Людоеды (СИ) - Mиxoнoв Cepгей - Страница 3

— Присоединяйся! Не стесняйся! — выдал Зуб.

— А…  — многозначительно произнёс залётный гость, точно в горле кость. — Типа — один раз не пи…

— … речь…  сам, а гондурас…  — перебил его кто-то на словах.

И тот упал не в силах стоять, когда другие работают или силятся сделать такой вид, а он — умный. Но как водится: далеко не ушёл, присоединяясь к куче-мале.

Оставалось дождаться, дабы выяснить наверняка: в бараке есть ещё «живые» или больше не осталось.

Ответ пришёл сам собой, а точнее тот, кто выбрался в коридор и, миновав чудным образом входную дверь, вполз, нежели не вошёл на четвереньках.

— Беккер — скотина…  — заорал Сак.

— Чё, орёшь, как прищемленный в то самое место, — разозлился Зуб.

В голове, словно гранату взорвали, а во рту и хуже того коровы напачкали. Причём всем стадом. Отсюда и зловония, слетающие у него с языка, и не деликатеса.

— Кто здесь? — озадачил Беккер.

— О Жижа даёт! Типа под глухого косит…  — не удержался Паштет.

— Гусский я…  Могу паспагт показать…  — выдал незваный гость.

— Пошёл на… лево и прямо, а затем сразу за угол и направо…  — указали ему направление отхожего места разом все пятеро «собутыльников».

— А где Кислый? — опомнился Мак.

— Ща… вель?!

— Он, — кивнул Мак и позвал: — Ша… вель…

Тот, как водится по заведенной традиции нашими людьми после бурной ночки, не откликнулся.

— У баб, поди…

— Э, Беккер! Юра!

— Я за него, — откликнулся тот на призыв Михея.

— Погляди…

— Куда?

— Да не кудахтай, порхатый, а посмотри у них ли…

— Кто, и у кого?

— Кисель у них, этих, как их…  — потерял мысль Мих.

— Ба-а-аобаб…  — зевнул Зуб.

— Таки мы в России? Какие баобабы!?

— Ну и кто ты после этого, Жижа, а точно не русский!

— Нет, я — гусский!

— Мля…  как сложно…

Класука продолжала метаться. Студентам-практикантам казалось: она вопит уже где-то битый час, но прошло не так уж и много времени. Просто они заторможено воспринимали действительность. Минута времени казалась им часом, а миг — вечностью длящейся бесконечность. Но где-то же должен быть выход, а и свет в конце туннеля. К тому же и солнышко вот-вот должно было показаться из-за дальнего горизонта. Словно нарочно не хотело омрачать и без того никакое настроение практикантам, свидетельствуя о том, что происходило у них в студенческом посёлке, затягивая момент истины.

— Ой-ёй-ёй…

— Рожает она там что ли? — задал новый тон пересудам Зуб.

— С чего бы это…  — возмутился Паштет, — … не забеременев?!

— Да ты видел её пузо! — напомнил Мак про живот класуки, а тот ещё — она и в сарафане. Чтобы понять, надо представить презерватив набитый не то орехами, не то ватой, подобно домашней колбасе, но сверхмеры. Или чрезмерно. А пожрать любила, как и то…  ради чего вышла с утра пораньше и нашла приключения на свою заднюю точку опоры. А не вышла бы, все бы ещё спали спокойно и…

— Надо что-то делать, мужики! — озабочено произнёс Мих.

— И?.. — заждались все от него продолжения умной мысли.

Но её как водится, не зародилось там, где и взяться неоткуда. Тут нужен был день отдыха, после дня…  иного отдыха, а точнее заезда сюда. И как водится сугубо по русской традиции. Зачем я пил вчера, когда сегодня и пристрелить-то некому. Да и у самого не поднимется не то что палец, но и 21-й…

— Вот и я Кислому говорю: на кой те бабы, хм… удаку?!.. — влепил не к месту и не ко времени Мак.

— А сам ничуть не лучше его, — напомнил Зуб.

— Я это к тому: всё должно быть в меру…

— Распущенности, — задал новый тон разговора Мих. Уж такой уродился, а с сарказмом на «ты». Хотя тот не любил, когда ему тыкали.

— Беккер!..

— А…  — откликнулся Юра.

— Ты ещё здесь? — потерял смысл вопрос, заданный Саком вдогонку, но опоздавший по мысли произнесённой им вслух.

— Нет…

— Ушёл уже?! — озадаченно молвил Паштет.

