Бастард (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 38

Ну а затем она перешла работать в другой магазин, где нередко у нее получались ночные смены с оплатой наличными. Тогда слегка успокоилась, а то буквально истязала мужа постоянным требованием секса.

И вот он меня спрашивал — что ему делать, как быть. Почему меня? Потому что я с какой-то стати имел репутацию сердцееда — на меня постоянно вешались женщины, и большинство из них были замужними. То ли мой образ крутого опера на них действовал, то ли то обстоятельство, что я умел и любил хорошо одеваться, и это при вполне приемлемой внешности (всегда был спортивен, держал себя в в форме), но факт есть факт — в женщинах я недостатка не испытывал.

Что я ему мог сказать? Что его жена спятила, и желает группового секса? И что она уже похоже что нашла себе и удовольствие, и приработок? Или он хотел, чтобы я точно выяснил — куда она ходит ночами? Ну…выяснил я, да. И что? Нашла она эскортную фирму, где ее приняли с распростертыми объятиями (пусть даже ей уже под тридцатник, зато внешность очень недурна). Не всякая женщина согласна на групповой секс, да еще и без ограничений в грубости и грязи, так что…они нашли друг друга. Так вот — скажешь мужику (а он в охране работал) — пристрелит жену, да и сам с собой покончит. А по большому счету жалко ее, и его жалко — и баба она очень неплохая, добрая и хозяйственная (я ее знаю). Дети у них. Ну, вот спятила, да! Пошла по рукам. Но разве виновата? А врач тут не поможет. Когда врачи могли реально помочь умалишенным? Не держать же ее в состоянии овоща…

В общем, сказал мужику, что работает она ночами на складе, мол, говорил я с хозяевами. А меньше его с сексом доставать стала потому, что устает на работе. Иногда лучше соврать…во избежание тяжких последствий.

Был, конечно же, и еще путь — предложить мужику возглавить то, что не может победить — подыскивать ей мужиков и участвовать в процессе. Но зная его, уверен — вначале он бы пристрелил ее, а потом и себя.

Вот что такое изнасилование. У многих женщин после насилия сносит крышу и они начинают ненавидеть мужчин, бояться их, отказываются от секса, но некоторые — все наоборот. И неизвестно, что из этого хуже.

И вот моя новая любовница, молоденькая красотка такой потрясающей внешности, что это надо поискать, чтобы такую найти — ведет себя как самая настоящая шлюха, без ограничений и малейших проблесков морали. Так что это — последствия насилия, или она всегда была такая, и просто раскрепостилась, выпустила наружу то, что скрывалось у нее в душе? Не знаю. Но предполагаю, что если она будет себя вести соответственно своим желаниям — я похоже что поимею не только ее красивую попку, но и огромные, просто-таки феноменальные проблемы. Родителям обязательно донесут. Да и в Академии не очень-то поощряют сексуальные контакты между студентами. Как говорится — дело-то делай, но афишировать это не моги. Соблюдай приличия. А я на ближайших занятиях появлюсь с распухшей губой, засосами на шее, и расцарапанными в кровь грудью и спиной. Хорошо хоть раздеваться не надо, царапины не увидят. К лекарю сходить, что ли…скоро выходные, точно, надо в город выбраться. Да и с барахлом решить — выберу из «трофеев» что поприличнее и отдам на подгонку под себя.

С этими мыслями я и уснул. Спать оставалось два часа, или даже меньше. Так-то я привык к тяжелым физическим нагрузкам и отсутствию сна, но…как-то уже расслабился без тренировок. И вот — эта девица меня просто выжала, как апельсин.

Впрочем…это было на самом деле здорово! Ни в прошлой, ни в этой жизни у меня не было такой страстной, и такой красивой любовницы. Нет, пожалуй я все-таки не буду ее прогонять… Похоже, что подсел на нее, как наркоман на героин — с одного укола!

— Привет! Слушай, это правда?

— Что — правда? — прохожу я в аудиторию, плечом оттесняя Керла.

— Ну…говорят, что Верга сегодня утром вышла из твоей комнаты!

— Бессовестно врут! — хмыкаю я, и нарочито-досадливо вздыхаю — Я с девчонками уже забыл когда общался. Да и запрещено студентам устраивать любовь.

— Перестань! — ухмыляется Керл, и щурясь, смотрит на меня, разглядывая так пристально, будто заметил что-то странное. А меня вдруг трогает холодок — этот гад видит сквозь одежду!

