Фабрика прозы: записки наладчика - Драгунский Денис Викторович - Страница 25

Таких книг, на самом-то деле, мало.

«Евгений Онегин», «Мертвые души», «Анна Каренина», «Братья Карамазовы» и пяток рассказов Чехова: «Соседи», «Ариадна», «Моя жизнь», «Скучная история», «Архиерей».

Родина евреев – Тора.

Родина русских – Пушкин, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов.

Ну и в качестве Талмуда – «Жизнь Арсеньева» и, может быть, «Роман с кокаином».

Пожалуй, хватит.

– У него нет образования и профессии!

– Какое мещанство так рассуждать.

– Но он же вообще тупой!

– Ну и что?

– Он неопрятный, небритый, нечесаный.

– Не в этом дело.

– Он ничего не зарабатывает!

– Не в деньгах счастье.

– Он пьет!

– Это жизнь такая.

– У него нет друзей, одни собутыльники.

– Его никто не понимает.

– Он скандалист!

– Это на нервной почве.

– Ты сама говорила, что вы уже год не спите!

– Не твое дело.

– Он живет за твой счет! Он тебе изменяет! Он бьет тебя!

– Ты ничего не понимаешь. Всё это ерунда. Не это главное.

– Что же главное?!

– Главное – он очень хороший человек.

Виктор Шкловский в шесть утра позвонил одной литературной даме и закричал в трубку:

– Ираклий! Слушай, что я только что понял! – и стал излагать свои мысли о творчестве Лермонтова.

Дама ждала минут пять, когда можно было вклиниться, и наконец, поймав паузу, сказала:

– Виктор Борисович, это не Андроников! Вы ошиблись номером!

– Да? – удивился он. – Ну, неважно! Значит, на чем я остановился?

И продолжал еще полчаса.

(Вчера рассказал Игорь Шайтанов.)

Конечно, язык сам развивается. Но что значит «сам»? Кто-то видел язык сам по себе, без его носителей? То-то же. Поэтому в «саморазвитие языка» включено и активное сопротивление всякой шелухе и бессмыслице.

Выставка детской литературы 1960-х: в витринах трогательно памятные книжки (многие у меня были, остались сестре), милые детские журналы и вдруг – журнал «Пионер». Разворот: Рэй Брэдбери. «Вино из одуванчиков». Вы понимаете? Вино! (А хоть бы из чего хотите, но – вино!) В журнале «Пионер»! Ужас, ужас! А рядом крокодил Гена дымит трубкой!

Выставку срочно закрыть, книги и картинки изъять в спецхран!

Сегодня в «Книжном казино» на «Эхе Москвы» я предложил такой вопрос: Татьяна нашла в кабинете Онегина

Вопрос: что это за романы? Их не три, а два, кстати. Вернее, так – точно можно сказать о двух. Ксения Ларина этот вопрос забраковала – сказала, что никто ни за что не ответит.

Неужели прямо-таки никто? Никто не вспомнит: «Рене» Шатобриана и «Адольф» Констана? Может, еще и «Мельмот» Мэтьюрина?

Как быстро меняются читатели! В 1986–1987 гг. самым популярным романом в СССР был «Змеелов» Лазаря Карелина (после выхода одноименного фильма в 1985 г.). Про то, как вернувшийся из отсидки «торгаш» решил стать честным и начал разоблачать махинации бывших коллег. Роман считался эталоном гражданской смелости, прямоты, называния вещей своими именами. Чего стоит такая фраза: «Выйдя из тюрьмы, Павел Шорохов понял, что перед ним две дороги – или жить честно, или снова работать в торговле». Вы таки будете смеяться, но эту фразу ци-ти-ро-вали! именно как образец писательской честности и даже отваги.

Но уже в 1988 году самый читаемый роман – «Дети Арбата».

И уже какой-то иной ранг массовой гражданской смелости.

