Измена в имени твоем - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/30

– Какой? – поинтересовался он чужим голосом.

– Выяснить, можно ли вам доверять, и проверить, кто мог убрать связного. Вольф подозревал, что это сделал кто-то из его агентов, которому мешал Клейстер.

Кохан молча смотрел ей в глаза.

– Про Клейстера мы все выяснили, – сказала она, – Ульрих Катцер разыграл дешевый трюк с самоубийством. Но первый вопрос...

– Договаривайте...

– Я все время сомневалась. Вы ведь работали в США. Как вам разрешили вывезти из страны три миллиона долларов? Почему американцы не наблюдали за вами? Как могло получиться, что вы так быстро обосновались в Аргентине? Я старалась не замечать вашего повышенного интереса к агентам, вашего искреннего возмущения преследователями. Вы точно знали, что это не могут быть ни КГБ, ни ЦРУ. Так как я работала на КГБ, а вы на ЦРУ.

– Продолжайте, – его лицо напоминало восковую маску.

– У меня не было доказательств вплоть до сегодняшнего дня. Ваши люди специально заложили взрывчатку в машину, поменяв мой платок, чтобы я могла это заметить. Но они не учли одного обстоятельства – Катцера. Он сломал всю их игру. Катцер приказал пристрелить меня, и автоматная очередь раздалась за несколько минут до предполагаемого взрыва машины. Зачем стрелять в меня, если я все равно погибну в машине? И почему в таком случае нужно убивать вас?

Кохан усмехнулся.

– Действительно, глупо, – откровенно сказал он.

– А это означало, что ваш автомобиль был предназначен для отвода глаз. Американцы просто хотели вывести вас из-под подозрения. А вместо этого окончательно вас скомпрометировали. Ни один нормальный человек не станет стрелять в агента, который через минуту должен взорваться. Это был прокол, Кохан. Допускаю, что вы в нем не виноваты, но это был прокол.

Кохан молча смотрел ей в глаза. Кажется, у нее блеснули слезы.

И в этот момент незапертая дверь распахнулась. На пороге стоял Катцер.

– Сука, – гневно сказал он, обращаясь к Марине, и поднял пистолет, чтобы выстрелить.

Альфред Кохан выпрямился и встал между пистолетом и женщиной. Катцер усмехнулся.

– Умирайте оба к чертовой матери, – прохрипел он. Послышался щелчок. Стоявший за его спиной Ронкаль аккуратно прострелил ему голову.

Катцер упал в номер. Ронкаль осторожно подвинул его ногу и вошел в комнату, запирая за собой дверь. В его руках по-прежнему был пистолет с надетым глушителем.

– Альфред Кохан? – спросил он у стоявшего напротив него мужчины.

Марина сильно толкнула Кохана и вышла вперед.

– Нет, Ронкаль, – приказала она. – Уходите.

– У меня приказ, – напомнил Ронкаль.

– Уходите, – снова сказала она.

– Я приехал сюда из-за этого, – напомнил Ронкаль.

– Здесь решаю я, – твердо сказала Марина, – убирайтесь.

Ронкаль молчал. Он знал, что должен убрать и Кохана. Но он помнил категорические указания Маркова во всем подчиняться Чернышевой.

– Хорошо, – сказал Ронкаль, – это вам решать. Только не задерживайтесь. Мне еще нужно убрать труп.

И он мягко вышел, закрыв за собой дверь.

Альфред Кохан и Мария Чавес смотрели друг на друга. Андреас Грунер и Марина Чернышева осознавали, что видятся в последний раз.

Они так и стояли в нескольких метрах друг от друга, даже не делая попытку приблизиться.

– Спасибо, – сказал наконец Грунер и пошел к дверям.

Она молча смотрела ему вслед.

Он уже открывал дверь, когда, вдруг вспомнив что-то, снова повернулся к ней.

– Англичане не правы, – убежденно сказал Грунер, – это в большей степени относится к нам, мужчинам.

И вышел из номера.

Марина осталась одна в номере с лежавшим на полу убитым Ульрихом Катцером. На этот раз он был действительно мертв.

– Ты, как всегда, блестяще справилась с заданием, – говорил ей генерал Марков, – правда, непонятно, почему отпустила живым Грунера. Впрочем, это твое дело. Я приказал Ронкалю дать возможность решать тебе самой.

– Спасибо, – она сидела в кабинете генерала, уже зная, что он скоро уходит на пенсию.

– Все получилось, как мы и хотели. Разоблачен Грунер. Найден подлец Катцер. Проверена агентурная сеть. Все сделано хорошо. Все довольны.

– За исключением двух женщин, – напомнила Марина. – Элоиза Векверт потеряла своего мужа, а Ангелика Бастиан, видимо, скоро потеряет своего. Разве это не ужасно? Я иногда ночью просыпаюсь в холодном поту. Думаю, неужели и мой сын будет когда-нибудь таким подлецом по отношению к женщинам? После этой поездки мне кажется, что любой мужчина способен на самую невероятную гадость по отношению к женщине.

Марков задумчиво посмотрел на нее.

– Я думал, ты найдешь общую закономерность у всех троих агентов, – сказал он, – разве ты не заметила одной детали? Ты ведь изучала и личные дела. Эта самая важная деталь, которая все объясняет.

– Нет, – нахмурилась Марина, – ничего особенного в их биографиях я не заметила.

– Все трое: Зепп Герлих, Хайнц Гайслер и Пауль Цехлин – выросли без матерей.

Она изумленно посмотрела на генерала.

– Да-да, – кивнул он, – у всех троих в детстве не было матери. Откуда у такого мужчины появится уважение к женщине, если он вырос в доме без матери? Разве он может понимать, что такое настоящая женщина? У человека, выросшего без матери, не может быть сочувствия к женщине.

– Двадцать лет назад, принимая меня в ваш отдел, вы говорили совсем другое, – напомнила Марина. – Вы говорили мне, что женщина – самое низменное и самое гадкое существо на свете.

– Правильно, – грустно согласился Марков, – и знаешь, почему? Потому, что я сам вырос в детском доме. У меня тоже не было матери. Старик Фрейд был прав. Оказывается, без этого важного обстоятельства мы не становимся нормальными людьми. Ребенку нужны отец и мать. Кажется, Брэдбери однажды сказал: «Дети простят вам все, кроме вашей собственной смерти».

– Вы становитесь философом, – заметила Марина.

– Просто за время твоей командировки я стал дедушкой. Оказывается, это самое лучшее, что может быть на свете. Даже лучше моей работы здесь.

Марина поняла, что генерал окончательно решил уйти на пенсию. Она вспомнила своего сына. Кажется, еще не все потеряно. Она сумеет объяснить ему, что такое настоящая женщина.

• Предыдущая
• 30/30