Зеркало души (СИ) - Лазарева Элеонора - Страница 21

Под высоким навесом за большим столом, застеленным белой скатертью, с разносолами, о которых можно только мечтать или видеть в кино, мы сидели уже два часа. Горячие дымящиеся шашлыки были съедены, вино выпито, тосты сказаны. Мужчины курили. Сбившись в кружок, о чем-то громко спорили. Женщины разбрелись по саду и дому: одни убирали со стола и готовились к чаю, другие собрались вокруг патефона и разбирали пластинки с последними новинками в области певческой эстрады. Сейчас были популярны, в тренде по-нашему, Владимир Трошин и Майя Кристалинская. Молодые ординарцы советовали дамам музыку из американских фильмов, что крутили частенько в кинотеатрах выпуска сороковых годов: «Серенада солнечной долины» с музыкой оркестра Глена Миллера или «Большой вальс» с музыкой Штрауса и Милицей Крьюс в главной роли. А еще были модны индийские фильмы с Радж Капуром и Наргиз в «Бродяге» или «Мать Индии». Эти пластинки затирались от частых исполнений и при том еще и бились, так как были не винилованные, а из графита. Это потом они стали изготавливаться из пластмассы.

Ребята отобрали несколько танцевальных и завели патефон. Раздались первые звуки танго:

«— В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль…» — послышался голос Петра Лещенко.

Один из ординарцев бросился ко мне, ловко огибая стоявших на его пути взрослых. Его звали Васей, как представился он мне, и я заметила, при знакомстве, явную заинтересованность в его глазах. Рядом никого не было. Я сидела около Анфисы Егоровны, и она рассказывала мне, как делает торт «Наполеон». Василий извинился перед нею и пригласил меня танцевать. Вначале я хотела отказаться, но потом, вспомнив свою теперешнюю молодость, пошла с ним на пятачок, где уже танцевали еще две пары. Вася пытался меня рассмешить, рассказывал армейские истории, а я скупо улыбалась, думая о своем возрасте, где нет места мальчишкам. После танца, ушла к своим «старшим товарищам» и уже не хотела танцевать с другим претендентом из молодой когорты военных гостей.

Потом из дома вынесли гитару и все уселись снова за стол. Один из гостей слегка перебирал струны, а я ждала, что он запоет или сыграет, наконец, что-то интересное. Но была поражена до глубины души, когда раздался голос Степана Петровича:

— Сережа, спой!

И тут же все подхватили его просьбу.

— А что спеть? — кивнул Сергей Витальевич, соглашаясь и перехватывая инструмент из рук гостя.

— Рощина…Рощина… — послышались голоса женщин и жадные глаза уставились на моего генерала.

— Ты наверное знаешь романс Рощина из кинофильма «Разные судьбы»? — Шепотом спросила меня Анфиса Егоровна, склонившись ко мне.

Я слегка пожала плечами и посмотрела на генерала, что сидел как раз напротив. Он прищурился, попробовал звук гитары, подкрутил под себя, и запел, слегка тронув струны:

— Почему ж ты мне не встретилась,

Юная, нежная.

В те года мои далекие,

В те года вешние?

Голова стала белою,

Что с ней я поделаю,

Почему же ты мне встретилась

Лишь сейчас?…

Он пел и смотрел на меня, а я, очарованная его мягким, чуть с хрипотцой голосом, сидела застыв, и во все глаза смотрела на его шевелящиеся губы. Глаз я не видела, но понимала, что в них сейчас таится тоска и печаль, как и в голосе, который манил…манил…

— Как боится седина моя

Твоего локона,

Ты еще моложе кажешься

Когда я около…

Видно, нам встреч не праздновать!

У нас судьбы разные!

Ты любовь моя последняя,

Боль моя.

Он замолчал, оторвал глаза от моего лица, перебирая тонкими пальцами струны. Стояла напряженная тишина. И вдруг поняла, что он признался мне в… любви?

Но не только Я это поняла!

— Ужас!

Подскочив, опрометью бросилась в темный сад. Дорожки были едва видны, к тому же слезы заливали мое лицо. Я наткнулась на дерево и припала к нему. Мои плечи вздрагивали — я рыдала! Почему? Что такое разворотил он в моем сердце? Почему я так отреагировала — сама не могла понять. Но слезы катились и катились, и тело вздрагивало, пока кто-то резко не повернул меня за плечо. Я развернулась и еле различила лицо моего генерала.

