Трилогия Мёрдстоуна - Пит Мэл - Страница 25

Он облизал губы длинным языком цвета индиго.

— Ты пишешь будущее, Марлстоун, а это недопустимо. А уж тем паче — такому, как ты. И тем паче — мертвыми письменами. И тем паче — сплошное вранье. Так что просто отдай мне Амулет, как хорошая лошадка, и я оставлю тебя в покое.

Филип не шелохнулся.

— Ну же, — устало сказал Покет. — Давай. Ты не хочешь, чтоб я опять сорвался. Ты видел, каков я.

— А как быть с книгой?

— Какой книгой?

— Которую я пишу… мы пишем. — Филип указал дрожащим пальцем куда-то в сторону своего кабинета.

— Марлстоун, никакой клятой книги в помине нет. То, что прячется там у тебя за твоей шлюшкой с ловким язычком, просто-напросто пустопорожние выдумки. Мертворожденный ублюдок. Не знаю, как оно туда попало, — и знать не хочу. Просто избавься от этой пакости. Похорони за церковной оградой и забудь. Лучший тебе совет. Последуй ему. Слышишь? А теперь отдавай мне Амулет. Поверь мне, ты не хочешь держать его у себя.

— Покет, прошу тебя. Послушай. Ты не понимаешь. Я должен эту книгу. Надо мной «Горгона». Минерва. Моя гребаная публика. Покет, на кону моя репутация. Я уже получил за эту книгу миллион фунтов, гори они огнем. Я должен ее закончить. Неужели не понимаешь?

— Нет. Меня это не касается. Холера, у меня от тебя голова кругом идет. Нужна тебе еще книга — ну так выдумай.

— Не могу. Не могу, не могу! Без тебя — никак. Или без Амулета. Пожалуйста…

Грем наклонил голову.

— То есть как это — не можешь? Ты ж мастак по невзаправдашним летописям, разве нет? Мы же тебя именно за это и выудили. Ты что ж, провел меня, как слепую козу на веревочке?

— Я… Я не понимаю, о чем ты. Ты сказал — невзаправдашние летописи? Что это такое?

— З-зараза, — простонал Доброчест. — Как-там-их. Постой. — Он задрал кафтан и принялся шарить по карманам штанов. — Нет, потерял. У меня был список. Не то чтобы длинный, надо сказать. Что-то про скачки. Первый у финиша, как-то так. И еще про курей. Это ж был ты, верно?

— Ты про мои романы? Ты их имеешь в виду?

— Ромляны, вот же как они называются! Напрочь вылетело. — Покет печально покачал головой. — Были времена, я слова ухватывал любо-дорого, проще-простого — что форель в пору нереста. Но старенький мой мозг поизносился. Чего уж тут удивительного, учитывая, что творится. Да, ромляны. Отдай им какой-нибудь из этих. А теперь…

Филип склонился в униженной, умоляющей позе, молитвенно сжав руки перед собой.

— Им не того надо. Те никуда не годятся. Им нужна твоя следующая книга. Таков уговор!

Он в ужасе замолчал.

— Ага! — вскричал Доброчест. — Вот это слово я помню. Наряду со словами Клятва, Четыре, Жизнесущих и Сферы. А тебе, Марлстоун, они как, ничего не напоминают?

Если у Филипа и оставалось, что еще сказать, его спасло от необходимости это говорить громкое дребезжание. В кармане кафтана у Покета что-то затрепыхалось, точно живое. Писец сунул туда руку, вытащил синеватое яйцо, покрутил его и разделил на две половины. Пристально посмотрев на них, он показал их Мёрдстоуну. Внутренняя поверхность каждой половинки была выложена темным материалом с узорами из чего-то, похожего на медь.

— Они говорят мне, — сказал грем, — что я должен вернуться к пятидесяти. То есть, на ваши деньги, минут через десять. — Он закрутил яйцо и положил обратно в карман. — Так что хватит кудахтать. Последний шанс. Отдай мне Амулет, а не то я призову Клятву.

— Нет, постой! Послушай, ты, наверное, не подумал толком. Если ты прав, если я пишу… получаю — будущее, ну тогда уж точно надо закончить. Понимаешь? Чтобы ты знал. Знал, что случится. И смог бы использовать против Морла. Как-нибудь. Разве не понимаешь? Понимаешь, про что я?

Эффект, который эти слова оказали на Покета, потряс Филипа. Глаза грема закрылись, уголки губ поползли вниз, подбородок задрожал. Покет слабо взмахнул одной рукой, точно отгоняя какую-то переносимую ветром заразу. На секунду-другую он сделался похож на ребенка в пароксизме ужаса. Но потом очень быстро пришел в себя и напустил на лицо выражение насмешливого нетерпения.

