Беспросветное солнце Бажен (СИ) - "Северный Орех" - Страница 17

— Больно? — я аккуратно прижал ватку ещё раз.

— Нет.

— А чего кожа стала гусиная?

Женька не ответил. Просто повернулся ко мне содранной скулой, и я взял ещё кусочек ваты, стараясь не обращать внимания на его потяжелевшее дыхание. И на свои задрожавшие пальцы.

— Макс?

— М-м? Всë, готово! Выздоравливайте, пациент Краснов! — отрапортовал я и хотел отстраниться, но Женька поймал меня за плечо.

— Макс? — блин, такие взгляды нужно запретить на законодательном уровне!

— Что?

— Поцелуй меня, — хрипло выдохнул мелкий провокатор. Хотя выглядел он довольно жалобно.

— Какой ты простой! Просто поцелуй, говоришь? А мне потом что делать? Нет, поцелуи — это замечательно, но наступает момент, когда их становится мало! И что мне… — интересно, а чего я на нём срываюсь? Вроде извиниться хотел.

— Макс, я готов, — приехали.

— К чему?

— Ко всему. Ты извини меня за прошлый раз. Я струхнул и запаниковал. Но сейчас я готов. Серьёзно. Хотя, знаешь, как эта фиговина называется? Кружка Эсмарха, представляешь? Ни за что бы не догадался! — видимо, Женька пытался разрядить обстановку, но мне сейчас плевать, как по-научному называется клизма. — Макс… Я отпросился у бабушки. И я правда хочу. После сегодняшней стычки я особенно остро это понял. Мне кажется, я даже лучше видеть стал! Честно! Всë какое-то чëткое… Кажется, наверное. Но я хочу успеть побыть с тобой, пока могу. Сколько получится.

— Жень…

— Потому что, когда ослепну, я, калека, буду никому не нужен, — жëстко произнёс мальчишка, перебив меня.

— Тебе потребовалось получить по макушке, чтобы прийти к таким выводам? — только и смог сказать я. Но ведь он говорил правду. Неприятную, но правду. Кроме близких, люди с ограничениями редко кому нужны. А кто для него я?

— Макс? — Женька набрал в лёгкие воздуха, словно хотел что-то сказать, но передумал. Видимо ему просто надоело меня уговаривать. Дожили, меня уламывают, как девчонку!

Фокусник взял мою руку и просто положил еë себе на тяжело вздымающуюся грудь. Его кожа была просто обжигающе горячей. Я медленно вдохнул. Он кипятком мылся, что ли, если всë ещё не остыл? Я дрогнул и провёл кончиками пальцев по нежной коже.

— Ты не думай, я готовился! Я это… подрочил дома. Чтобы не так быстро, — просипел он, отводя взгляд. Щëки запылали румянцем, а мои руки вспотели.

Я схожу с ума? Это чудо, стоя передо мной в одном полотенце, с подростковой непосредственностью, не скрывая, заявляет, что подрочил дома, чтобы продержаться подольше?!

Пока я размышлял, как докатился до жизни такой, Женька подался вперёд и легко прикоснулся своими губами к моим. Я почувствовал, как кончик его языка быстро и коротко лизнул мою нижнюю губу, словно спрашивая разрешения. Но не успел я подхватить это движение, как шустрый язычок исчез. И появился снова, дразня и распаляя.

Это был конец. Все мысли вымело из моей головы в один момент, оставив только жгучее желание. Пофиг на всё. Сейчас я до трясучки хочу Женьку, а он хочет меня. С остальным мы разберёмся завтра. Главное действовать аккуратно, помня о его ссадинах и ушибах.

Женька обнял меня за шею и прижался голой грудью, а я, сам не понимая как, подхватил его худощавое тело и жадно целовал желанные губы. В меру мягкие, в меру влажные, очень отзывчивые… Идеальные!

Хлоргексидин куда-то делся, наверное, упал и закатился за диван, но мне стало всё равно. Найдëтся через пару лет, когда ко мне придёт идея сделать перестановку.

Женька так остро отзывался на мои прикосновения, что буквально вибрировал в моих руках. У меня ещё не было партнëра, который был бы настолько чувствительным, как оголëнный нерв. А ведь ещё на днях Женька боялся лишний раз выдохнуть и прятал свои эмоции. Сейчас же тяжёлое мальчишеское дыхание смешивалось с тихими стонами, а сам он, прикрыв глаза, подставлялся под мои руки, словно забыв о том, что совсем недавно его не сильно, но всё же избили.

Полотенце упало на пол, когда мы уже оказались возле дивана. Я осторожно уложил охнувшего от занывших ушибов Женьку на спину, придержав затылок, и с величайшим трудом оторвался от него.

