Несовершенный (ЛП) - Винтерс Уиллоу - Страница 1

Переводчик: Смирнова Мария

Редактор: Нина Коновалова (гл.1–8), Ксения Попова (с 9 гл.)

Несовершенный

«Любовь-это больше, чем слова; мое сердце может сказать тебе это» — DLS

Для Донны, которая всегда была источником вдохновения

Сделай так, чтобы тебя не увидели

Ее слова эхом отдаются в моей голове, пока я иду в спальню. Прошлой ночью она прошептала их мне в губы. В темноте ночи прохладный воздух проскользнул между нашими телами, когда она прервала поцелуй и медленно открыла глаза.

Уличный фонарь освещал заднее крыльцо ее дома в Верхнем Ист-Сайде. Кто-то это время мог назвать поздней ночью, а кто-то — ранним утро. Шум города стих, бодрствовали только такие грешники, как мы.

Сделай так, чтобы тебя не увидели. Она произнесла это с мольбой, и вот я… уступаю ее желанию.

Я никогда раньше тайком не выходил через черный ход так поздно ночью. Ни разу в жизни мне не приходилось прятаться.

Я не собирался мириться с этим дерьмом, но все же я здесь. Что, черт возьми, эта женщина сделала со мной? Я пляшу под ее дудку.

Ей, видите ли, стыдно. Я знаю, что именно поэтому она не хочет, чтобы люди знали, что мы вместе. Ведь это не просто интрижка, и я не просто мальчик для развлечений. Между нами что-то есть, но она не хочет, чтобы мир узнал об этом.

Под моим весом скрипят половицы, и я в нерешительности стою в дверях, тусклый свет лампы из коридора слегка подсвечивает темную комнату. Это ее дом, и соседи ничего не услышат, и я не хочу, чтобы она беспокоилась.

Во сне она слегка шевелится под шелковым одеялом, пока, наконец, не открывает глаза и не видит меня. Она наклоняет голову набок и смотрит на меня, уткнувшись щекой в подушку, на ее губах играет мягкая улыбка.

— Я скучала по тебе, — произносит она, еще не отойдя ото сна, но в ее голосе слышатся звуки похоти.

Если бы только она знала настоящую причину, по которой я жажду ее прикосновений. Вот почему мне так хочется нарушить все свои правила.

— Извини, что опоздал, — говорю я ей низким, грубым голосом и начинаю расстегивать рубашку.

Ухмылка играет на моих губах, а ее глаза искрятся смехом. Ей все равно, когда я прихожу и ухожу, лишь бы ночью я лежал в ее постели.

Она смотрит на меня оленьими глазами, пока я расстегиваю пуговицы и позволяю ей мысленно растечься лужицей у моих ног. Я стягиваю через голову, обтягивающую белую майку и оглядываюсь назад, чтобы увидеть, как ее пухлые губы приоткрылись.

Ей нравится то, что она видит. Мои мышцы дрожат, когда майка летит на пол, лунный свет заливает комнату слабым сиянием.

Может, она и хочет сохранить все в секрете, но она чертовски хочет меня и не может этого скрыть. Я стал зависимым от того, как она смотрит на меня, как будто ей нужно прикоснуться ко мне, потому что я ей необходим как воздух. Я жажду услышать звуки ее учащенного дыхания, словно она умирает без меня, пока я приду к ней. Я медленно расстегиваю ремень, а мой взгляд блуждает по ее телу. Она моя. Она принадлежит мне. Только я могу к ней прикасаться.

Если бы это зависело от меня, я бы вытащил ее задницу наружу на середину оживленной городской улицы, чтобы показать всему миру, что теперь она принадлежит мне. Я больше не хочу прятаться, и мне плевать, что об этом кто-то узнает. Я устал от этого дерьма.

Гнев закипает в моей крови, я крепче сжимаю свой кожаный ремень, со звоном выдергиваю его и с громким стуком бросаю на пол. Все это время я гляжу в ее великолепные глаза, и она смотрит на меня с тем же желанием, что и я.

С прошлым покончено. Никто никогда не узнает, что произошло на самом деле — ни она, ни кто-либо другой.

