Камни последней стены - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/67
• Следующая

Дронго приехал на встречу с некоторым опозданием. Ему отвели комнату, в которой он должен был беседовать с Шилковским. Дронго оглядел голые стены и усмехнулся. Он не сомневался, что все его беседы в этой и в других комнатах будут фиксировать на пленку и сотрудники внешней контрразведки СВР получили указание на его плотную опеку.

Шилковский вошел, опираясь на палку, чуть прихрамывая. У него были красивые седые волосы, породистое, чуть вытянутое лицо. Шилковский был похож скорее на поляка, чем на немца – очевидно, сказывались далекие предки, когда-то переехавшие из Бреслау, переименованного позднее во Вроцлав. Шилковский был немного старше Дронго. Ему шел сорок пятый год. Войдя в комнату, он внимательно посмотрел на Дронго. В его глазах была некоторая растерянность, которую Дронго уловил сразу. Такие глаза бывают у сильных людей, оказавшихся по разным причинам жертвами судьбы. Шилковский был сильным человеком, он перенес столько операций и многолетнюю неподвижность. С другой стороны, эти ранения сказались на его характере, сделав его мрачным, нелюдимым.

– Здравствуйте, – сказал Дронго по-русски, когда Шилковский вошел. Из его досье Дронго знал, что Шилковский хорошо говорит по-русски.

– Добрый день. – Шилковский проковылял к стулу и уселся на него. Ногу он чуть выставил вперед. Палку поставил рядом с собой. Очевидно, он уже привык к допросам в этой комнате. И привык к разговорам о его прежней службе.

– Я аналитик, – представился Дронго, – обычно меня называют Дронго. Вы можете называть меня так. У меня к вам несколько вопросов.

– Я уже догадался, – усмехнулся Шилковский, – меня обычно приглашают сюда, чтобы задать несколько вопросов. Последние несколько лет я был здесь раз пять. И последний раз – несколько дней назад.

– Я знаю, – кивнул Дронго. – Вас спрашивали о Нигбуре. Я читал протокол вашей беседы.

Шилковский усмехнулся второй раз. Он оценил тактичность Дронго, назвавшего допрос беседой.

– Я хотел узнать подробности той ночи, когда вас тяжело ранили, – пояснил Дронго. – Как могло случиться, что вы оторвались от основной группы и оказались вдвоем. Ведь вы выехали все вместе?

– Это есть в документах, – устало сказал Шилковский, – всегда одно и то же. Всех интересует этот вопрос, словно мы специально оторвались, чтобы подставить себя под пули нападавших.

– Кто это мог быть?

– Не знаю, – ответил Шилковский. – Раньше я полагал, что вы знаете, кто это мог быть. Мне казалось естественным, что нас могли убрать после того, как мы сдали документы. Но когда меня стали лечить и каждый раз спрашивать о нападавших, я задумался. Теперь я не знаю ответа на этот вопрос.

– Мне важно услышать вашу версию событий. Вы можете вспомнить, как это было?

– В ту ночь мы выехали с документами на встречу с вашими представителями. На месте остались Нигбур и Вайс. В первой машине были полковник Хеелих и Бутцман, в микроавтобусе, где находилась большая часть документов – мы с Менартом, а в третьей, замыкающей, – Габриэлла Вайсфлог и Гайслер. Она была за рулем, а Гайслер следил за дорогой. Он был у нас настоящим мастером своего дела. Я до сих пор удивляюсь, как он рискнул остаться в Германии после объединения. Если хотя бы одна страничка его досье попадет к нынешним властям... Он всегда был отчаянно смелым человеком. Про встречу вы наверняка знаете. Мы вывезли самые важные документы за город и сдали вашим представителям.

На обратном пути микроавтобус почему-то задержался на переезде. У них спустилось колесо. Мы оставили вторую машину рядом с ними и поехали обратно. Хеелих хотел успеть вернуться и забрать из здания наших офицеров – Нигбура и Вайса. Он опасался за них. Мы оставили их в Эркнере, у станции, а сами направились в центр. Мы проехали озеро Гроссер-Мюггельзе, и в лесопарковой зоне нас обстреляли. Они словно ждали именно нас. Все произошло мгновенно, я даже не успел никого заметить. Стреляли, очевидно, прямо в машину. Хеелих сидел за рулем, и пули попали ему в голову. Он умер сразу, не мучаясь. Меня ранили в плечо – я в этот момент пригнулся. Машина перевернулась и загорелась. Когда я попытался выбраться, в меня выстрелили еще раз. Попали в позвоночник. После этого я потерял сознание. Вот и весь рассказ.