— Та-ак… — неопределенно тянет он — Значит, с девушками давно не общался. А засосы ты себе сам поставил. И спину расцарапал, и грудь. Кстати, а откуда у Верги синяки на бедрах? И на попке? И на груди засосы?

— Вот что, Керл… — холодно начинаю я свой монолог, но Керл тут же машет руками и корчит умильную рожицу:

— Все, все! Я понял! Ничего не было, ты никого не видел, кроме девочки по имени Праворучка! Или Леворучка? Ты как предпочитаешь?

— Обоеручка! — рявкаю я, и шагаю к своему месту в середине амфитеатра. Здешняя аудитория практически ничем не отличается от таких же земных, да и вообще — если особо не рассматривать подробности интерьера, то можно легко сделать вывод, что находишься где-то в старом корпусе одного из земных университетов. Все-таки что ни говори, но есть вещи, которые не меняются ни в одном из миров.

Раскладываю вещи — блокнот для записи особо важных слов преподавателя (например, состав зелий, или названия снадобий), специальный карандаш, который оставляет на бумаге черный след регулируемой толщины. Карандаш вообще-то магический, и если с ним обращаться аккуратно, может служить всю жизнь человека, практически не стираясь. Да он почти и не трется — легко касаясь бумаги, карандаш каким-то образом ее прижигает, потому за ним остается черный след. Если долго держать кончик карандаша на одном месте, он может напрочь прожечь бумагу. Да и не только бумагу — все, что может гореть. Потому на него надевается специальный металлический колпачок, даже не надевается, а навинчивается. Подозреваю, что этот колпачок был придуман после того, как некий школяр подпалил школу, или свой дом, забыв убрать стило от горючего материала.

Вообще-то мне записи не нужны. Я запоминаю лекции сходу, память у меня не вполне нормальная. Благодаря моим наставникам — ненормальная. Они опаивали меня специальными снадобьями и заставляли запоминать длинные, дурацкие, совершенно не запоминающиеся тексты. А еще — картинки, которые я потом рисовал по памяти. В конце концов, если медведя долго бить, он научится ездить на велосипеде — так вроде говорили на Земле. Я не медведь, но хлыста мне доставалось более чем достаточно, как и головной боли после приема ментальных спецсредств. Потому память у меня практически фотографическая.

Однако демонстрировать я все это не собираюсь. Как обычному студенту мне нужно изображать из себя обычного паренька, который записывает все, что положено записать.

— Привет! — слышу я знакомый голос, и моей щеки касаются теплые губы. От Верги пахнет ароматическим маслом, притираниями, и похоже что какой-то косметикой. Кстати, я уже давно заметил, что у здешних аристократов некий культ запахов. То есть — они истово боятся того, что им некто скажет, будто от них плохо пахнет. Потому практически все, без исключения, таскают с собой ароматические мешочки, в которых находятся резко-пряно пахнущие травы. (такое, как я помню, было в Китае)

А еще — даже парни используют аналоги земных духов, не говоря уж о девушках, каждая из которых имеет набор не менее чем в десяток различных ароматических средств, стойкость которых поддерживается магией. За все время, что нахожусь в этом мире, я не встретил ни одну женщину из аристократов, от которой бы пахло потом, или чем-то еще похуже. Про запах изо рта и говорить не следует — хочешь новые зубы, так маг-лекарь вырастит их тебе за несколько сеансов. Или за один, если ты умеешь терпеть боль. От Верги пахло очень приятно — и в одетом виде, и в постели.

Кстати сказать, в отличие от своих аристократических «соратников», я почти не пользовался ароматизаторами. Максимум — душистое мыло, или снадобья для устранения волос, в состав которых входят натуральные составляющие вроде апельсинового масла, или экстракта смородины. Здешние духи настолько стойкие, что запах от них может держаться неделями — до тех пор, пока не применишь специальное средство для смывания этого самого запаха. Лазутчик, а тем более тайный убийца пользующийся духами — это полнейший идиотизм. Только представить, что ты ночью пробираешься к кому-то в спальню, чтобы сделать свое грязное дело, и от тебя за версту несет чем-то вроде «Богарта». Кстати — любимый мой одеколон. Когда-то он был очень стойким, густым, а после девяностых голов испохабился, стал едва пахнущей водичкой. Говорили, что бренд продали неким дельцам, которые совершенно уничтожили настоящий одеколон, превратив его в туалетную воду, запах которой улетучивается за считанные часы. Бизнес, ничего личного! Тут бы за такое мошенничество обложили таким штрафом, что купец только взвоет. Но тут — не там.