Чужая - Ли Марина - Страница 1

Глава первая

– Хорошие шаси, ладненькие – сказал старикан с седоватой куцей бородкой, пигментными пятнами и крашеной головой, а затем с оттяжкой хлопнул меня по заднице. Нас просто по алфавиту построили и я последней в шеренге стояла. – Но нужно раздеться, чтоб Эзэ убедился в качестве товара. Хотим, так сказать, посмотреть на голую правду.

Все остальные стариканы, наблюдавшие за торгами, главным лотом на которых была я и пятеро моих товарок, слаженно затрясли седыми патлами, а я скривилась.

Когда я была маленькая, то думала, что Голос Предков Эзэ, что сообщает о своей воли через членов Совета, не абстрактная сущность, а некто вроде человеческого короля, жестокий и безжалостный, как все мужчины в моей жизни, только с кошачьей головой, гривой и разноцветными когтями на мощных лапах – не скажу, почему они были разноцветными, но раз уж я взялась рассказывать свою историю, то ничего скрывать не стану. Буду гнать правду-матку, как она есть.

Телевизора у нас на хуторе никогда не было, ибо дед скорее бы удавился, чем позволил установить в своём доме одну из человеческих придумок. Впрочем, не было у нас и радио с телефоном, хотя их уж точно не люди придумали. Зато была рация, по которой я всегда могла связаться с любым членом «семьи».

Впрочем сейчас речь не об этом, а об Эзэ.

Давным-давно, когда мне было очень-очень мало лет и я ещё могла передвигаться по хутору на своих двоих, я любила прятаться в комнате, где собирались взрослые, и слушать их разговоры. Точнее, подслушивать. Чаще всего я сидела под столом. Или на печке. Или за фанерной стенкой, что отделяла комнатушку деда от общей кухни. И чего я тогда только не услышала…

– С Эзэ пора кончать, – говорил дед и брезгливо сплёвывал чёрную от табака слюну на пол. – Что он сделал для ракшасов с момента окончания войны? На колени разве что поставил, и заставил слизывать грязь с сапог завоевателей.

– Отец, вы преувеличиваете.

Отцом деда у нас в «семье» называли все. Даже я. Уж и не знаю, с каких пор это повелось, хотя догадываюсь.

– Я?

В этом моменте дед обычно вставал в позу. Прикладывал руку к груди и начинал вещать:

– Давным-давно это было, в незапамятные времена. – Он у меня историком был, мог позволить себе высокопарный тон. – Древо Жизни ещё не стало Древом Жизни, а было огромной сосной, чьи корни уходили глубоко в землю, а ветви раскидывались так широко, что под ними легко спряталась бы добрая сотня человек. Из века в век ррхато приходили к дереву поделиться своей силой с нуждающимися, или наоборот, наполниться необходимой энергией, потому что древние и давно забытые боги выпестовали этот росток на перекрёстке планетарных жил – вен, по которым течёт энергия земли, воды, огня и воздуха, в единственной точке на планете, где могут исполниться все твои мечты. Если правильно попросить. Ррхато поили соком этого дерева своих новорожденных, его корой благословлялись на долгую, многодетную и счастливую жизнь все браки, его корни всасывали пепел умерших… Пока три тысячи лет назад не пришла беда: небесный ветер вырвал Древо из земли, обрушив всю его неимоверную мощь на поверхность планеты.

– Сару-шас, – бывало, поддакивал один из унылых слушателей, будто кто-то из нас мог ненароком забыть название собственной планеты. Но дед на вставки эти внимания обращал мало, продолжал вещать ровно, оно и понятно, тема-то любимая. Как нажрётся, так только эту пластинку и крутит. И, главное, как по писанному, одними и теми же словами всегда.

– Удар от падения Древа был так силён, что горы поменялись местами с морями, а небо едва не опрокинулось на землю. Много ррхато погибло в те жуткие дни, но некоторые вопреки всему выжили. И жили бы дальше, возродились бы из пепла, кабы вслед за небесным огнём не пришли человеки.

(Дед всегда именно так и говорил: человеки, а слово «люди» я вообще случайно узнала, из газетного листа, в который был купленный на городском рынке балык завёрнут).

