В рамках дозволенного (СИ) - Савельева Валерия Андреевна "(ВалеRka)" - Страница 37

Тим не знал. Он думал, что решил всё для себя, что смог окончательно понять собственные мысли, но нет, куда уж? Даже днём парень понимал, что должен продолжать как-то строить козни, обязан выгнать Ладу из своего дома. А теперь почему-то в горле ком стоял и не хватало той мирной атмосферы, царившей на кухне в квартире Джоя.

Но и принять оную Егоров не хотел, отрицал очевидное, отказывался признать, что этого спокойного домашнего уюта ему не хватает. Нянька же умела его создавать, как — неизвестно, но умела.

Вот же, устроила непонятно что! Жест благой воли в виде помощи перепившему подопечному. Но ведь не у неё теперь, а именно у Тима аппетит пропал от невесёлых мыслей. Глупая, глупая нянька!

Тим не хотел признавать. Тим боялся.

Кажется, голод на подопечного оказывает чудодейственное, но чертовски странное влияние. Утром после голодной пятницы он вновь явился ко мне — решительный, но какой-то разбитый — и с порога заявил, что желает добавить занятия по паре предметов, а также учиться по выходным. Сам желает, от меня требуется только перестроить расписание, чтобы предметы эти не стояли сразу по три часа в день, и заранее вникать в суть занятий. Английский, немецкий, математика, русский, физика, литература, политология.

Кто этот маньяк учёбы и как он оказался на месте Тимофея?

Маньяк уже третий день практически не вылезал из комнаты, приходил ко мне в назначенное время и стоически грыз гранит наук. По четыре часа в день, с переменками в пять минут, чтобы хватило времени попить воды и добежать до туалета, или вообще без них. Иногда казалось, он хотел что-то сказать: слегка поворачивался ко мне, делал глубокий вздох… качал головой и вновь приступал к учёбе. Огрызался Тим, только если я лезла к нему в комнату, в остальное время был спокоен, сосредоточен и серьёзен. Во время завтраков, обедов и ужинов преимущественно молчал, а на занятиях говорил только о предмете и обращался ко мне на «вы».

Такое поведение настораживало, напоминало затишье перед бурей. Вместо того чтобы расслабиться и получать удовольствие от абсолютного спокойствия, подаренного Тимом хоть на несколько дней, я становилась всё более дёрганной и мнительной. В каждом слове искала подвох, в каждом взгляде — насмешку. Но подопечный отказался даже от пошлых шуточек. Как? Как он смог удержаться, когда мы перешли к точкам перегиба, выпуклостям и вогнутостям функции? Чёрт, да все в своё время травили пошлости на эту тему!

Впрочем, возможно Тим держался, потому что все темы одиннадцатого класса пролетали у него на ура, словно подопечный либо настолько умён, либо уже их изучал. А возможно, оба варианта сразу. Всё же Тиму скоро восемнадцать, в школу пошёл поздно, был всех старше… а характер у него, судя по нашему двухнедельному знакомству, весьма показательный.

Но утром четвёртого дня буря всё же грянула. В моём лице. Не представляю, какой чёрт меня дёрнул, но вопрос сам сорвался с губ, когда Тим в очередной раз печально вздохнул и посмотрел душераздирающим взглядом:

— Что-то случилось?

Подопечный, который уже успел опустить глаза в тетрадь с решением очередной задачи по физике, удивлённо дёрнулся и вскинул голову, отрываясь даже от сосредоточенного грызения ручки.

— С чего вы так решили? — Взгляд его стал ожесточённей.

— Мне постоянно кажется, что ты хочешь что-то спросить, но каждый раз откладываешь, — ответила я.

Небо затягивали плотные тучи — и в переносном смысле у нас в комнате, и в буквальном, на улице, где уже несколько дней шли проливные дожди. Я ворошила осиное гнездо, которое не стоило трогать. Прошла почти половина срока моей работы здесь, и не стоило лишний раз нарываться — вдруг пацан вернётся к старому? — но я ощущала исходящую от него чёрную ауру. И она давила.

— Хотите поговорить? — поинтересовался подопечный тоном хорошего психолога и откинулся на спинку стула. — Но физика не ждёт, кто будет повторять её, если не я, не летом.

Последние слова прозвучали почти как упрёк. «Няня, вы заставили меня трудиться всё лето. Где это видано?» Но в изначальных планах были только русский, математика и английский, но сам решил добавить остальное.

