Дух воина (СИ) - Красовская Марианна - Страница 20

– Спасла Бурсула, – тихо напомнил Наран. – Аасор сказал – жить будет. Бегать быстро не сможет, но жить будет точно.

Все молчали.

– Вы все меня услышали, – чуть помолчав, негромко сказал Баяр, мрачно обводя взглядом своих великовозрастных “деток”. – Я иду к хану. Один. Вы сидите здесь, защищаете Дженну. Меня спасать не нужно. Не забудьте – это все же мой отец. А я и в самом деле виноват. Ясно?

По его сотне пробежал гул. Он досадливо вздохнул, догадываясь, что они не послушаются, если что-то и в самом деле с ним произойдет.

– У тебя есть время до зенита, – выразил общий протест Наран. – Не вернешься – мы пойдем тебя отбивать.

Он вообще был очень упрямым, единственный, хоть и не кровный сын Нурхан-Гуая. Но за это Баяр его и любил.

Что ж, это лучше, чем ничего.

Баяр жадно выпил из железного ковша уже теплой воды, оправил на себе рубаху (нарядную, свадебную, расшитую шелковыми цветами – Листян вышивала) и решительно направился к шатру хана. Рано или поздно за ним все равно пришлют. Лучше бы рано.

Хан еще спал, а возле его шатра сидела молодая степнячка с младенцем у груди. Второй младенец спал рядом в плетеной корзине. Кормилица, стало быть. Баяр кивнул ей и молча опустился на колени неподалеку от входа в шатер. Сел на пятки, склонил голову. Виноват, и отрицать это бессмысленно.

Степнячка ойкнула и юркнула в шатер, откуда тут же раздалось шебуршание. Спустя минуту вышла мать.

Она была даже старше хана. Высокая, с острыми черными глазами, черными с проседью волосами, заплетенными в традиционную “замужнюю” косу, скрытую шелковой косынкой. Простое платье, бедра, подвязанные шалью, морщинистые коричневые руки. Когда-то мать была красавицей. Он не помнил. Сейчас она старуха.

Оглядела своего третьего сына с ног до головы, прекрасно узрев и повинный вид, и свадебный наряд, покачала головой.

– Баяр, хүүхэд (*малыш), что ты наделал? – горестно спросила она. – Стоила ли она того?

– Да, – коротко ответил он.

Мать опустилась на колени, притронувшись легко к его плечу.

– Листян рассказала мне и отцу.

– Правильно сделала.

– Она сказала, другой такой девушки свет не видел. Сказала, что она красива, отважна и еще одаренная. Ты полюбил ее, Баяр? Скажи, что полюбил!

– Полюбил, – послушно согласился сын, понимая, что мать подсказывает ему, как разговаривать с отцом. – Не могу без нее.

Самое забавное, что он не врал. Дженая он очень любил за его смелость и упрямство. А Дженна… Без нее он теперь и вправду не мог. Они связаны навеки перед небом, землей и духами предков.

– Когда-то твой отец добивался меня очень долго, – задумчиво сказала мать. – Он не был ханом, был всего лишь сыном наложницы. Свою власть он заполучил силой и мудростью, но это было потом. Я же была дочерью самого Асахана, великого воина. Никто не был достоин меня, ни на кого я не хотела смотреть. Тавегтей меня обманул, заманил в ловушку. Мы сражались, и он победил.

– Сражались? – удивился Баяр. Такой версии событий он еще не слышал.

– О, меня растил отец. И он считал, что его единственная дочь ничуть не хуже чужих сыновей. Сабли мне, конечно, не давали, но стреляла я прекрасно и с кнутом управлялась не хуже пастухов. А Тавегей… он был лучше.

– А наложницы? – тихо спросил Баяр. – Ты позволила.

– Да. Он – хан. Все должны знать, что он силен во всем. Я давно не могу родить. А молодая наложница может.

– Элия была слишком молода, – мрачно напомнил Баяр.

– Слишком молода, слишком хороша собой, слишком сладко стонала по ночам, – согласилась легко женщина. – Тавегей с ней стал слабеть. Размяк.

Баяр едва сумел удержать невозмутимое выражение лица. Он прекрасно знал, что мать у него – женщина суровая, порой страшная в гневе. Конечно, ни разу она не повысила на отца голос, ни разу не возразила прилюдно, но он был не глуп и понимал, что отец не просто ее любит – он к ней всегда прислушивается. И сейчас мать была, кажется, на его стороне. Или нет?