— Лопни мой зад, Марлстоун, у тебя и правда вместо мозгов жабье дерьмо. Настоящее будущее не поймаешь. Никто б ничего не делал, знай наперед, как выйдет. Это и грудному младенцу понятно. — Доброчест закатал рукава. — Лады. Придется идти по Книге. Я должен потребовать Уплаты трижды. Не заставляй меня делать это в третий раз. Глаза и шарики у тебя держатся на тоненьких стебелечках, Марлстоун. Пожалей их немножечко. Представь, что будет, если они вдруг исчезнут. Начали…

Грем вытянул обе руки и откашлялся.

— По Слову Клятвы, — провозгласил он, — и уговора, заключенного между мной, Покетом Доброчестом из Королевства, и неким Марлстоуном из Иного Места, я требую в Уплату Амулет Энейдоса.

Он помолчал, не сводя взгляда совиных глаз с лица Филипа.

— Сим я требую Уплаты первый раз.

Он выжидательно пошевелил пальцами. Филип прижался к стене, мотая головой, и тихо всхлипнул.

— Ну же, остолоп несчастный, ну же, — прошептал Доброчест.

Филип снова покачал головой. Доброчест вздохнул.

— Требую Уплаты второй раз.

Филип издал звук, напоминающий блеяние новорожденного ягненка.

— Не вынуждай меня делать это, Марлстоун.

Доброчест подождал.

— Последний шанс, чтоб тебя.

Филип скрючился в оборонительной позе. Закусил нижнюю губу. Крепко-крепко зажмурился.

— В свинячью задницу! — вскричал Покет. — Требую Уплаты…

— Хорошо, хорошо! — завизжал Филип, трясущимися руками пытаясь содрать с шеи цепочку.

Поздно.

— …третий раз.

В воздухе возникло что-то стремительное и едва различимое. Мимолетное, бирюзовое, точно крыло зимородка. Филип ощутил в гениталиях ледяное покалывание, словно бы телесные жидкости в мошонке вдруг превратились в шампанское. Продолжалось это не больше пары секунд и было даже не то чтобы неприятно — хотя он все равно заорал. Одновременно с этим у него защипало глаза, как от дыма. Он сморгнул слезы.

И, к своему величайшему изумлению, обнаружил, что все еще видит.

Видит Покета.

Грем тер тонкие белые руки друг о друга, согревая их. Расстроено гудел и бормотал что-то себе под нос. Оглядывал комнату, явственно оценивая сложности, которые она теперь должна представлять для слепого евнуха.

— О-хо-хо. Ну-ну. Трам-пам-пам. Холера. Кто бы подумал. Знал, что ты умом не блещешь, Марлстоун, но за совсем уж полного кретина не держал. И ты теперь слеп и охолощен — и все по распроклятому твоему же упрямству. Ну чего уж тут. Охохонюшки. — Он вздохнул, вытянулся во весь свой невеликий рост и постарался принять деловой тон. — Пожалуй, лучше мне выправить твой елезвон, чтоб ты мог позвонить в службу слепых. И той твоей потаскушке. Скажи ей, если захочет чего посочнее, может теперь съесть эту вишенку.

Он устало указал на телефон, который тут же принял исходный вид. Покет повернулся к неподвижному Мёрдстоуну и несколько долгих мгновений печально смотрел на него. А потом чуть повысил голос.

— Слышишь меня, прыщ разнесчастный? Столбняк, который я на тебя напустил, выветрится довольно скоро. Сможешь передвигаться наощупь. Меня-то к тому времени простынет и след. Хотел бы сказать, что знакомство с тобой было сплошным удовольствием, но, правду сказать, оно было сплошной болью в заднице. Однако надо отдать тебе должное, Амулет ты раздобыл. Так что, когда будешь лежать тут, ощупывая пустые кармашки на чреслах, утешайся хоть тем, что, возможно — всего лишь возможно, — ты внес свою малость в спасение Королевства. Правда, имей в виду, молись всем тем, что у тебя осталось, чтобы Морл о том никогда не проведал. Холера, нет. Зря я вообще на эту тему.

Он торопливо начертил какой-то знак в воздухе, а потом шагнул к Филипу, протягивая руки за Амулетом. Филип невольно шагнул назад.

Доброчест застыл.

— Марлстоун?

— Что?

Доброчест присел. Быстро осмотрелся по сторонам. Выпрямился. Протянул руку.