Я Распутин. Книга третья (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 26

Янжул забухтел что-то вроде “Я министр финансов, а не промышленности”, пришлось его малость осадить.

— Так вы же должны и будущих выгодах думать, и о потерях! Вот смотрите, там в округе наверняка есть полезные ископаемые, которые можно пустить в переработку — вот вам и потребитель, коему станции смогут подавать электричество.

И дальше вывалил на оторопевшего Ивана Ивановича концепцию того, что в мое время называлось модным словом “кластер”, а при советской власти — “территориально-производственный комплекс”. Да, расходы на создание будут куда выше, но и отдача больше! К тому же, предприятия можно отдать частникам, а не навешивать на бюджет.

— И проконсультируйтесь с Морведом, насколько им нужен такой канал — а коли нужен, его можно частично профинансировать за счет бюджета флота.

*****

— Падает! Ей богу, падает, батюшка!!

В глазах Дмитрия был чистый восторг. Он аж приплясывал на месте.

— Кто падает и куда?

— Анька! Танеева. Скорее тата, бежим

Сын схватил меня за рукав, попытался вытащить из кабинета. Законно получил подзатыльник, но к окну я все-таки подошел. В чистом, голубом небе виднелась какая-то белая точка. У меня похолодело в груди.

— Быстрее!

— Где… Анна?!?

В приемной сегодня Танеевой не было. Но она кажется, предупредила, что с утра задержится. Но по какому поводу — не сказала. Подумал — какие-то женские дела. Я еще раз выглянул в окно. Над белой точкой стрекотал самолет, выписывая странные круги. На площади начал собираться народ, все задрали голову.

— Да вон же она — Димка ткнул пальцем в небо и я с ужасом увидел, увеличивающийся в размерах парашют.

Так быстро я еще никогда не бегал. Депутаты в коридорах разлетались передо мной как кегли в кегельбане.

Успел! На площади я оказался еще до того, как парашютист… парашютистка! приземлилась. Уже отчетливо была видна фигурка Танеевой под куполом. В красных шароварах!

— Ох дура!!

Я бросился к Шпалерной. Танееву сносило ветром не на площадь, а прямо на улицу с оживленным движением. Конки, первые автобусы…

— Стоять! Тпру!!

Я схватил под узды одну лошадь, махнул рукой городовому, подбегающей охране, заорал:

— Останавливайте движение!!

Вместе, мы худо бедно затормозили несколько телег, экипажей. А тут поджав ноги, на мостовую спланировала счастливая, раскрасневшаяся Анна. На ней тут же повис визжащий от восторга Дмитрий, образовалась толпа народа. Даже репортеры, что вечно пасутся у Думы, сразу протиснулись вперед, засверкали вспышки фотоаппаратов. Как же… Первая русская парашютистка! Да что там... Первая в мире женщина-парашютистка! Очередная победа русской авиации.

Я посмотрел на дрожащие руки. Подойти бы и врезать по жопе. Так, чтобы на всю жизнь запомнила. Но нельзя. Вон, Танеева мне уже машет рукой, зовет разделить победу…

После всех торжеств — на подрагивающих ногах я вернулся в Думу. Тут тоже все бурлило. Депутаты живо обсуждали событие, многие хотели узнать подробности у меня лично. Дескать я же все организовал…

К обеду все более-менее успокоилось, мы даже успели принять два законопроекта. Я встретился с кандидатами в верховные судьи, обсудил регламент работы согласительных комиссий с Сенатом. Меня еще потряхивало, но это было даже к лучшему. На адреналине намного проще прошел разговор с левыми.

Радикалы из большевиков и эсеров требовали отмены выборного законодательства. Даешь один гражданин — один голос. После чего хотели невозможного. Перевыборов Думы. Умеренные левые из депутатов колебались, вели долгие дискуссии. Пошли слухи, что Сызрань многих воодушевила на прежнюю борьбу, пора мол готовить всероссийскую забастовку. Царя убрали — надо убрать Столыпина. Левая Дума — легко поставит своего собственного премьера. Это дело надо было срочно пресекать.

Я вызвал на приватный разговор Чернова от эсеров и Ленина с Троцким от большевиков.