— Подожди, — я отошёл к шкафу и достал тюбик со смазкой, упаковку презервативов и влажные салфетки. Суровые реалии никто не отменял. Конечно, я бы хотел, чтобы пожар вселенской страсти спалил нас дотла на шëлковом ложе, как написали бы в любовных романах, но в жизни всё не так.

У Женьки первый раз. И я хочу сделать всё так, как нужно, чтобы ему, да и мне тоже, было максимально комфортно. Хотя целый спектр неприятных ощущений ему гарантирован. Наверное, нужно выключить свет, чтобы он меньше стеснялся. И я уже протянул к выключателю руку, как услышал:

— Стой! Зачем? Я хочу видеть тебя! В этом смысл. Оставь свет.

Я не стал разубеждать его, целиком и полностью приветствуя эту идею. Я тоже хочу видеть эмоции на его лице, видеть его всего, если он не будет при этом зажиматься… Я вернулся на диван, скинув по пути футболку. Соприкоснуться голой кожей нужно прямо сейчас, немедленно!

Я разминал, гладил и целовал хрупкое мальчишеское тело, получая такие же ласки в ответ. А когда Женька уселся на мои бëдра сверху и стал целовать меня, потираясь своим стояком о мой, я, честно, думал, что кончу на месте. К счастью, я смог взять себя в руки.

Подмяв мальчишку под себя, я подсунул под его бëдра подушку и раздвинул его ноги. Несмотря на то, что я согрел в пальцах гель, Женька вздрогнул всем телом от влажного прикосновения. Аккуратный член дёрнулся, а на головке выступила капелька смазки. Потом. Время слизнуть её у меня будет потом. Сейчас нужно неспешно подготовить тугие мышцы, чтобы проникновение было более-менее комфортным. Чёрт, какой же он всё-таки узкий! Очутиться в нём, почувствовать, как непривычное к вторжению тело сжимает меня… Крышесносно! Я добавил второй палец, наблюдая, как Женька выгибается и поджимает пальцы на ногах.

Понимаю. Мне тоже сейчас не просто. Сердце гулко бьётся в груди, разгоняя кровь до такой степени, что сложно дышать. Моё тело подходит к тому состоянию, когда хочется только одного — сбросить напряжение. Но я обязан сделать все неспеша. Самое время добавить ещё геля и третий палец.

— Ты как?

— Х-хорошо, — выдохнул Женька, поглаживая моё бедро ладонью и перебирая редкие волоски.

Я продолжил плавно растягивать его до тех пор, пока Женька не захныкал от нетерпения. Вытерев салфеткой пальцы, я навис над ним и поцеловал ставшие сухими губы.

— Как ты хочешь? — хрипло спросил я. Пусть выберет позу сам. Я бы предпочел сзади, чтобы видеть, как он прогибается и принимает меня, но сейчас на первом месте его желания, а не мои.

Женька молчал, и я выжидательно посмотрел на него, нехотя оторвавшись от влажной кожи на шее. У мальчишки был такой вид, будто он боится, но решается на что-то.

— Я хочу… я хочу любить тебя, — выдохнул он завуалированное признание, в смятении ероша мои волосы.

Так. Макс, сейчас самое время не тупняка ловить, а как-то отреагировать на эти слова. Решись уже! Нужно сказать, что я тоже… что он за это время тоже стал для меня так много…

— Тогда останемся так.

Класс. Я молодец. Этот проблеск разочарования в больных глазах я запомню надолго. Но Женька лишь кивнул и потянулся за новым поцелуем, а я начал водить членом между его ягодиц, увеличивая давление. Женька глухо застонал и заскрёб пальцами по обивке дивана.

Первый раз в моей постели оказался девственник. И не сказать, что это было волшебно. Я почти сломался от разрыва шаблонов: с одной стороны, крышу сносит от узкого входа и силы, с которой он обхватывает меня, с другой — мне физически больно слышать стоны боли и видеть слёзы, стекающие по вискам. А вид опавшего и сморщенного Женькиного члена меня вообще почти убил.

Пришлось остановиться и, уперевшись на локти, целовать мальчишку, стараясь не задевать содранную скулу до тех пор, пока он не привык. Чтобы начать весь путь заново.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мышцы адаптировались, а Женька снова начал возбуждаться. Мои руки к тому времени уже ходили ходуном, ноги тряслись, а лицо заливал пот. Но в момент, когда я, наконец, смог размашисто входить в него, слушая протяжные стоны и прерывистое дыхание, я понял, что все усилия того стоили. В голове воцарился блаженный хаос, и только единственное желание — двигаться дальше — стучало набатом. Из последних сил я несколько раз толкнулся, меняя угол, пока Женькин крик не подсказал мне верное направление.