Трилогия Мёрдстоуна - Пит Мэл - Страница 31

— Язви тебя, Мёрдстоун. Не изображай тут полоумную бабусю.

Филип взял себя в руки.

— Когда я его получу? Сегодня? Завтра?

Доброчест вскинул руку.

— Но-но, осади пока. Это еще не все.

— Не все? Еще не все?

— А вот. К Ясному Решению прилагается Ясная Подвеска.

— Подвеска?

— Да, Подвеска. Которую ты можешь назвать, холера, какое там у вас слово…

Филип понял.

— Условие?

— Точно! Оно самое. Условие. Состоящее в том, что в обмен на прописанного ромляна Клятва Четырех Сфер между Покетом Доброчестом и неким Мёрдстоуном будет возобновлена.

— А.

— Акай сколько угодно, Мёрдстоун, потому что в этот клятый раз никаких фигле-миглей уже не выйдет. Только попробуй увильнуть снова — требовать Уплаты я уже не стану, ни разу. Лишу тебя гляделок и семечков, ты и пикнуть не успеешь. Понял?

Филип кивнул.

— Да. Хорошо.

Грем подозрительно прищурился.

— Больно быстро ты соглашаешься.

— Ну, особого выбора у меня нет, верно? Мне осталось-то — всего три недели.

— Осталось? О чем это ты? На мой взгляд, ты вроде ничего так, Мёрдстоун. Если не считать бороды, вот она клочковатая.

— Нет-нет, я имел в виду, что мне надо закончить книгу, ну, ромлян, за три недели. Нет, даже чуть меньше трех.

— Три недели? Это же, дай прикинуть… Холера, это же уйма времени. Мне и половины хватило, чтоб управиться.

— Бог ты мой. Правда?

— Ну, я бы здорово спешил, конечно. Ладно, на чем я остановился? Ага. Через минуту мы заключим сделку. Но перед тем скажи мне кое-что — и без отговорок. Те твои письмена, дерьмо мушиное, на штуковине, в которой ты слова настукиваешь. То, что ты писал в прошлый раз, как я к тебе приходил и у нас вышло маленькое разногласие. Ты сделал, что я тебе велел? Отпел и изгнал?

— Что-что сделал?

— Ты, — Доброчест нетерпеливо взмахнул рукой, — отправил это обратно, откуда пришло?

— Нет, — признался Филип.

— Так я и думал, прыщ вонючий. Сам не знаешь, что тебе впрок, а что нет, да, Мёрдстоун?

— Я не знаю, как отправить это обратно, откуда пришло, — огрызнулся Филип.

Грем посмотрел на него, прищурившись.

— А ты что, просто сидишь и возразить не можешь? Или там вытереть табличку набело?

— Ну, я могу стереть текст. Ты это имел в виду? Вернуться к чистому листу? Это я, да, могу.

— Хвала Шишкам! Я уж думал, и тут завязли. Тогда ладно. Значит, именно это ты и сделаешь — и без фокусов, слышишь? Поднимешься наверх — нет, придурок, не сейчас — и сотрешь всю эту бесопись. Имей в виду — всю, до последнего слова. Я совершенно серьезно. Поклянись, Мёрдстоун. Хотя твои клятвы пара над крысиной струей — и того не стоят.

— Обещаю. Честно.

Покет прищурил один глаз.

— У меня от тебя ум за разум заходит, Мёрдстоун. Мы несусветное количество времени за тобой наблюдали. Решили, вот он, подходящий человек. Думали, ты понимаешь, как опасны Гроссбухи, особенно Невзаправдашние. А ты, оказывается, понятия не имел, язви тебя. Честно говоря, у вас никто, никто не понимает. Все у вас лишь пустой треп да деньги. И вот до чего дошло. Все зависит от человеческого ромляниста. Холера, а?

— Мне очень жаль, — сказал Филип. — Все как-то вышло из-под контроля. Но я уверен, в конце все будет хорошо. Обычно бывает.

Перемазанный сажей Писец засмеялся.

— Что ж, посмотрим. Ладно, давай. Ты знаешь, что делать. Пальцы на глаза, вот так, а вторую руку на… Нет, давай внутрь, в портки. Хочу быть уверен, что ты их плотно обхватил. Отлично. Тогда начали.

Доброчест провозгласил Клятву Четырех Сфер — с педантичным подчеркнутым тщанием выговорив фамилию Филипа. Пока он декламировал, в комнате заметно потемнело. Грем порылся в карманах пальто, достал оттуда синее яйцо и повернул верхнюю часть на четверть оборота, снова убрал яйцо и устремил на Филипа взгляд совиных глаз.

