Бастард (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 19

В зале воцарилась мертвенная тишина. Все прекрасно знали Шогаса, и знали, что сейчас последует. И в этой тишине раздался сдавленный смех нарушителя (меня!):

— Ха ха ха…простите, курсант! Ой, не могу сдержаться! Вы такой смешной — как генерал с эполетом! Только зачем-то размазавший по лицу дерьмо! (соус-то коричневый). Простите, я готов компенсировать вам чистку костюма, если у вас недостанет на это денег…я так неловок! Я смою, смою!

— Тварь! — Шогас медленно встал, и с высоты своего роста (гаденыш выше меня на полголовы) посмотрел так, что было понятно — мне кранты.

— Тварь мерзкая! Грязь! Дуэль! Я вызываю тебя на дуэль! Как твое имя, говно?

— Говно? Приятно познакомиться. Какое у вас интересное имя. Мое — Эдвин Ольгард. Дворянин. Вы легко меня найдете. А пока что я пойду еще чего-нибудь возьму, не хочу оставаться голодным. Еще раз — извиняюсь за неловкость. Дуэль, так дуэль.

И я пошел к раздаче. Почему-то думал, что он начнет драку прямо здесь, но…забыл, что аристократы вообще-то так просто кулаками не машут. Не простолюдины в таверне. Им надо все обставить театральным образом, чтобы вокруг зрители, чтобы он в белой рубахе с кружевами, и пятнышки крови на ней — как медали. Крови противника, конечно. Свою кровь они проливать не любят.

«Ретроспектива»

— Не трогай ее! Пошел вон, гад!

— Что-о?! Ах ты ж мелкий поганец! Да как ты смеешь перечить старшему?!

— Не трогай маму, скотина!

Мужчина ухмыляется, и демонстративно бьет заплаканную женщину по лицу — с оттяжкой, больше толкая, чем хлеща ладонью. Она запрокидывается и падает, гулко ударяясь головой о столик. Валятся чайные чашки, сыплются ложки и тарелки, на которых лежат маленькие пирожные в розовой глазури.

— Ну и что ты мне сделаешь? — мужчина скрипуче хихикает, и толкает ногой бесчувственную женщину — Проклятая подстилка!

И тут же, мальчишке:

— Проклятый бастард! Зря император не приказал тебя удавить! А я предлагал! И кстати — еще не поздно!

Мальчишка стоит смирно, и серьезно смотрит в глаза мучителю. Лицо семилетнего мальчика бледно, пальцы сжаты в кулачки. Мужчине кажется, что малец напуган так, что едва не напустил в штаны. Он совершенно его не боится — ну что может сделать семилетка? Если только ботинки оплевать.

Отсмеявшись, визитер поворачивается к лежащей женщин и вероятно хочет сказать что-то эдакое, назидательное, что-то вроде: «И будешь кобениться — будет страдать твоя глупая голова!» — но не успевает. Мальчишка, улучив момент, подскакивает и со всего размаха носком ботинка бьет мужчину в пах. Подлый удар, и очень эффективный — противник складывается пополам, не в силах вздохнуть, да и просто увидеть что-либо перед собой. Перед глазами лишь красные круги, а боль такова, что принизывает все тело, лишая его возможности двигаться.

А потом — вспышка, и темнота. Навсегда.

Тяжело дыша, мальчик опустил тяжелую каменную вазу, и та выскользнула у него из руки — покрытая кровью и кусочками плоти, та тяжело плюхнулась на покрытый ковром пол, а мальчик уселся в кресло, опустошенный, с трясущимися руками, весь забрызганный тягучей красной жидкостью. Из-под разбитой головы мужчины, одетого в богатую, расшитую золотом одежду, растекается темно-вишневая лужа, тут же впитываясь в короткий ворс драгоценного ковра, стоящего больше, чем крестьянин зарабатывает за всю свою жизнь.

Посидев, мальчик поднимается с кресла, идет к женщине. Щупает шею, кивает своим мыслям. Пробует переместить женщину на кожаный диван. Получается у него плохо, хотя мальчик для своих лет довольно-таки крупный и сильный. Дело в том, что мертвые и бесчувственные люди делаются гораздо более тяжелыми, чем те, кто находится в сознании. Мальчик это хорошо знал.

Женщина не отличалась массивностью, скорее наоборот — хрупкая, стройная, она казалась совсем невесомой, но…только с первого взгляда. Взгляда взрослого, сильного мужчины. Но не мальчика, которому только-только исполнилось семь лет.