Все, что он сейчас мог – просто молчать, опустив голову.

Полог шатра откинулся, и вышел хан. Он был на пол головы ниже жены, но никто никогда не посмел бы даже усмехнуться, глядя на это. Посмотрел на сына, на жену и мотнул головой.

– Уходи, – тяжело бросил он. – Рано пришел. Совет будет. Вечером позову.

Баяр молча кивнул и поднялся. Что ж, совет так совет, это еще и лучше. В совет входят отцы его воинов. И еще Нурхан-гуай, побратим отца, учитель самого Баяра. И Аасор, которому явно тоже на совете влетит.

Шел к своим, как пьяный, шатаясь. Облегчение было почти неприятным. Ничего не поменялось в его положении, разве что ждать теперь до вечера. Это страшнее, чем само неминуемое наказание. Его снова окружили, усадили на землю, сунули в руку чашку с чаем. Выпил залпом, поморщился: Дженна сварила вчера вкуснее.

Дженна. Жена его. Если ему страшно – то что чувствует эта девочка? Смелая, упрямая, но – одинокая сейчас и в полном неведении. Отмахнулся от всех расспросов, быстро пробормотал что-то про совет. Большой или Малый? Да он-то откуда знает? Ну Нурхан-гуай придет, его спросите. Или пусть Охтыр к отцу сбегает, узнает. Он же сын тысячника.

А Дженна, оказывается, все еще спала. Странно, она привыкла вставать рано.

Баяр не решился ее будить, пожалел. Девочка три дня в седле была, его, дурака, спасая. Даже Наран вон морщится, когда ходит, а тут – женщина. С кожей нежной. Да еще в дни нечистые. Пусть отдыхает.

Сел рядом с ней, по светлым волосам погладил – мягкие такие, совсем не холодные. Сорочка ее задралась до самых бедер, обнажая тонкие лодыжки и колени. Провел пальцем по светлой, чуть тронутой золотистым загаром коже, вздохнул. Жена его – вот такая. Сам выбрал, сам решил. Вряд ли она запросто его к телу допустит, эта дикая воительница. Силой брать? Обманом? Как быть?

Склонился ниже, нюхая ее шею. Зажмурился, представляя ее руки на своем теле. Вспомнил и грудь, и впалый живот. А вот возьмет – обязательно! Это его право – как мужчины, как мужа. Жена у него одна и на всю жизнь будет, других женщин он не приведет в шатер. А значит, придется ей его принять.

– Баяр, как она? – вместе с лучом света появилась и Листян.

– Спит еще, – нехотя ответил степняк, поправляя подол сорочки на жене. – Странно даже.

– Не буди, Аасор сказал, что она долго спать будет. Он ей зелье давал свое, чтобы она могла долго ехать верхом и не уставать.

Сын хана скрипнул зубами. Он про это зелье знал и на себе когда-то опробовал. Один раз. Ему очень не понравилось, что было потом. Но обвинить в чем-то шамана не мог – все тот сделал правильно.

– Ты иди, тебя воины ждут. Им неспокойно. Они уже грызться начали, как шакалы. Я с Дженной побуду, мы с ней друзья. И поешь иди, брат, ладно?

Баяр кивнул. Листян была права во всем. Ему сейчас надо больше быть на виду. И раз уж начались склоки… давно его мальчишки не тренировались в рукопашных схватках. Самое время вспомнить навыки.

Женька проснулась совершенно разбитая, не понимая, где находится. Ее бил озноб, в черепной коробке гулко перекатывался чугунный шар, руки и ноги ломило.

Кажется, они вчера с Костей напились паленого портвейна. Ох, она же давала себе слово не пить больше! Вот дура!

Попыталась сесть, застонала в голос от боли, которая терзала все тело без исключения. Мягкие руки обвили ее плечи, помогли подняться. Зря. Женьку замутило сразу же, она едва успела отвернуться. Рвало ее долго. Слабая как котенок, вся в холодном поту, в слезах и соплях, она стояла на четвереньках, боясь даже шевелиться.

– Ну, ну, – успокаивал ее нежный голос. – Все будет хорошо. Аасор говорил, что сначала будет немного плохо, но это пройдет через пару часов. Потерпи, моя хорошая.

Пару часов? Да она кони двинет за это время!

И все же голос был так приятен, так сладок… Никогда с Женькой не разговаривали столь ласково. Ради этого голоса она была, кажется, согласна вытерпеть даже пытки, которые не заставили себя долго ждать.