— Итак, — сказал он. — Дело сделано — и на сей раз все но-честному. И не вздумай выкаблучивать, потому что тогда я тебя приволоку на возмездие хоть за задние ноги — торжественно обещаю.

— Окей.

— Давай теперь, топай наверх и стирай ту хрень. А потом, парень, дай мне… Ну, в то, что у вас называется десять вечера, я начну передавать тебе мой Невзаправдашний Гроссбух, прощения просим, ромлян. Как о прошлом разе. А когда все получишь, вернусь за Амулетом. Не скажу пока точно, во сколько именно, так что далеко не отходи. Понял?

— Да. Отлично. Хорошо. Десять часов.

Пару секунд Покет сидел, молча рассматривая своего переписчика. Казалось, он собирается добавить что-то еще, но тут, к вящему беспокойству Филипа, здоровенный гранитный кусок стенки камина словно бы просел, согнулся — и грем исчез. Вместе с ним втянулась обратно вся сажа с ковра и стенок вокруг, так что когда кладка стены затвердела вновь, камин был чист, как совесть младенца. Остался лишь пустой стакан из-под воды.

Филип осторожно подошел и заглянул в темное жерло дымохода. Не обнаружив там ничего, кроме еле заметного просвета вверху, он поднял стакан и трясущимися руками налил себе виски.

Чуть позже Филип обнаружил в одном из «квик-мартовских» пакетов вакуумную упаковку промышленного чеддера и пластиковую мисочку с капустным салатом. Филип решительно прогрызся через еду, хотя салат был заправлен странной, клейкой и пузырящейся субстанцией, больше всего напоминающей мокроту заядлого курильщика. Тот же пакет подарил ему банку растворимого кофе и упаковку белого сахара.

Филип вынес чашку на улицу к воротам и постоял, глядя, как сгущается темнота. Сердцебиение его сейчас гуляло туда-сюда, точно маятник — качалось от нестерпимого пыла до невыразимой тревожности. Чтобы скоротать время, он вернулся в коттедж и атаковал свою бороду с кухонными ножницами наперевес, но, когда потом попытался сбрить остатки растительности ржавым лезвием, не вынес боли. Он смыл пену — и зеркало показало ему лицо, нижней частью напоминающее морскую свинку, пожеванную лабрадором. Он принял ванну и надел все чистое. Выпил еще виски. К половине девятого волнение его достигло таких пределов, что пришлось побегать на месте, чтобы избежать гипервентиляции. От этого у него закружилась голова, и он снова сел.

Сидеть оказалось невозможно. Филип спустился на кухню, наполнил пустую бутылку водой и принес ее наверх вместе с остатками «Хайленд-парка» и двумя стаканами. Поставив припасы возле клавиатуры, он за дернул занавески на окне и зажег лампу. Из неароматной кучи снятой одежды в ванной выудил пояс и снова привязал Амулет к груди. Он не был уверен, необходимо ли это теперь — странно, что Покет ни словом на эту тему не обмолвился, — но не мог ничего отдать на откуп случайности. Снова сев, он глубоко вдохнул, открыл файл с заголовком «Мёрдстоун-2» и начал читать.

Мушиное дерьмо, назвал это Покет. И как там еще? Бесопись? Но текст был до того хорош! Богат и горек, как дорогой шоколад. Через двадцать страниц Филип поставил локти на стол и подпер голову руками. И просидев секунд тридцать в этой позе, обнаружил, что буквально парализован нерешительностью. Даже моргнуть не мог. Серые квадратики клавиш, увеличиваясь под его пристальным взглядом, словно бы надвигались на него. У него закружилась голова, нахлынул страх свалиться в бездонную пропасть между Н, Г, Р и О.

Как можно взять и уничтожить такой текст? Самый настоящий литературный вандализм — вот это что такое. Помимо всего прочего. А может, как-то закруглить его и опубликовать как отдельную новеллу? Отогнать изголодавшуюся и измученную ожиданием жадную публику, бесчисленную орду алчно разинутых ртов. Отделаться от «Горгоны». Стоило бы миллиона. Нет, даже больше. Много больше. Стирать такой текст было бы преступлением. Филип не мог, никак не мог на это пойти.

А если он не сотрет — что тогда? Откажется ли Покет посылать ему ромлян? Вполне вероятно. Почти наверняка. Грем говорил серьезно. Совершенно серьезно.

Но — узнает ли он? Гремы, по всей видимости, совершенно не разбираются в компьютерах. Так что, если текст спрятан где-нибудь на жестком диске под каким-нибудь невинным названием… или нет, переписан на компакт-диск или ту втыкающуюся штуковину. Запечатан и зарыт в саду. В банковском сейфе. А потом — стереть с компьютера. Отважится ли он рискнуть? О господи.