Поразительное на каждом шагу. Алые сердца - Хуа Тун - Страница 2

По словам служанок, я упала с лестницы, ведущей на чердак, и лежала без сознания весь день и всю ночь. Врач сказал, что «болезнь», из-за которой я потеряла все воспоминания, является следствием пережитого потрясения и при должном уходе память постепенно вернется.

Я прошла совсем немного, а на лбу уже выступил пот.

– Вторая госпожа, давайте вернемся! Уже перевалило за полдень, солнце палит, а ваше здоровье еще не до конца восстановилось! – уговаривала меня Цяохуэй, личная служанка моей старшей сестры, – переехав в дом мужа после свадьбы, она забрала ее с собой.

– Хорошо! Сестра, должно быть, уже закончила читать сутры, – кротко ответила я.

Теперь меня звали Малтай Жоси, а старшую сестру доставшуюся мне словно в подарок, – Малтай Жолань. Она была одной из жен достаточно известной исторической личности времен династии Цин – циньвана Лянь, восьмого принца Юньсы. Правда, на данный момент восьмой принц еще не стал циньваном и имел лишь титул дорой-бэйлэ. К тому же, так как Юнчжэн пока не стал императором, восьмому принцу не было необходимости менять имя, соблюдая табу[3], поэтому сейчас его звали Иньсы.

Мою старшую сестру можно было бы назвать добродетельной девушкой с мягким характером; но, если же говорить прямо, она была слабовольной и нерешительной. Как минимум половину суток Жолань проводила за чтением буддийского канона. Похоже, она не пользовалась особой благосклонностью своего супруга. По крайней мере, за те десять дней, что я пробыла здесь, мне не доводилось слышать, чтобы восьмой принц приезжал сюда. Как бы то ни было, к своей младшей сестре Жолань относилась очень хорошо: она заботилась обо всем на свете, опасаясь хоть в чем-нибудь мне не угодить. Я лишь вздыхала про себя. Если у меня не получится вернуться, то в этом времени Жолань будет единственной, на кого я смогу положиться. Однако, если подумать о том, какой финал ждет восьмого принца, станет ясно, что и эту опору нельзя считать надежной. Впрочем, эти события произойдут через много лет, и пока о них можно не думать.

Когда я вернулась в комнату, сестра, как и следовало ожидать, была уже там. Она сидела за столиком, выпрямив спину, перед ней стояло блюдце со сладостями. Меня она встретила легким упреком:

– И ведь не боится, что солнце голову напечет.

– Разве я настолько хрупкая? К тому же небольшая прогулка пошла мне на пользу – я почувствовала себя гораздо лучше, чем несколько дней назад, – ответила я с улыбкой, присаживаясь рядом.

Жолань внимательно всмотрелась в мое лицо.

– Цвет лица стал получше, но сейчас слишком жарко. Больше не выходи на улицу в такое время.

– Хорошо, – тут же отозвалась я.

Дунъюнь поднесла мне таз для омовения рук и присела на одно колено. Я хихикала про себя: согласиться-то я согласилась, но последую ли твоему совету – большой вопрос. Цяохуэй подошла с полотенцем в руках и вытерла мне руки, а затем умастила их каким-то маслом цвета янтаря. Понятия не имею, из чего оно было сделано, но пахло очень вкусно.

Наконец мои руки были чисты, и я приготовилась взять парочку пирожных, но вдруг почувствовала что-то странное. Подняв глаза, я обнаружила, что сестра не отрываясь смотрит на меня. Мое сердце пропустило удар, и я ответила ей вопросительным взглядом.

– Надо же! – Ее лицо вдруг расцвело улыбкой. – Раньше ты была такой грубиянкой, не слушалась отца, а после падения стала вежливой и послушной!

Я вздохнула с облегчением и снова нацелилась на пирожные.

– Но разве сестрица надеялась, что я всегда буду грубиянкой? – со смехом поинтересовалась я.

Сестра протянула мне кусочек моего любимого пирожного фужунгао[4].

