Пограничник (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич - Страница 26

Она… Заплакала. Но лучше я буду жестоким сейчас, и она привыкнет, смирится, чем лелеять какие-то пустые надежды.

— Принёс?

Вошедший Адольфо кивнул.

— Прошу прощения за задержку, ваше сиятельство, долго искать пришлось.

За его спиной топтался Ансельмо, чувствуя себя не в своей тарелке. Ну да, я открыто приказал пригласить его к своему столу, и приказал канцлеру «сбегать за пергаментом о продаже Ансельмо в рабство».

— Сеньоры, уважаемые гости, прошу терпения. Я сам голоден — только с дороги, — обратился я ко всем остальным собравшимся в малой обеденной донжона. — И тем не менее, я, также как и вы, не притрагиваюсь к еде. Потерпите.

— Брат, всё остынет, — заметила хмурая Астрид. Впрочем нет, не хмурая, отстранённая. Переваривает новости относительно наших отношений, но не злится, как я боялся, и не ненавидит. Пусть перекипит. Муженёк её внимательно нас разглядывал, пытался пронзить взглядом насквозь, понял, что что-то происходит, но пока не понял, что.

— Потерпим, Ричи, — в усы усмехнулся Вермунд.

— Читай. — Это я Адольфо.

Тот, не смея пока что сесть (он же с документами в руках, куда за стол с едой), развернул пергамент и начал зачитывать. Номер приказа согласно архива, текст. Дело такое-то — такое-то. Коронное преступление, подробности. «Лишить Ансельмо сына Иосифа из Аквилеи прав и сословных привилегий», то да сё, «отправить на рудники в качестве крепостного серва пожизненно». Подписи магистратов, печать.

Адольфо закончил читать, за столом повисло молчание. Все смотрели на меня — что выкину. Ибо и так все знали, что Ансельмо сын Иосифа крепостной, для чего это выставлять перед всеми? Но я — любитель устраивать масс-шоу, вот все и замерли, гадая, что будет.

— Освободите канцлеру место, — попросил я сидящих напротив мужчин, показывая, чтоб убрали тарелки и блюда. — Садись. Бери пергамент и пиши.

Адольфо вздохнул, сел напротив меня, откуда от него убрали пару тарелок с чем-то жареным и с овощами. Поставил перед собой чернильницу-неразливайку (интересно, сами додумались или тоже кто-то из попаданцев подсказал?), развернул немного от рулона чистой коровьей кожи.

— Приказ, — начал диктовать я. — Ввиду неподобающего поведения сюзерена в отношении к своему вассалу его королевского величества Карлоса Шестого Сертория, я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, приказываю считать на всей территории графства Пуэбло, а также во всех зависимых и вассальных землях, недействительным приказ номер такой-то… Перепиши номер… Канцелярии королевского легата Южного округа, по лишению сословных прав Ансельмо сына Иосифа из Аквилеи. Отныне Ансельмо сын Иосифа из Аквилеи на всех землях Пуэбло и вассальных территориях считается лицом купеческого сословия по праву рождения. Неоказание оному Ансельмо знаков уважения согласно его сословным правам приравнивается к государственной измене в отношении графства Пуэбло и карается по всей строгости законов графства.

— Ваше сиятельство, а у нас есть такие законы? — перебил Адольфо, подняв голову.

— Напишем, — подленько усмехнулся я. — Клавдий!

— Я! — гаркнул претор, как новоприбывший, сидящий сбоку, почти с торца стола.

— Разработай перечень из нескольких законов — о государственной измене. Это когда карается деяние не против отдельных лиц, а против интересов графства. Ну, например, если ты хочешь спалить амбары графства на пристани по заказу герцога Картагенского, например. Или когда кто-то ведёт подрывную деятельность среди баронов и префектов. Или когда барон осознанно и целенаправленно не является по мобилизации, зная, что из-за его поступка погибнут хорошие люди. Вот как есть преступления против Короны, так тут то же, только против графства. Подчеркну, не меня, а именно графства!

— Озадачил! Он хмыкнул. — Дай время.

— До возвращения с Лимеса. Сделаешь проект, обсудим с Вермундом, военные аспекты по его части, внесём поправки и примем.

— Сделаю, — кивнул он.

— Вашсиятельство? — Это Адольфо, намекая, что слушает.

— Ах да. Что последнее?