— Господа… ах, простите, товарищи!

— Григорий Ефимович — поморщился Ульянов — Давай без амикошонства!

— Таковых сложных слов не знаю — пожал плечами я — Разговор у меня к вам вот какой…

Я вытащил документы по бюджету. Показал, что на новые выборы у государства банально нет денег. Закладка двух линкоров, строительство нового города Романов-на-Муроме и железнодорожной ветки к нему, Беломорканал, плюс склады госрезерва по губерниям… все это съедало подчистую профицит и по расчетам Янжула нам придется увеличить не только внешний долг — первый официальный визит в Германию уже был согласован — но и внутренний.

— Выход есть такой — резюмировал я — От финской губернии в Думу должны были избираться 4 депутата. Они бойкотировали выборы, мыслю, что в свете всех последних событий — будут бойкотировать и довыборы. Предлагаю вам заявится в Хельсинки и других финских округах. Победите легко, я дам негласный наказ нашим войскам в губернии, а також флотским — голосовать за вас.

— Вешатель будет против — мрачно заявил Ленин

— Это ты, Владимир Ильич, про Петра Аркадьевича? Ах как неаккуратно… Нам сейчас как никогда требуется единство! А ты опять перессорить всех со всеми хочешь.

— Единство с помещиками? — усмехнулся Чернов

— Виктор Михайлович — я ласково посмотрел на главу эсеров — Я уже знаю, чьи уши торчат в забастовке в Сызрани. Предупреждаю первый и последний раз. Ежели будете опять мутить народ — пятый год вам детскими шалостями покажется. Ссылками не отделаетесь — это я вам, сибирский мужик, лично обещаю. Я человек простой, безо всяких интриг. Мне взяться за пулемет — сами знаете… плевое дело.

Левые насупились. Угроз они не боялись, но пройти легально в Думу… Это был большой пряник.

А я подкинул еще один, он же яблоко раздора между левыми.

— А к вам, господин Чернов, я особое предложение имею. В той Сызрани, где ваши уши торчат, затеяно с моей подачи некое сельскохозяйственное предприятие.

— Да-да, наслышан. Господин Распутин, — саркастически объяснил главэсер своим врагам-товарищам, — создает небывалого монстра, соединяющего в себе частное и кооперативное владение. Так сказать, впрягает в телегу коня и трепетную лань.

Социалисты сдержанно посмеялись.

— В целом верно. Дело новое, небывалое, подводных камней море. Но при успехе большое облегчение крестьянам будет. Так я хотел чтобы вы, Виктор Михайлович, при избрании в Думу, так сказать, взяли на себя этот вопрос. Там же наверняка новые законы потребуются. К примеру, заложенные имения не продавать за бесценок, а заводить на этих землях, как вы назвали? А, монстру!

Ленин с Троцким помалкивали — четко просекли, что если крестьянин будет жить лучше, то хрен его в революцию заманишь. А Чернов пусть в ярмо лезет, шею себе ломает. У него же партия “крестьянская”, вот пусть и отдувается.

— А с вами, господа эсдеки…

— Закон о труде! — с ходу начал торговаться Ленин — Девяти часовой рабочий день, положение о страховании рабочих на случай болезни или несчастного случая. Двухнедельный отпуск для всех сотрудников — хоть частных предприятий, хоть государственных.

— По рукам — подставил я ладонь — Сами в Думу и внесете сии законы. Уже как депутаты.

Ну? Хлопнут?

Поморщились, но хлопнули.

— Вот это по нашему, по мужицкому! Аня! Неси скорее белую — обмоем с товарищами договор.

Пить со мной левые отказались.

— Милостивый государь! Я требую, чтобы вы объяснились о своих отношениях с Анной Александровной!

Требует он… Я еще раз посмотрел на лейтенанта, что заявился ко мне в Юсуповский дворец. Красавчик. Тонкие усики, правильные, аристократические черты лица. Кульнев. Илья Ильич. Потомок героя Отечественной войны 1812 года, потрясающего генерала Кульнева — того самого человека феерической храбрости и благородства, по причине коего в него даже запрещали стрелять противники!

Аудиенции Илья добивался аж три дня, о нем звонили из Морведа и я успел собрать информацию.