– Полковника Хеелиха расстреляли из автомата. А вас добивали из пистолета. Два выстрела в спину. Вы пытались бежать?

– А как вы думаете? Их было несколько человек. В меня стреляли из автомата и пистолета.

– Но зачем они начали в вас стрелять? Ведь если ждали именно вас, то нападавшие должны были знать, что у вас нет документов.

– Да, – кивнул Шилковский. – Я сам не могу понять, зачем нужно было нас убивать. Возможно, нас с кем-то спутали. Но тогда почему они стали стрелять, даже не проверив, в кого именно стреляют? И откуда они могли узнать наш маршрут?

– И вы не пытались найти ответ на эти вопросы?

– Каким образом? – спросил Шилковский. – Сидя в Москве? Что я мог сделать? Хорошо еще, что меня успели вывезти из Германии. И не забывайте, что несколько лет я провел в больнице. И только потом мог вспомнить все, что со мной случилось.

– Вы даже не можете предположить, кому нужна была ваша смерть?

– Не знаю. Я много об этом думал. За столько лет это должно было проясниться. Но я не знаю. После того как ГДР исчезла с политической карты мира, эта история была уже никому не интересна. Хотя меня несколько раз допрашивали ваши сотрудники.

– Я забыл вас предупредить, – хмуро сказал Дронго, – я не штатный сотрудник этого ведомства. Я всего лишь эксперт-аналитик, который должен попытаться восстановить события десятилетней давности.

– И вас пустили сюда? – не поверил Шилковский.

– Пустили, – кивнул Дронго. – Дело в том, что я собираюсь побеседовать с каждым из оставшихся в живых сотрудников группы, чтобы понять вашу трагическую историю. А в этом ведомстве, очевидно, подозревают, что за всеми вашими бывшими коллегами либо немцы, либо американцы уже давно установили плотное наблюдение. Тогда получается, что там нельзя появляться штатным сотрудникам внешней разведки, а бывший эксперт ООН не вызовет особых вопросов. Американцы меня знают.

– Понятно, – пробормотал Шилковский. – Интересно было бы присоединиться к вам.

– Вы бывали за границей, после того как приехали в Москву?

– Нет. Нигде не бывал. Никто даже не догадывается, что я жив.

– Может, вы случайно встречались с кем-нибудь из своих товарищей после того, как к вам вернулось сознание? Или хотя бы разговаривали с кем-нибудь из них по телефону?

– Нет, конечно. Мне посоветовали не вспоминать прошлое. Для всех своих бывших друзей я умер. Прошло уже десять лет...

Он молчал, словно обдумывая варианты ответа. Дронго терпеливо ждал.

– Я научился работать на компьютере. Десять лет назад такого еще не было. Теперь я живу в Москве, у меня есть женщина, которую я считаю своей женой. Будет лучше, если обо мне никто не вспомнит в Германии. Кроме того, я работал раньше в девятом отделе. Вы ведь должны знать, чем занимался девятый отдел в разведке. Мы выполняли самые деликатные поручения Министерства национальной безопасности за рубежом, в основном в Западной Германии.

– Внешняя контрразведка, – вспомнил Дронго. – Я читал о вашей работе.

– Там написано не все. Боюсь, что мне никогда не вернуться в Германию. Иначе я получу там такой тюремный срок, что выйду на свободу не в третьем, а в четвертом тысячелетии, если, конечно, доживу до того времени.

– Вы хорошо знали сотрудников своей группы?

– Конечно. Мы вместе работали. У нас были очень хорошие ребята. – Когда Шилковский волновался, чувствовался его немецкий акцент.

– Кто из них мог вас подставить? – спросил Дронго. – Кого вы лично стали бы подозревать?

– Никого, – ответил Шилковский. – Меня много раз об этом спрашивали. Конечно, никого.

– А почему спустилось колесо? Вы не проверили машину перед выездом?

– Это был обычный РАФ, – ответил Шилковский, – кажется, так тогда называли ваши микроавтобусы. Мы грузили в него ящиками все, что можно было спасти. И в наши машины тоже. Поэтому не удивительно, что у него спустилось колесо. Но мы заметили это только на обратном пути.

• Предыдущая
• 9/67
• Следующая