— Мейсон, — она практически шепчет мое имя, и это будит во мне зверя.

Я ставлю колено на кровать, заставляя ее стонать под моим весом, и подползаю к ней. Ее прекрасные голубые глаза затягивают меня в свои омуты.

По мере восхода солнца все больше света проникает в комнату, нагревая ее, занавески колышутся от потока воздуха. Под лучами света, скинув с себя одеяло, она выглядит еще прекраснее.

О, да. Она подготовилась для встречи со мной. Все для меня, ведь она чертовски нуждается во мне.

Я прижимаюсь губами к ее губам и впиваюсь пальцами в ее бедра, когда она раздвигает их для меня. Ее тихие стоны раздаются в комнате. Огонь наполняет мою кровь.

Ей стыдно, что она так быстро сдалась. Особенно такому человеку как я.

Я не создан для такой женщины, как она. Я тот, кто может запятнать ее безупречную репутацию и сделать трещину в ее идеальном образе еще глубже. Сказать, что я груб, значит не сказать ничего, но у меня есть то, что ей нужно.

Мы оба понимаем, что это было только на одну ночь. Но сейчас я хочу большего.

Она думает, что разрушена, но она чертовски совершенна. Это мои грехи и секреты могут уничтожить нас обоих. Я никогда не позволю им выйти на свет. Не сейчас, когда у меня есть то, за что стоит бороться.

Она еще не знает этого, но я не остановлюсь, пока она не станет моей.

Ей нужно преодолеть это и просто принять все таким, как оно есть.

Теперь она, черт побери, моя.

Все наши прегрешения живут на свете вечно.

Как призраки гуляют по нашей жизни скоротечной.

От них не убежать.

Не спрятаться. Не скрыться.

Они вернуться вновь и ты поймешь тогда,

Что жизнь твоя пуста и лжива как никогда.

— Ты должен быть мне благодарен, что я подчистил за тобой это дерьмо, — говорит мне отец, сидя на стуле с высокой спинкой.

Его пальцы сжимают кожаные подлокотники, а кончики больших пальцев мягко потирают медные заклепки.

Хотя жалюзи закрыты, высокие окна за спиной отца наполняют большой кабинет тусклым светом вечернего солнца.

Я смотрю на него через плечо, все еще держа в руках случайно взятый с полки учебник права. Полки от пола до потолка тянутся вдоль боковых стен его кабинета. Здесь пахнет старыми книгами. Темное дерево, коричневая кожа и темно-красный Бомонтовский ковер в кабинете — все указывает на большие деньги не одного поколения, и это именно то, что представляет собой эта комната.

Это и еще всякая чушь собачья.

Ложь и коррупция — вот что поддерживало этот кабинет в его нынешнем состоянии на протяжении многих поколений. Я так долго не хотел видеть правду. Но узнав о том, что сделал мой отец… я больше не могу закрывать на это глаза. Это бесспорный факт и непростительный грех.

Я издаю тихий смешок, не позволяя отцу увидеть, как взволнован.

— В последний раз повторяю, — говорю я ему, захлопывая книгу и ухмыляясь, — этот беспорядок сотворил не я.

Я ни в чем не признаюсь. Даже собственному отцу. В этом городе один промах может отправить тебя в могилу. Как мою мать, например, и как тот хаос, о котором говорит мой отец. Я ему не доверяю. Я больше никому не верю.

Отец сужает глаза, и, прежде чем он берет в руки кружку с горячим кофе, его лицо становится красным. Он держит черную кружку обеими руками, дует, чтобы кофе остыл, явно отказываясь принять мое мнение.

— Тебе бы пришлось пройти через ад…

Я прерываю отца, стараясь не выдать свои эмоции. Это поворотный момент в наших отношениях. Мы меняемся местами, так как теперь нервничает он.

— Нет, не пришлось бы. — Я смотрю ему в глаза и добавляю. — Со мной было бы все в порядке.

Несколько секунд проходят в полной тишине, слышится только звук тиканья больших часов.

— Ты подчистил все не за мной, и мы оба это знаем.