— «Неоказание оному Ансельмо знаков уважения согласно…»

— Да. Продолжай. Обязываю довести данный приказ до всех префектов и магистратов графства, а также передать копию в канцелярию королевскоголегата, и в канцелярию магистрата города-бурга Новая Аквилея. Место под подпись, печать. Пусть мальчики перепишут, поедим — подпишу все экземпляры.

— Да, вашсиятельство. — Адольфо поднялся, ножом обрезал полотно с написанным от рулона, осторожно взял пергамент двумя руками, чтобы чернила не смазались, и лично понёс куда-то — к себе. Своим помощникам.

— Сеньоры, для понимания, говорю человеческим языком, — обратился я ко всем. — Я вертел Карлоса Сертория и его указы на причинном месте, если оные указы противоречат интересам графства. На моей земле действуют только мои законы. И если они не совпадают с королевскими — это проблемы короля и его легата. Тот, кто не согласен с моей политикой, может садиться на лошадь и ехать на все четыре стороны, я никого насильно не держу. Вопросы?

Все переглядывались друг с другом, но мне в глаза никто не посмотрел. Кроме Астрид, но та была в своей нирване.

— Король этого так не оставит, — заметила она.

— Да ладно! — усмехнулся я. — Значит осаду города-вассала, взятие другого города-вассала и сожжение третьего города-вассала оставил, а тут не оставит?

— Опасно, Ричи, — взял слово, чтобы поставить все точки и закрыть тему, Вольдемар. — Но я понимаю тебя. И поддерживаю. Просто так король не станет уступать, и чтобы он это сделал, надо заранее обозначить твои требования. Пусть привыкнет к ним. Давайте что ли обедать? — Подмигнул.

Все выдохнули с облегчением и расселись вокруг стола. Сегодня у меня не обед, а рабочее совещание магистрата, люди при деле. И заодно решил проблему с квестором. А то как-то нехорошо, что он даже сидеть в моём присутствии не может, не то, чтобы есть за моим столом.

Первым делом направил стопы на сахарное производство. И начал со склада готовой продукции в сухом подвале замка. Всё ещё ошеломлённый и отрешённый Ансельмо вяло прокомментировал, что пробные партии были разосланы всем партнёрам почти во все регионы страны, ждём отзывов. Новый бизнес в Средние века открыть непросто — тут всё совершается очень медленно. Пока продукт распробуют, пока приплывут люди со списком, что его надо закупить, причём закупаться будет пробная партия, небольшая. Пока товар доставят до адресата, пока продадут, пока приплывут новые корабли… Год-два. А я хочу за полгода — так не бывает.

Ряды круглых емкостей, почти шарообразные кувшины, все стандартного тридцатилибрового размера — то есть примерно около десяти килограмм каждый. Нормально, мы же оптом будем продавать.

— Было очень много трёхлибровых. Маленьких таких, — показала Марина размер, сложив ладони. Как большой апельсин примерно. — Но слава всевышнему, Ансельмо всё вывез и разослал. Пока складируем. Илона выделила три помещения… Ну то есть Астрид через неё. Но, Ричи, там влажно, сыро. А карамель надо держать в сухости.

— Решим. — Посмотрел пристально вначале на Астрид. Та захлопала глазками — ничего не знаю, я трамвая пришла подождать. Илона за её спиной покраснела и убрала глазки в пол. Я про себя ругнулся.

— Девочки, вечером обе — на порку, — прошептал им. — Пошли производство смотреть.

А вот на производстве я офигел. В хорошем смысле этого слова.

Во-первых, Тихон всё же смог наладить колесо на плавучей платформе. Правда платформа эта поражала воображение — это был целый дом на плоту. Большой. Огромный. С мощной системой держащих канатов и вбитых в дно и в землю на берегу брёвен — чтобы не уплыл. От колеса шёл к другому дому, построенному прямо на берегу, длинный вал. Вал был деревянным, из ствола толстой корабельной сосны. И приёмное колесо с палками вместо зубцов — тоже из дерева. Но далее от большого приёмного колеса шли железные валы, оканчивающиеся железными же шестернями. И от первого, ведшего в самое большое и жаркое помещение, от шестерёнки отходил вал, опускаемый в большой… Глиняный чан. В смысле чан, сложенный из кирпичей, ведь кирпичи это глина. Механическая мешалка, состоящая из собственно вращаемого от шестерни вала и двух расположенных диаметрально от него лопастей. Всё это дело было горячим — под кирпичным чаном располагалась кирпичная же печь, из чана булькало — выпаривалась вода, и в помещении, кроме того, что стояли адский жар, как в кузне, и дикая влажность, ещё и нещадно воняло всеми ароматами «франции».