Мир для его сиятельства. Пограничник (том 2) (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 37

В итоге получилась солянка из вольных, бывших крепостных, кандальников и благородных. У всех свои принципы, свои интересы, своя сословная поддержка друг друга. И Вольдемар кое-как, напрягая все силы, пока удерживает их в узде, чтоб не поубивали друг друга, а там наверняка есть за что.

Так что присягу у нас примет примерно две с половиной сотни, может две, но всего легионеров собрали далеко за четыре. И ещё часть в академии осталась — они у Вольдемара пока под вопросом. Будущие легионеры в отличие от меня только что пришли — тут идти полдневного перехода, и только-только поели — с утра Илоне приказал готовить дополнительную кормёжку. Бойцы с похода усталые, но довольные, что не опоздали на очередное шоу.

Ну, и население замка, посёлка и ближайших деревень — куда без них? И прощённые работяге-убивцы, кто без охраны работает, и к ним приравненные «беглые» крестьяне Феррейроса. Да, я не стал с тамошними бедолагами жёстко обходиться, пусть себе спокойно работают. Вместо виа они мне тут канал копать пока будут, а там, с расширением георгафии строительства, перекину их на рытьё траншей в направлении Виктории или Аранды. По последним слухам, житьём у меня они недовольны, ропщут, но, как узнали о побоище, что мы устроили под их бывшим городом, окончательно смирились и лыжи вострить не собираются.

В общем, народу хватало.

Посмотрел вверх. Дождь. Жаль. Мне всё равно, а людей жаль — дождь коварная штука, от него можно промокнуть и заболеть. Но общая молитва, и покаянная молитва графа — такое дело, что любого дождя стоят. По телевизору сие не посмотришь, только личное присутствие.

Про то, что за пределами замка будет лучше, просторнее, люди поняли, поддержали. Мы с братцами направились к воротам первые, за нами — все остальные собравшиеся. Прошли сотню метров к реке, когда решили, что хватит, и затем минут пятнадцать ждали, когда из замка выйдут и встанут вокруг остальные собравшиеся зрители. Я снова посмотрел на небо, затянутое тучами. Лето, солнце, частые дожди — самое то, что нужно пшенице для роста. Постоянно сухая погода и жара вроде не очень хорошо. В какой-то передаче про то смотрел. То есть фактически сегодняшним действом я могу подписать себе смертный приговор, ибо эта морось с пасмурным небом может и ещё день идти, и два, и более. А мне нужно явление свыше, «с небес», сейчас. Явление, как вы поняли, было задумано как в итальянском фильме про ограбление Святого Януария: «Солнце выглянуло! И дождь кончился!» Не поспешил ли я, не рою ли себе яму? Может стоило подождать, как начнёт распогаживаться?

Но, блин, с утра так и показалось — сегодня распогодится! Что к обеду «солнце выглянет». Потому и подписался на договор с братцами спозаранку, в темнице их растолкал. К завтраку же наоборот, новые тучи пришли. Может местный бог и правда меня не любит? Я, конечно, из любой ситуации выкручиваться буду, но если сама природа против…

Но рассусоливать поздно. Договорившись с братцами, я подписал себе приговор. Правда, приговор без текста. И то, каков будет этот текст, сейчас во многом реально зависело от высших сил.

…В крайнем случае, золото готово. Клавдий, с которым поделился планами, обещал прикрыть до границы с Бетисом. Ибо он будет нужен и новому графу, кто бы им ни стал, ничего не теряет. А там поеду на Запад, в края, где путешествует мой земляк Мастер с творческим коллективом — буду в их землях счастья пытать.

— Дети мои! — воздел руки вверх, призывая всех к тишине, брат Амвросий. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы ваш граф совершил покаянную молитву и вопросил у всевышнего, одобряет ли тот его деяния. И все мы, каждый из нас, будем тому свидетелями. Вознесём же молитву…

Ла-ла-ла, не охота пересказывать текст полностью. Но народ воодушевился и начал повторять за Амвросием слова молитвы, кто знал. А кто не знал, просто сложил ладошки и гудел с остальными. Молились они за меня, чтобы господь меня услышал и ответил. Ибо все мы (они) за него (меня) переживаем, аж кушать не можем! Что правда на самом деле — все реформы и нововведения в графстве держались на одном человеке — собственно их начинателе. Уйду я, и фиг знает, что будет завтра.