Все-таки уложил, ощупал ее голову — ничего, будет жить. Ссадина (рассекла кожу при падении), шишка, припухлость на щеке — бывает и хуже. Заживет, даже если не займутся лечением. Ссадину промыть вином — и все будет норма. Главное, чтобы не было заражения. Вино хоть и слабое, но кое-какой алкоголь в нем есть. Если нет других вариантов — промыть рану можно даже мочой — это знает любой боец.

Промыл вином, аккуратно промокнул салфеткой. Все, теперь ждать. Чего ждать? А когда обнаружат этого мерзавца, и «поганого бастарда» удавят.

«Ретроспектива»

— Что-о?! Как — убил?!

— Разбил ему голову каменной вазой.

— Да я не спрашиваю — как именно! Я спрашиваю — как это все могло быть?! Ему всего семь лет! И ты говоришь, что он убил взрослого человека?! Да он бы и до головы не дотянулся! Это бред!

— Мой господин…позвольте, я подробно изложу вам, как все случилось?

— Излагай! — мужчина с размаху плюхнулся в кресло так, что оно заскрипело. Слуга тут же налил в бокал синего стекла белого холодного вина, и господин отпил, морщась и поедая глазами собеседника так, будто хотел его ударить.

— Допрос бывшей наложницы, и допрос ее сына дал такой результат: господин Стард допустил некорректные высказывания в адрес бывшей благородной наложницы, и судя по словам допрашиваемых — ударил ее по лицу. Сын наложницы нанес ему удар в пах, а когда тот склонился от боли — разбил голову.

— Вот как… — господин задумчиво поболтал содержимым запотевшего бокала, посмотрел на просвет и быстрым движением поставил его на стол, едва не разбив — Мальчишка! Семи лет! Легко, как муху давит — убивает взрослого мужчину! Моего советника! Да вы никто! Вы бесполезный мусор! Не знаю, зачем я вас держу! Вот боец!

Вскочив, ходит по комнате, и через минуту ходьбы внезапно останавливается и задумчиво говорит:

— А что…это выход. Зачем зря пропадать такому таланту? Если он в семь лет умеет ТАК убивать, так что будет в двадцать? Вот что, Сорбан…вот что ты должен сделать.

— Вкусно! — улыбнулся сосед по комнате — А ты чего не пьешь?

— Тебе оставил. Я уже напился — хмыкаю я — Допивай, все равно за ночь прокиснет. За что заплатил — должно быть проглочено. Народная мудрость!

— Не слышал такой поговорки — усмехается Гор — Но по сути верно. Деньги на ветер бросать — это неправильно.

Он медленно, с наслаждением выцедил остатки компота из кружки, и я отставил кувшин в сторону. Я после обеда успел сходить на рынок и купил питья на вечер. А еще — пирожных, чтобы было чего запивать.

Мы еще посидели, обсудили наши успехи в «Соковыжималке». Гор пожаловался, что никаких последствий кроме боли так и не ощутил. Я его поддержал — у меня тоже никаких проявлений расширения каналов и увеличения емкости резервуара — только боль, только страх, только неприязнь к мучителям. Сошлись на том, что те, кто заведует этой гадостью скорее всего настоящие извращенцы, ибо кто сможет вот так, целыми днями наблюдать за мучениями людей.

Потом у Гора начали слипаться глаза, и мы улеглись спать, договорившись, что уберем за собой завтра. Все завтра! Утро вечера умнее, ведь так же? Гор посмеялся моей поговорке, и заплетающимся языком сказал, что я кладезь всяких забавных высказываний. И что мои слова надо записывать и объединить в одну книгу…хр-р-р…

Хорошее снадобье. Кстати — очень простое. Две травы, небольшой наговор — с амулетом, вот тебе и снотворное. Утром будет как свежий огурчик — бодрый, хрусткий, только без пупыров (ну…почти — без) и цветка в макушке. Ну а мне бодрствовать, до тех пор, пока миром не завладеет Час Демонов. Да, тот самый час, когда они вырываются из Ада и носятся над землей в поисках своей жертвы. В это время лучше сидеть дома и не высовывать носа на улицу.

Не знаю, как насчет демонов, но и в самом деле в это время обычному человеку лучше всего не ходить по улицам — точно нарвешься на неприятности. Или захватят, и в рабство продадут, или по башке дадут, а там уже что угодно — можно и в рабство, можно просто трахнуть, а потом башку разбить окончательно, а можно пустить голым по улицам и радостно гоготать вслед. Это уже у кого какая будет фантазия.