Джекпот! Выбор! (СИ) - Собран Энжи - Страница 5

— Подожди! — воспротивилась я такому произволу.

— Что подожди? Это же все бред, Алин.

Он не сбавлял шаг и не выпускал мою руку, ухватив так крепко, что вырваться не представлялось возможным. Открыв переднюю дверь джипа, загрузил меня в него и защелкнул ремень безопасности.

— Зря ты так, — пробормотала я.

— Зря? Мы два часа бродим по лесу, а сейчас не лето! Ты замерзла. Если о себе не думаешь, то подумай о будущем ребенке!

Взревел мотор, и машина резко тронулась, унося нас прочь из этого чудного леса. Мы ехали в молчании. По стучащим по рулю пальцам, я видела, что Мишка нервничает, но затевать разговор не хотелось. Пусть частично его упреки и были справедливы, но то, что он не захотел выслушать, прислушаться, а принял какие-то свои решения, меня взбесило. Да и вопросы по поводу слежки и гиперопеки остались…

— Алин, прости. Ты, похоже, стукнулась головой значительно сильнее, чем мы предположили и сто…, - видимо он понял, что говорит что-то не то, уловил по моей несдержанной мимике, поэтому решительно оборвал это предложение, оставляя его недосказанным, — Я испугался, — признался он, ероша волосы, — И просто беспокоюсь о тебе и о ребенке.

— Это не твоя проблема, — жестко отрезала я, не понимая, что больше задевает это неожиданное навязанное участие или жест, к которому в голове моментально добавились серые дымчатые глаза и лукавая улыбка.

— Почему же не моя? — удивил меня вопросом Михаил, подъезжая к дому. — Я хочу, чтобы стала моя.

— А как же Лара и Ваня? — спросила, приподнимая правую бровь. Никогда даже в страшном сне не предполагала, что этот разговор состоится.

— Я уже полгода в разводе, Аль, — паркуясь возле моего дома, признался мужчина. — Я опоздал тогда, и не хочу опоздать сейчас. Оставь эти бессмысленные поиски. Неважно, кто это был. Сходим к врачу, разберемся с твоими нервами, и все будет хорошо. У твоего ребенка будет отец.

Боль разрывала душу, слезы невольно катились по щекам, и я склонила голову, пряча глаза. Я всегда надеялась, что этого разговора не состоится, и очень верила в возможность дружбы между мужчиной и женщиной. Итон посмеивался над этой моей наивностью и не раз повторял, что мужчина не дружит с женщиной, которую не хочет сделать своей.

Немного нервно, трясущимися руками, отстегнула ремень безопасности, открыла дверь, выбираясь из машины.

— Ты ничего не ответишь? — спросил безучастно, словно и не было этого нелепого признания.

Возможно, где-то в параллельной реальности мы с Мишей вместе, но в этой он опоздал, появившись в моей жизни женатым и на два года позже Итона. Прав был Тальков, «несвоевременность вечная драма, где есть он и она». И сейчас опоздал. Пусть я и не знаю, правда или вымысел мои воспоминания, но я это обязательно выясню. Нет, даже не опоздал, отрезал себе путь этим своим неверием.

— Не звони мне больше, — бросила я дрогнувшим от беззвучных рыданий голосом, прячась за дверью своего дома.

Что-то грохнула, громко завыла сигнализация, взревел мотор и завизжали тормоза.

Содрогнулась, напряженно выглянула в окно, но, не заметив каких бы то ни было признаков аварии, шумно выдохнула.

Боже, пусть с ним будет все хорошо, и он благополучно доберется домой! Не хочу такой крест на душу.

Жизнь безумно странная штука. Она то тянется бесконечно, липнет к тебе, и ты вязнешь в ней как в паутине, то несется стремительно, подобно сошедшей горной лавине, сметая все на своем пути и не оставляя времени для раздумий, сомнений, страхов и взвешенных решений. И нам кажется, вот еще минутка, еще одна битва и я все наверстаю, но за этим сражением следует следующее, а потом еще и еще, и в какой-то момент ты понимаешь, что наверстывать уже поздно. Если бы я только знала, что моему странному сну отведено не много лет, а всего несколько дней, я бы все сделала иначе, не откладывая свое счастье на потом. Но это все лирика…

А на деле меня неудержимо тянет куда-то, влечет. Струны души натянуты настольно, что ещё чуточку и что-то внутри лопнет, оборвется, вывернув душу наизнанку.