Одоакр в этой молитве не участвовал, смотрел на меня криво, немного высокомерно. Дескать, мальчишка, ты что, не понимаешь, что мы не дадим тебе интерпретировать знаки небес так, как тебе хочется? Думаешь, церковь просто так тут полтора тысячелетия опыта набиралась? Моё желание обратиться к всевышнему, минуя промежуточные инстанции, для этого мира не редкость, и опыт у них на самом деле есть. Вот только и я не фраер. Я знаю, что такое ЦИПсО, кто такой Геббельс, как оболванивать миллионы. А ещё знаю, кто такой Станиславский и вкратце читал брошюру-методичку по сценическому искусству (это на самом деле огромный труд, который не надо недооценивать). И изучал социологию, включая элементы психологии толпы. В толпе прав не тот, кто прав, а кто кричит громче, а главное, кричит языком, понятным толпе, с предельно чёткой маркировкой свой-чужой, и почему он свой, а он — чужой. Это будет битва будущего и прошлого, их опыта и моих знаний, но я снова решил поставить всё на кон и попытаться вырулить, ибо Анабель права — не смогу победить церковь, опираясь на инструментарий попаданца. Иногда мир вокруг со своими доисторическими традициями сильнее любых новаций будущего. ВЕРА, вот так, большими буквами — то, чего лишились мы, и здесь она сильнее социальной инженерии. Она и есть основа данной инженерии, и никакие ЦИПсО не нужны, если ты контролируешь священников.

— Граф Рикардо Пуэбло! — обратился ко мне вышедший вперёд брат Одоакр. — Твоё слово.

Я обернулся к внимающей толпе. Собрался с духом, вздохнул и начал:

— Братья и сёстры! Все мы едины под богом, потому так и говорю — братья и сёстры! — Вздох уважения, обращение зачтено. Сейчас нет сословной разницы, ибо будущее у нас общее. — Несколько дней назад на меня и моё войско напали. Напали наёмники епископа Овьедо и всего Юга королевства. — Народ возмущённо загудел — дланцев не поддерживали мягко сказано. — Я не знаю, прав ли я был в этой ситуации, или нет. Я считаю, прав я. Епископ — что прав он. — Снова гудение, но на тон тише. Дескать, да, всё верно, каждый себя правым всегда считает. — Как вы знаете, я начал в графстве многие преобразования. Реформирую землевладение. Отпустил крепостных на волю. Строю мастерские. Меняю русла. Воюю с соседями, которые, как мне кажется, меня оскорбили. — Снова возмущение — и тут народ меня поддерживал. Да, оскорбили. Средневековье, тут живут «по понятиям», и по этим понятиям мои соседи неправы. Местами я перегнул палку с ответкой, но в целом в своём праве. А жестокость… Мир жесток.

— Но всё это я сделал САМ! — выделил я это местоимение. — Своей волей. Не помолясь, не устроив службу или коллективный молебен за начинания.

— Теперь гул не поддерживающий, недовольный, и даже отдельные крики, дескать, граф, всё правильно делаешь, так и дерзай. Что «не помолясь» как бы нехорошо, но не критично. Захотелось улыбнуться — люди везде люди.

— Сегодня я хочу вопросить отца нашего всевышнего: прав ли я? — крикнул погромче, чтобы как можно больше людей расслышало. — То, что я делаю — угодно ли богу? Я поклялся защищать своих людей, я забочусь о графстве, но я лишь человек, а, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад!

И Одоакр, и Амвросий при этих словах уважительно закивали. Не ждали глубины от мальчишки.

— Так бывает, что возомнивший о себе безумец делает, как он считает нужным, — продолжал я, — считая свои поступки добром. Но на самом деле оказывается, что все его поступки привнесли в мир ещё большее зло, чем было до него. А потому я в смятении, и хочу вопросить: правильно ли делаю? Правильно ли поступаю? Есть ли в моих поступках частичка бога, или они от лукавого?

А теперь поддерживающий гул. А что народ ещё мог сказать — конечно, нужно мнение авторитета в любых делах. И выше бога авторитета нету.

— Помогите мне, и вопросите вместе со мной! — выкрикнул в публику. — И бог свидетель моих помыслов!