— Мля…  — осознал Мих: найти сегодня выход не удастся.

Бить окно не хотелось. Всё-таки стекло. И не его жалко, как и порезов не опасался. Это лишний повод оприходовать спирт. А то, что появились комары. Их писка просто не было слышно из-за воплей класуки.

— Мужики, а как долго она сможет орать? — предложил проверить Сак.

Что-что, а этого никто не желал выяснять.

— Уж лучше пристрелите меня! — заявил Паштет на ура. Он был единственным старожилом среди практикантов, прошедших в своё время «сверхсрочную» в отличие от них. Им удалось временно укрыться от армии и далее с успехом косить под геодезистов — студентов-учеников, а по жизни мучеников.

— Могу только прирезать…  — напомнил Зуб про нож.

— Сначала из стены вытащи…  — хихикнул Мих.

— А ты — топор…  — ответил тот любезностью.

— Фигня, вот треногу-штатив! Эй, Паштет!

— Нет меня!

— Опять в консерве закупорился?

Напротив кое-что откупорил и…  с придыханием повис немой вопрос. Все в комнате думали об одном и том же. Они услышали то, что им казалось наяву, а также хотелось с вожделением приложиться к горлышку и…

Последовали бульки. Паштет пустил слюни от удовольствия, а чуть ранее пузыри.

— Дай добить…  — вырвалось разом из четырёх глоток.

А из даже пятой в коридоре:

— И мне!!!

Беккер кричал громче всех. На миг ему удалось заглушить Тушёнку, и не только, а ещё и четвёрку. Больше никто не обращал внимания на класуку, и то, кто её там пытался взять за задницу. А давно пора было, и наподдать ей, а то достала. И начала с утра пораньше — ни свет, ни заря.

— Так ей и надо! — едва не испортил идиллию Юга. Он же Юра Беккер.

— Да вы чё, мужики! Это ж вода, а не водка-А-А…

У Паши вырвали ёмкость из рук едва ли не с мясом, и…  новый звон битого стекла оставил осадок у всей четвёрки. Кто-то принюхался, а кое-кто не обращая внимания на осколки, принялся вылизывать пол.

— Кому ещё добавки? — задал дальнейший тон Сак.

Похоже, что он решил не дожидаться, когда найдёт выход из барака, поэтому предпочёл сделать под себя или на тех, кто валялся рядом с ним вповалку.

— Только попробуй нагадить, и я навалю на тебя следующей ночью…  — пообещал Зуб. А у него слова не расходились с делом. И всегда поступал как мужик: мужик сказал — мужик сделал.

— Тихо вы…  — вдруг выдал Мих. — Т-ш-ш…

С буквой «С» явные проблемы. Хотя шепелявил не он один, да и то из-за того, что во рту пересохло так, как в самой жаркой пустыне на экваторе.

До него впервые долетели рёвы. И принадлежали не человеку.

— Слышите…

— Нет, он ещё и издевается! Ты заодно с класукой? — наехали на него соратники по несчастью.

— Сами! Неужели не слышите, как ревёт…

— Класука? Так она и есть! Как не назови, а и обозвать, не получиться! Этим всё и сказано! — стали зарождаться, а не только возникать…  и мысли вслух, а не в одной черепной коробке у «собутыльников».

— Да я не про неё, а того, кто работает с ней дуплетом!

Словно насмехаясь над Михом, сокурсники заткнули уши, при этом стали злорадно скалиться. Зато он в отличие от них, резко протрезвел. Однако взгляд устремился мимо дверного проёма с какой-то тряпкой в качестве шкуры, и скользнул по стене в поисках соответствующего инструмента для выхода наружу из барака.

— Не то…  — отрицательно качнул он головой при взгляде на нож. И топор ждало нечто подобное. А вот штатив-тренога…

За неё и ухватился.

— А ну навались!..

Закряхтел, силясь выдернуть.

— Да не на меня, а…  А-а-а…

Михея придавило. Сначала сокурсниками, а затем штативом.

— Блин, «счастье» подвалило! А ну отвалили, нах…  пока я вам сам…

Мог и вломить. Это знали все, как в случае с Зубом. Тем более что говорил чётко и трезво, а мыслил, что было немыслимо. И нынче казалось полной бессмыслицей. То, что касалось оказания помощи класуке. Возможно, собирался получить удовольствие от подглядывания за ней в отместку на крики воплями.

— Иди-иди…  — продолжали улыбаться с нескрываемым ехидством сокурсники. — Вломи ей и…  возвращайся рассказать о подвигах…  Гера… какл!