Примерно в этом месте лекция принимала политический характер и народ начинал активно топтаться по теме нелегитимного правительства, старейшин и Эзэ. Как, например:

– Разве это не кара древних богов за то, что не сумели сохранить их дар?

– К'Ургеа пали ниц, пытаясь вымолить прощение! И так и не сумели подняться. Где тогда была помощь Эзэ?

– Пришельцы-суки построили из Древа Жизни ррхато свою святыню, и Эзэ с тогдашним советом им это позволил.

– Если бы Эзэ было дело до ррхато, он бы давно велел предать огню их паршивый Кремль!

– Давно пора сжечь поганый храм человеков!!!

– Нету мне дела до ихнего храма, пустите к озеру. Я маму хочу увидеть…

Увы, но озеро, возникшее на месте гибели главной святыни ррхато по злой иронии судьбы стало и главной святыней людей. Вот только им, пришельцам, было наплевать на то, что их святое озеро возникло в результате рек из пролитых моим народом слёз. Именно так. Сотни лет ррхато приходили на край обрыва, который образовался в результате падения Древа, падали на колени и плакали. И дети их плакали. И племянники. И внуки. И правнуки. И как-то вдруг так получилось, что почти в самом центре земли, которая сейчас принадлежала человекам, на месте уничтоженной святыни образовалась новая. Огромное озеро, которое и до днесь именуется Древом Жизни.

Люди говорят, что вода в нём солёная якобы из-за каких-то минеральных источников. Чухня.

Это слезы народа К'Ургеа. Наша боль. Наша кровь. Наша жизнь.

Кто-то более наивный скажет:

– Жизнь? Это же прекрасно.

А я с позиции своих двадцати трёх лет отвечу:

– Это боль.

И война. И кровь. И непременно невинные жертвы. Три тысячи лет огня и меча. Три тысячи лет два народа пытались уничтожить друг друга. Сжигали целые города, Насиловали женщин, убивали детей… Похищали детей! Похищали, чтобы взрастить их в ненависти к родному народу, лишить корней и сделать из них убийц…

Правда, в тот знаменательный день я об этом не думала. Так, припомнила вскользь, усмехнулась своей наивности и рассматривая почтенных старейшин Совета. Разноцветные когти, кошачья голова, Голос Предков… Нет никакого Эзэ, он давным-давно умер, или вовсе его никогда не было! Владычица Энлиль, до двадцати трёх лет дожила, с каким дерьмом только не сталкивалась, а всё ещё в сказки верю. Спасибо, нашлись добрые шасы, сняли с дурочки розовые очки. Почти невинности лишили, можно сказать.

– Разденьтесь, шаси, чтоб мы могли определить мужчину, которому вручить ваши жизни. Того, кто лучше всех сможет о вас позаботиться.

О том, что если я не рожу этому мужчине ребёнка в течение двенадцати месяцев после «вручения», меня вновь выставят на торги, он благоразумно промолчал.

Гадость какая.

Разве за это мой народ сражался три тысячи лет? Три тысячи лет кровавой войны, принесли такой убогий мир, что блевать охота. И сейчас я даже не о том, неправильно называть миром ситуацию, когда и мы, и они до безумия ненавидим друг друга и точно так же боимся, чтобы все не началось снова, ибо понимаем – пора остановиться, мы и без того почти уничтожили себя в этой войне. Я сейчас о том, во что мы – ррхато – превратили свою собственную жизнь. Толпа седовласых уродов сначала позволила возникнуть ситуации, в результате которой появились такие шаси, как я, а теперь нас же и дарят в награду «героям», что эту ситуацию более-менее разрулили.

Противно.

Я повернула голову и меня насквозь прошило янтарным взором в опушке длинных-предлинных ресниц.. О! Я эти глаза никогда не забуду! Сколько раз они мне снились! Сколько я мечтала, что однажды поймаю своё отражение в их восхищённом зеркале! Не ошибусь, если скажу, что каждую ночь с того момента, как я впервые увидела юного сталкера, без исключений, каникул и перерывов на болезни. Каждую секунду своей убогой жизни, все четыре года, что прошли с нашей первой и единственной встречи, я фантазировала о нём. И вот теперь, когда он смотрит на меня именно так, как надо, я не обрадовалась, а отчего-то перепугалась и смутилась до слёз, мысленно запрещая себе надеяться.