала Таня, закуривая импортную сигарету, — значит так, вчера не дали договорить, поэтому поговорим сейчас.

Женщина наклонилась и опёрлась на одну руку так, что из халата выглянул наглый голый и возбуждённый сосок.

— Напечатаем продолжение твоей книги ещё в пяти номерах, а остальное пусть заинтересованные читатели приобретают в книжных магазинах, — Татьяна Владимировна стряхнула пепел в хрустальную плоскую пепельницу.

— Книгу же нужно для начал издать, — промямлил студент, не сводя глаз с обнажённой груди.

— Это я беру на себя, — Татьяна улыбнулась и поплотнее прикрыла, разошедшиеся полы халата, — в союз писателей я тебя тоже пропихну. А твоё дело писать. Писать много и так же хорошо.

Редактор «Пионерки» отодвинула поднос в сторону и, прильнув к Витюше, поцеловала в его неумелые губы.

На тридцатое августа для сборной СССР по баскетболу выпал свободный от игр и тренировок день. И для того чтобы сборники не шатались хаотично по городу, и не дай Бог, где-нибудь употребляли вкусное итальянское вино, главный тренер команды решил всех вывезти на море, в маленький городок Лидо-ди-Остия. Благо расстояние всего ничего, примерно тридцать километров, и ехать меньше часа на автобусе.

— Не забываем плавательные принадлежности! — покрикивал второй тренер Алексеев, — это вам не на диком алуштинском пляже барахтаться, в чём мать родила!

— Надо, по дороге вина купить, да! — распылялся Гурам.

— Какой море без вина? Так, одна солёная вода! — хохотнул я.

— Вообще-то Гурам прав, — вмещался Корней, — давайте проголосуем!

— Я тут кому-то проголосую, — буквально прорычал Суренович, — это вам не просто увеселительная прогулка. Выезд на море рассматривается тренерским штабом, как внеплановое занятие по общефизической подготовке.

— Ну, тогда у меня рука болит, — сел на скамейку около нашего корпуса центровой Саша Петров.

— У меня тоже, вот тут плечо заболело, — Минашвили искривил свою физиономию, из-за мнимой боли.

— А у меня плавки порвались, — смущенно сказал Миша Семёнов.

— Они же у тебя сегодня в комнате были целые, — сдал его сосед по номеру латыш Озерс.

— Тогда сейчас порвутся, — прогундосил Михаил.

— Хорошо, возьмём молодого вина, — пошёл на попятную Спандарян, — но максимум по двести грамм на человека, ни больше!

— О! — обрадовался Гурам, — совсэм плечо не болит! Показалось, наверное.

Когда команда с шутками и прибаутками загружалась в автобус, меня окликнула Маура, которая выглядела очень встревоженной.

— Суренович, я отойду, — сказал я главному тренеру.

Оказалось, что всё очень серьёзно. У соседки Мауры по комнате пропала младшая сестра. На вопрос, почему не обращаетесь в полицию? Итальянка сказала, что в полиции в лучшем случае примут заявление через два дня, а займутся поисками, если займутся вообще после завершения Олимпиады. Так как все полицейские задействованы на охране олимпийской деревни и мест, где идут соревнования.

Дилемма, я ненадолго завис. Ведь не наше это спортсменов дело разыскивать пропавших детей, в далёкой не знакомой стране. Но пройти мимо, по меньшей мере, подло.

— Мне просить помощь больше никто, — сказала девушка.

Я вернулся к автобусу.

— Степан Суренович, — я вытащил свои вещи из салона, — я с вами на море не еду.

— Ты совсем охренел со своими амурными делами? — уставился на меня тяжелым взглядом главный тренер.

— Младшая сестра пропала у её подруги, — я кивнул в сторону Мауры.

— А ты что? Полицейский или советский милиционер на отдыхе? — не отступал Спандарян.

— Нет, но пройти мимо этого не могу, в конце концов, это не по-советски, — я двинулся обратно в жилой корпус, чтобы оставить свои вещи, — сейчас вернусь! — крикнул я итальянке.

И тут из автобуса за мной выскочил Корней.

— Суренович, — сказал он главному тренеру, — я за пацаном присмотрю.

— Не влипните там во что-нибудь, — Спандарян не смог найти слов, во что, — чтоб всё было по-тихому. Ну, ты меня понял. Поехали, пока остальные не разбежались! — сказал он водителю.

Первым делом мы взяли такси, я заплатил из той премии, которую дали после победы над Пуэрто-Рико, и поехали в сторону Ватикана. Подругу и одновременно соседку по комнате Мауры звали Сильвия Фазоли. Она рассказала, что её семья, мать и ещё две младшие сестры живут в очень бедном районе, на холме, с которого открывается прекрасный вид на собор Святого Петра.

Понятно, думал я, где нищета, там и оседает криминал, потому что люди бьются за свою жизнь, пренебрегая всеми заповедями и законами. Кстати, Корней посоветовал мне одеться попроще, в синий спортивный костюм.

— Если придётся бить в репу, лучше быть в одежде, которую не жалко испортить, — сказал он.

— Нет, Юра, оденемся более респектабельно, в наши красные джипсы и хорошие рубашки, — ответил я, — чтобы не пришлось никого бить по репе, будем давить авторитетом.

Улица, на которую мы приехали, точнее на которую мы не смогли заехать, так как на ней отсутствовало дорожное покрытие, называлась ди Домиция Лучилла. По крайней мере, со слов Мауры я понял так. Сильвия повела нас в дом своей семьи, из которого надо полагать она с большим желанием сбежала. Даже не представляю, чего ей стоило поступить в Институт физической культуры. По разным сторонам извилистой улицы шли жалкие хибары, которые были построены из чего попало. Из стен с отвалившейся штукатуркой выглядывали камни, дерево, и сворованные где-то кирпичи. Ограды домишек были сделаны из гнилых досок, которые дышали на ладан.

— А я думал, — шепнул мне Юра Корнеев, — это я плохо живу, в полуподвале Косого переулка.

— Такова жизнь, — горько усмехнулся я, — всегда найдется, кто живет либо ещё хуже, либо ещё лучше.

В доме Сильвии, кроме голодной сестрёнки, которая тут же потребовала от неё еды, безмятежно спала мать. Я поднял с пола у кровати пустую бутылку, понюхал её, то, что в ней было не молоко, за это я ручался на сто процентов.

— Спроси у младшей сестры Сильвии, кто что видел, с кем пропавшая девочка, может быть, гуляла? — сказал я нашей переводчице Мауре.

— Зря мы в это дело влезли, — на ухо мне прошептал Корней, — это же трущобы, здесь человек, как зверь в лесу, был, и нет его.

— Нужно говорить соседний дом, там видели, — Маура передала слова сестры Сильвии.