Комиссар. Порождения войны (СИ) - Каляева Яна - Страница 49

Саша не верила в чудеса, не верила.

— Пистолет заряжен учебными патронами? — спросила она.

— Разумеется, - Щербатов грустно улыбнулся. — Я же знал, с кем имею дело. Чего еще ждать от женщины с именем Юдифь? Простите, что не стал вашим Олоферном, чтоб вы убили меня из моего же оружия.

— Но… зачем, Щербатов?

— Я сам не знал доподлинно… Догадывался, что вы не видите другого выхода. Рассудил, что если дать вам возможность стрелять в меня, это, возможно, изменит ваше отношение к ситуации. Нет-нет, что вы отреагируете так, я не рассчитывал…

— Об этом не беспокойтесь, — Саша улыбнулась ему. — Я хотела этого. Мы оба хотели. Все случилось по моей воле.

— Вот чего вам стоило не догадаться об учебных патронах… или промолчать, раз уж догадались. Разве плохо складывалось: благодаря роковому стечению обстоятельств, почти чуду враги становятся любовниками, а после друзьями и, главное, соратниками.

— Соратниками… — Саша старательно затушила окурок в пепельнице.

Щербатов, глядя Саше в лицо, пошел к ней. Она резко вздохнула и коротко мотнула головой. Он остановился в трех шагах от нее.

— Помните, что вы говорили мне в Петрограде, Саша? Нет, сказали вы тогда, другого будущего, кроме того, что создаете вы, большевики. И тот, кто хочет исправить это будущее, должен стать его частью. Я возвращаю вам ваши слова. Теперь у России нет другого будущего, кроме Нового порядка. Вы можете войти в него вместе со мной. Работать со мной. Тогда я смогу от всего вас защитить. Ваши преступления чекиста и комиссара будут забыты. Прошлое, происхождение, национальность, пол — вам ничего не посмеют предъявить. Никто не дерзнет даже взглянуть на вас косо. Вам нужна власть над будущим — и я дам ее вам. Вы останетесь субъектом исторического процесса, раз это для вас так важно.

Саша взяла со стола чашку, повертела в руках, поставила на место. Передвинула пресс-папье, пепельницу, браунинг. Запустила пальцы в волосы, собрала их в узел, как делала много лет каждое утро — и тут же рассыпала. Закрепить прическу было нечем.

— Вам, полагаю, кажется, что, приняв мое предложение, вы предадите своих товарищей, оставшихся на фронте? — продолжал Щербатов. — Это не так. Напротив, вы сможете помочь им. Напишите Князеву, убедите его принять ультиматум. Он тяжело ранен, но мы оба знаем его упрямство. Только вы сможете его убедить. Как герой Великой войны он попадет под амнистию и скоро вернется к семье. Вы ведь знаете, как он тоскует по своим детям.

Саша продолжала механически передвигать лежащие на столе предметы. Щербатов поймал ее взгляд и продолжил говорить:

— Мне известно, что вы усыновили сироту. Ваш подопечный сможет жить с вами.

— Где жить, в тюрьме?

— Разумеется, нет. Вы останетесь под строгим наблюдением, но тюремным заключением это не будет. У вас будет дом. У вас будет все, чего вы только пожелаете. Богатством вас, конечно, не соблазнить, но подумайте вот о чем: ваш приемный сын получит возможность учиться, его ждет полное перспектив будущее. А что до нас с вами… Мы могли бы иногда видеться. Речь, вы ведь понимаете, не идет о браке, жену мне следует выбрать из своей страты. Но, если вы захотите, вы можете быть…

Он замялся, подбирая слово.

— Наложницей, — подсказала Саша.

— Да. Боже правый, какая архаика… Но только если и пока вы будете того хотеть. В этом вопросе не будет никакого давления.

— В этом — не будет, — Саша сделала над собой усилие, чтоб перестать наконец бессмысленно переставлять предметы, и подняла глаза. — В этом и не нужно, вы же знаете. Я осталась бы с вами, просто осталась бы. Но что до прочего… — Саша потерла виски. — Что со мной станет, если я откажусь?

— Вы это знаете.

— Почему вы не можете просто меня расстрелять? Это бы я для вас сделала, будь у меня возможность.