Говорят: ну разве сейчас юмор? Вот у Чехова был юмор! Однако и у Чехова случались обидные проколы по части юмора. Все эти комические фамилии: Дерзай-Чертовщинов, Чимша-Гималайский. Жена, уличающая мужа в измене по запаху духов. Другая жена, которая быстро и за деньги трахается с врачом, пока мужа дома нет. Юмор эпохи, наверное? Или: «Граф Рубец-Откачалов так гордился древностью своего рода, что заказал портреты голых мужчины и женщины и написал: Адам Рубец-Откачалов и Ева Рубец-Откачалова». Смеяться после слова «рубец» (что означает часть говяжьего желудка).

О неожиданном и приятном: сегодня еду в метро. Толчея, теснота, сесть не удалось. Рядом со мной стоит девушка лет 20. Читает толстую книгу. Заглядываю: Чингиз Айтматов, «И дольше века длится день».

И это – хорошо.

Иду по улице – еще не совсем похолодало – и навстречу старик. Небольшого роста, в старом пиджаке фасона бушлат, под бушлатом синий свитерок под горло. Густые седые волосы с зачесом назад, обветренное лицо, и главное: в углу рта дымится папироса! Да, именно папироса. Длинная и толстая, типа «Казбек».

И сердцу стало так тепло.

Умер (убит?) прекрасный актер и хороший человек Алексей Девотченко. Ужасно.

Одна женщина на открытом форуме написала: «Я ненавижу гомосексуальность. Я терпеть не могу лесбиянок. Но я очень люблю свою подругу. Просто люблю, понимаете? Мы с ней часто спим в одной постели. У нее такая нежная смуглая кожа, плечи, как персики, мне хочется вцепиться в них зубами и съесть! Но клянусь вам, это не имеет никакого отношения к сексу! Как только я подумаю о сексе с женщиной – меня начинает тошнить! Меня просто может реально вырвать!»

Вот такая, извините, глубина самопознания.

Отец рассказывал. Была такая знаменитая песня – «Тачанка». Автор слов – Михаил Рудерман (1905–1984). Однажды он приобрел в мебельном магазине диван, погрузил его на тележку и повез домой. Ему надо было пересечь улицу Горького в районе Пушкинской площади. Но там стояло оцепление. Милиционер жестом показал, что прохода нет. Он стал объяснять милиционеру:

– Я – писатель Рудерман. Я купил себе диван.

Милиционер ответил:

– Обойдите через Маяковскую!

Рудерман возразил:

– Мне в обход не по пути! Мне бы площадь перейти!

Милиционер почувствовал что-то неладное и сказал:

– Не хулиганьте! Пьяный, что ли?

Взглянув на погоны милиционера, Рудерман мягко ответил:

– Нет, товарищ капитан, я нисколечко не пьян и отнюдь не хулиган! Я – писатель Рудерман. Я купил себе диван…

И тут до него самого наконец дошло, что он говорит в рифму. И в отчаянии он закричал:

– Рудерман я, Михаил! Я диван себе купил!

Еще про писателя Рудермана. Известный врач и литератор Юлий Крелин рассказывал, как к нему на прием пришел Рудерман и сказал:

– Мне запретили курить, а я без этого не могу работать.

– А что я могу сделать? Снять заклятие? Ведь это не от врача зависит, а от вашего здоровья. Что с вами?

– Видите ли, я пишу мемуары и мне необходимо напряженно работать.

– Решайте сами, что для вас важнее. Курить вредно. Как это доктор может сказать – курите на здоровье?

– Как же мне быть? Как работать?

В общем, мы остались без мемуаров Рудермана…

Встречался со старым другом, с которым не виделся 17 лет. И то – тогда это была короткая встреча, потому что он вообще-то уехал в Америку лет 40 назад. Вспоминали юность. Помним всё и всех. Имена, места, события, кто что сказал, где гуляли, с кем дружили, куда ездили, что пили; всплыли в памяти все имена и фамилии, кто кого любил, кто кого бросил.