— Что случилось? — почти вскрикнул он, хватая меня за плечи. — Скажи, не плачь! — Встряхнул он меня.

Я опешила. Я не знала что говорить. Я сама не понимала, почему так расплакалась. Может быть, от впечатления его голоса или слова романса, а может быть на свою неудавшуюся прошлую молодость. Но почувствовав рядом его тело, припала к его груди и обняла за талию.

— Твоя песня, — тихо проговорила я.

Он замер, видимо на мое вдруг вырвавшееся «ты», а потом поднял мое лицо и вытер аккуратно на ощуп щеки от слез.

— Всё-всё! — утешал он в пол голоса. — Я больше не буду!

И произнес он это так по-детски, что я вначале не поняла, что и как он это сказал, а поняв, легко рассмеялась.

— Ну, вот и хорошо! — усмехнулся он. — Теперь успокоились и пошли к гостям. А то они тоже переживают. Еще не так поймут. — Взял меня за руку и повел к столу.

Там уже пили чай и вино. Увидев меня, все дружно загомонили, заулыбались, а когда мой генерал сказал, что я расчувствовалась из-за романса, то все начали меня успокаивать. А Анфиса Егоровна погрозила пальцем мужу, мол, смотри у меня. На этом инцидент был окончен, и все принялись вновь громко разговаривать, спорить и смеяться.

Я присоединилась к молодым ребятам с патефоном, перебирая пластинки, дабы отвести от нас двоих досужие мысли. Потом мы дружно пели популярные песни «Ой, рябина кудрявая, белые цветы…» и «Наш паровоз вперед лети…» и всем было весело.

Расходились парами, когда уже звезды ярко светили на небе, и луна освещала пространство дачного городка. Когда мы шли к себе, то слышали, как в тишине то тут, то там развались и громкий смех и песни. Видимо не только мы одни веселились в эту чУдную ночь.

Я заснула очень быстро, будто упала головой в темный омут.

Следующий день не заладился с утра. А всё потому, что, проснувшись, я услышала противный голос домоуправши Зойки. Она говорила быстро, громко. Иваныч просил её поумерить свой пыл, объясняя, что хозяин и гостья еще спят, но она только фыркала и продолжала рассказывать о какой-то Тосе, которая не хотела давать ей сливки, мол, не было заказа ранее, а у нее и так много желающих. Но она все же получила всё что хотела и при том еще той пригрозила и тюрьмой и лагерями за торговлю без разрешения.

— Знает, гадина, законы! — сплюнула я, закрывая за собою двери. — А голос противный! Да и сама такая же!

Я плюхнулась на кровать и уставилась в окно. Там расцветало утро — холодил ветерок, чирикала какая-то птица. Забравшись под пушистый плед, поняла, что замерзла. Видимо так крепко спала. И тут же вспомнила вечер, романс и свои рыдания. И мне стало так стыдно и неудобно, что я тяжело вздохнула:

— Что теперь делать? Как им показаться на глаза? Ведь сегодня обещались встретиться у озерка, что располагался в двух километрах от дач, ближе к лесному массиву. Но вспомнив поговорку, что «стыд не дым — глаза не выест», хмыкнула и постаралась переключить себя на более позитивные воспоминания. И мои мысли поплыли в сторону моего генерала. Я начала вспоминать его длинные пальцы на грифе гитары, бархатный голос, и синь глаз. А еще его твердую грудь и ласковые объятия.

— Я бы хотела ощутить это всё вновь! — Вдруг пришла шальная мысль и аж, расстроилась, поняв, что это нереально. Почему? Сама не могла себе объяснить, будто стояла меж нами преграда, которую ни ему, ни мне не преодолеть. От отчаяния зажмурилась и резко открыла глаза.

— Может быть, нам не стоит видеться? — Рассуждала я, глядя в потолок. — Только как это сделать? Я ведь жила в его квартире, и мы виделись постоянно. Может съехать на другую, снять и съехать? Но у меня мало денег, и к тому же я не буду получать стипендию, так как совсем не студентка. Ах, если бы поступила, то могла бы поселиться в общежитие вместе с Машей!