Я не могу больше ждать. Не могу сомневаться. Мне нужно спешить.

С этой мыслью я просыпаюсь и сажусь на кровати. За окном только начинает заниматься сиреневыми сполохами рассвет, развеивая сероватую дымку осеннего тумана, а я всем своим существом ощущаю, что ещё миг и будет поздно. Для меня. Для них. И это самое "их" и является главной причиной того, что я верю. Ни в одной своей самой смелой фантазии я бы не придумала пятерых мужей. В моем исполнении это, скорее всего, был бы ужастик с черным юмором. А тут… Я любила их, принимала, доверилась. Нет, даже мое шизофреничное воображение не могло такое придумать.

Вскочив с кровати, накинула теплый халат и отправилась в гараж. Там, на дальней полке в коробке хранилось все, что осталось у меня от детства и родителей. В ней же сберегались и мои детские рисунки, спрятанные когда-то от мамы на чердаке родительского дома. Открыв папку, вздрогнула от узнавания. Я давно не помнила их. Да, и не открывала эту папку, став взрослой. Для меня она была табу, ведь когда-то давно я пообещала маме больше не выдумывать всякие глупости.

А сейчас смотрела на две луны и странный храм, кровавый след на снегу, сражение дракона и демона, падение в пропасть, черные кляксы фендоров и… и у меня не было слов, так как эти карандашные наброски своей детальностью напоминали великие полотна взрослых художников и никак не могли быть нарисованы шестилетней девчонкой. Последний в папке рисунок заставил вздрогнуть — девушка в окружении пяти мужчин, таких разных внешне, но невероятно похожих в бережном любящем взгляде и снисходительной улыбке, с которой они смотрели на нее. Такие реалистичные, живые. И единственное слово-подпись внизу: «иоМ».

Короткое притяжательное местоимение отраженное зеркально подняло целый ворох воспоминаний со слезами и горечью — меня долго и упорно переучивали писать так. Неправильно. Но я почему-то видела мир таким и старательно выводила буквы левой рукой и всегда с права на лево.

Заблудшая душа — так назвала меня одна из бабок, по которым возили родители, чтобы избавить от кошмарных видений. Только я не боялась своих снов, наоборот всегда с восторгом встречала их, каждый раз узнавая что-то новое.

— Вы делаете ошибку, — кричит в спину убегающей со мной мамы какая-то старуха.

— Я могу только временно заблокировать их и то, если она захочет, — говорит другая, заглядывая мне в глаза и я, пугаясь ее выцветших добела очей, визжу от страха, обещая никогда больше не рисовать, ни писать неправильно, не придумывать, только бы не быть сейчас с этой пугающей бабой Ягой. Но, несмотря на эти обещания фантазии все равно приходят, я только прячу их. Далеко. В каменную темницу, воздвигнутую возле маленькой девочки. Тут их никто не найдет. И никто и никогда не узнает.

Новый взгляд на рисунок, не выкинутый мамой. Я знаю их всех, моих мужчин. Машинально провожу рукой по таким родным лицам. Ещё совсем недавно засыпала в их объятиях. А сейчас…

Прикрываю ладошкой живот, чувствуя, как ребенок отзывается на мое волнение. Разве я должна его уже чувствовать? Рано же. Но я ощущала ее боль, страх, растерянность. Моя кроха хотела обратно. Ей ужасно не нравилось в этом мире. Не нравилось, что не хватает энергии и сил.

— Я провожу тебя, — маленькая девочка в неуместно белом платье дрожащим маревом появилась рядом. Ее черты перестали быть похожими на скелет, и я с всхлипом ужаса узнала в ней себя. Закрыла рот рукой, сдерживая рвущийся наружу крик. — Нужно спешить. Ты сняла блок, и теперь нужно вернуться. Ты и так задержалась.

Девочка задрожала, пошла рябью, а вскоре и вовсе исчезла.

— Поверь и поспеши, — пробормотала напоследок, истаивая в призрачной дымке.

Кинув взгляд на коробку с надписью Марк, так и не решилась открыть. Прошлое пусть остаётся здесь.

Вернувшись в дом, по-походному быстро собрала в рюкзак все необходимое, переоделась в теплый спортивный костюм и вышла к машине. В последний момент вернулась на кухню и написала записку Мише.