— Подождёт, — хмуро отозвалась я, поджимая губы. — То есть ты против занятий?

— Я этого не говорил, — Тим покачал головой.

— Отлично, тогда что ещё? — Я резко выдохнула и призналась: — Тимофей, от тебя исходит грёбаная чёрная аура, от которой даже мне становится не по себе. Если ты сейчас же не признаешься…

И тут подопечный рассмеялся. Почти истерично, запрокидывая голову, но словно изо всех сил сдерживаясь. Нереально и неправильно. У меня по коже пробежала волна мурашек, заставляя передёрнуть плечами. Хотелось схватить Тима за плечи и хорошенько тряхнуть, чтобы он успокоился. Но разве не этого я хотела, когда задавала первый вопрос? Разворошить его, заставить сбросить фальшивое спокойствие, под которым ощущалась туго сжатая пружина нервов?

Тим успокоился сам. Так же резко, как сорвался. А потом поинтересовался, грустно улыбаясь:

— И что будет, если я не признаюсь? Лада, определитесь уже. Вы хотели, чтобы я был хорошим мальчиком, занимался и не мешал вам работать. Вот он, этот мальчик. Перед вами. Что ещё нужно? Какие теперь проблемы? — Он покачал головой, разводя руками. — Куча предметов, занятия без выходных, идеально выполненное домашнее задание — мечта, а не подопечный. Я не прав?

Я не отвечала. Сидела, поджав губы, и не знала, что сказать. Глупо ляпнуть: «Но это не ты»? А откуда я знаю, какой он на самом деле? Вдруг Тим — тот самый прилежный мальчик, который занимался каждое утро за столом у меня в комнате, не пытался перебраться на кровать и не язвил?

— Или лучше, чтобы я признался, что не желаю контроля няньки и снова попытался вас выкурить? — продолжил подопечный. — Я попросил Димку не приходить, не пошёл на субботнюю вечеринку и даже, блять, ем по графику. В чём проблема?

Забавно, но чем больше Тим закипал, тем спокойней мне становилось. Нет, я не скучала по его придиркам, возмущениям и издевательствам. Не скучала даже по утренним пробежкам, на которые последние два дня подопечный убегал без меня. И да, не была уверена, какой Тим на самом деле: мерзкий засранец или спокойный прилежный мальчик. Но блин, две недели — это срок, и за них идеально удалось понять одно: Тим вспыльчив, он не может, просто не умеет вести себя, как дохлая рыба.

— В твоём поведении. Ты сам не свой, — улыбнулась я.

И получила просто невероятный эффект. Бурю. Гром. Молнию.

— А каким я должен быть? — рявкнул Тим, вскочив и шарахнув кулаком по столу. Учебник упал с подставки, тетрадь зашелестела страницами, а карандаши, весело подпрыгнув, ускакали на пол, закатываясь куда-то мне под ноги. — Так плохо, эдак плохо, так нельзя, сяк тоже запрещено… Да доработайте вы этот месяц и свалите отсюда к чёртовой матушке, раз такая упорная! А я буду выкуривать очередную мучительницу, ясно? Которая точно смоется после первой пьянки.

Получила желаемое, Ладочка? Наслаждаешься? Логическая и максимально педагогичная моя сторона корила нерадивую хозяйку на чём свет стоит, но где-о в глубине души разливалось удовлетворение. Я не ошибалась, я действительно чувствовала, что Тим на взводе, и хватило всего пары вопросов, чтобы его расшевелить. В целом, логично: долгое сдерживание эмоций приводит к нервному срыву. В частности… долгого, а подопечный вёл себя, как паинька, всего четыре дня. Что бы с ним сталось?

— Тим… — попыталась вклиниться, но кто бы меня послушал?

— Что? Снова хотите войны? Будет война! Я не виноват, что мама помешалась на «контроле» ещё до моего рождения. Не виноват, что случилась эта долбаная авария, — продолжал орать Тим. — Почему, блять, я всю жизнь за это отдуваюсь? Теперь ещё и вы. Все няньки сбегали, а вы терпите, ждёте, вклиниваетесь в мою жизнь. Знаете, сколько у меня вас уже было? Десятки. И от всех я избавлялся, а вас, в итоге, решил пожалеть. Чего вы ещё хотите, Лада?