– Через полгода будут выбирать девушек для внутренних покоев[5],– сказала Жолань, передавая мне лакомство. – Тебе непременно нужно научиться правилам приличия. Разве можно бесконечно слоняться без дела и безобразничать?

Кусок фужунгао застрял у меня в горле, и я громко закашлялась. Сестра поспешила дать мне воды, Цяохуэй торопливо похлопала меня по спине, а Дунъюнь побежала за полотенцем. Несколько крупных глотков воды помогли мне прийти в себя.

– Только заговорили о правилах приличия, и ты тут же вытворяешь подобное! – воскликнула Жолань одновременно сердито и со смехом. – Никто же у тебя не отнимает!

Вытирая губы, я продолжала размышлять, что же мне делать. Сказать, что я не ее младшая сестра Жоси? Конечно, нет! Я изо всех сил ломала голову, но ничего не могла придумать. Оставалось лишь утешать себя тем, что в запасе еще целых полгода.

– Помнится, сестра, ты говорила, что отец сейчас на северо-западе вместе с войском, а я приехала всего три месяца назад. Неужели отец отправил меня сюда только из-за того, что будут смотреть девушек для дворца? – спросила я Жолань как ни в чем не бывало.

– Конечно! Отец сказал, что матушка скончалась слишком рано, а вторую супругу ты все равно не слушаешь, и чем больше тебя учат, тем сильнее ты сопротивляешься. Отец посчитал, что меня ты послушаешь, поэтому отправил тебя сюда, а мне велел научить тебя хорошим манерам.

В то время каждый день после завтрака и ужина я сразу отправлялась гулять, накручивая круги по двору и прислушиваясь к своим ощущениям. Это было единственное, что я смогла придумать. Такой примитивный способ оказался весьма эффективным. Я постепенно привыкала к новому телу и уже не чувствовала себя как в первые дни после пробуждения, когда у меня ни на что не было сил. Несколько раз мне удалось уговорить Цяохуэй отвести меня на чердак, откуда упала настоящая Жоси. Стоя на верхней ступеньке лестницы, я снова и снова ощущала желание спрыгнуть вниз; может, открыв глаза, я вернусь в современный мир? В глубине души я понимала, что гораздо более вероятен другой вариант: я сломаю ногу или руку, а больше ничего и не изменится. То ужасное зрелище – грузовик, мое бездыханное тело – явно не было иллюзией. На вопрос о том, почему душа Чжан Сяо переместилась в тело этой девочки из прошлого, у меня не было ответа. Все, что мне оставалось, – смириться и отнестись к произошедшему философски.

Цяохуэй прошла со мной один большой круг. Мы обе немного устали, но, к счастью, за декоративной горкой как раз лежал довольно ровный камень, и Цяохуэй, постелив сверху платок, усадила меня на него. Я потянула ее за руку, приглашая сесть рядом. Солнце только-только село; камень был еще теплым, а легкий ветерок обдувал лицо, даря приятную прохладу.

Я слегка задрала голову, разглядывая небо. Оно постепенно темнело, теряя свою яркую синеву, но по-прежнему казалось кристально-прозрачным и таким близким, будто достаточно протянуть руку – и сможешь прикоснуться. Это определенно небо прошлого, подумалось мне, ведь такое чистое небо в Пекине я видела всего один раз, в горах Линшань. Я вспомнила своих родителей, и мне стало горько. Я горевала вовсе не о собственной смерти – мысль о том, что пришлось пережить родителям, хороня собственного ребенка, причиняла мне боль. К счастью, оставался еще мой старший брат. Он с детства был опорой для мамы с папой; то, что он будет рядом с ними, было для меня хоть каким-то утешением.

Голос Цяохуэй выдернул меня из печальных дум:

– Вторая госпожа, вы действительно изменились!

За десять дней я слышала подобные слова от старшей сестры столько раз, что вовсе перестала обращать на них внимание, хотя поначалу они заставляли меня понервничать.