— Не сомневаюсь. Но я не могу себе этого позволить. Если есть шанс, что ваш дар каким-то образом работает на будущее — значит, вы станете работать на то будущее, которое создаю я. Служить тому же, чему служу и я. По своей воле либо если для этого придется лишить вас воли. В крайнем случае вы не станете работать ни на кого. Видите, я с вами предельно честен.

Саша поняла, что стоит ссутулившись, скрестив руки перед собой.

— Я, право же, благодарна вам за честность. Что вы хотите, чтоб я для вас делала?

— О, перед нами бездна работы. Нужно восстанавливать страну. Вашим талантам нашлось бы применение. Вы ведь гипнотизировали меня, чтоб я подошел к вам? Я не заметил бы, если б не ожидал чего-то в таком духе. Вы очень сильны. Мне нужно, чтоб вы встали у меня за плечом. Я хочу, чтоб вы сообщали людям идеи Нового порядка, как раньше сообщали идеи большевиков. Создавали образ солнца, под которым каждому отведено его место. Как для меня в Петрограде. Кстати, расскажите наконец, почему и с какой целью вы тогда это сделали. Это было частью какого-то замысла?

Саша встала, подошла к окну. Отбросила назад волосы. Прижалась лбом к холодному стеклу. Всмотрелась в белый рассвет над церковной площадью.

Ударил утренний колокол — монотонный, размеренный, упрямый.

— Не ищите здесь еврейских заговоров, Щербатов, — сказала Саша. — Там, в Петрограде, я не позволила вам умереть, потому что испытала сострадание к вам… и симпатию. Вот так просто. Но я ведь комиссар. Своих обязанностей в полку я исполнять теперь не могу, но ведь и смерть бывает партийной работой. Комиссар — представитель силы, и сила продолжает жить, пока последний ее комиссар ей верен.

— Черт вас побери, это же не о вас, Саша, — в голосе Щербатова прорезалась ярость. Впервые Саша увидела, как он теряет самообладание. — Носитесь со своим долгом комиссара, как с писаной торбой. Рветесь в герои, а там хоть трава не расти. Подумайте раз в жизни о чем-то, кроме своей этой великой исторической роли. Вы же не видите ничего больше, ничего! И так вы продолжаете и продолжаете чертову войну. России не нужно это, это разрушает ее, вы понимаете? Я о будущем России вам говорю!

Он резко подался вперед, словно намеревался схватить ее за плечи и встряхнуть, но остановил себя. Вспомнил, должно быть, в каком состоянии ее плечи.

— А я говорю о будущем всего человечества, — ответила Саша, глядя ему в лицо. — Вот только вы не понимаете, как создается будущее. Полагаете, будущее сообщают другим с помощью дара убеждения, или гипноза, или еще каких салонных фокусов? Нет. Будущее создается идеей. Ты живешь идеей, сражаешься за идею и, когда приходит время, умираешь за идею. Так идея побеждает — если даже не сейчас, то хоть через десять лет, хоть через сто. Вот и все.

Они смотрели друг на друга, тяжело дыша.

— В вашем упрямстве нет никакого смысла, — тихо сказал Щербатов. — Все равно вы будете работать на Новый порядок, своей волей или иначе. Почему вы вынуждаете меня идти на крайние меры? Зачем делаете это с нами обоими?

Черт, губы дрожат.

— Не все мы можем изменить, — сказала Саша. — Но есть вещи, на которые соглашаться нельзя. Я хочу, конечно, чтоб мой Ванька учился в нормальной школе. Чтоб ребята из полка остались в живых. Чтоб Князев вернулся домой. Чтобы война наконец закончилась. И быть с вами я тоже хотела бы. Вот только ничего этого не будет. Пусть мои товарищи и я, мы невероятно далеки от святости. И я даже согласна с вами — то, что мы могли бы построить после этой войны, сильно отличается от того, что было задумано. Вот только зло, которое создаете вы… нам все наши грехи простятся за одно лишь то, что мы пытались, сколько могли, ему противостоять.

— Из нас двоих выбор был только у вас, — помедлив, ответил Щербатов. — И вы его сделали. Прощайте, Саша.

Глава 24

Полковой комиссар Александра Гинзбург

Июль 1919 года

Твоя жизнь не принадлежит тебе. Вступая в революцию, ты знаешь, что она заберет тебя без остатка. Ни врагов, ни друзей ты не щадишь, потому что не щадишь себя. В революции люди должны умирать мужественно.