Двойник. Арка 2. Том 2 (СИ) - Янтарный Дмитрий - Страница 27

— Ворожея, — невозмутимо ответила Маттика, — молодая, но очень сильная. Вы её полтора года своим страхом кормили. Так раскормили, что мы втроём с ней еле-еле сдюжили. Ну а там, сами понимаете, сладить с такой сильной… Не до того нам было, чтобы её щадить. На последних силах держались… Да и испепелили её к прадедам.

— А имя-то? Имя?! Кто это был?! — громче спросил тот же стражник.

Маттика посмотрела на бабу Зуйту… И впервые испытала смущение перед этими людьми. Да, обращались с ней неласково, и не любили её почти. Но ведь как-то, да кормили, как-то, да одевали. А сейчас… Какой бы отвратительной матерью Зуйта не была бы, родная кровь всё равно останется родной кровью.

— Это была ваша дочь, баба Зуйта, — выдохнула она.

Несколько секунд люди переваривали эту информацию. После чего один из жителей бросился на старуху с кулаками…

— Ах ты, старая шлюха! — данная реплика не позволяла усомниться в осведомлённости о бурной молодости бабы Зуйты, — да твоя дрянь мою дочь ни за что, просто так порешила! Никогда не пересекались с вами, ни поступка, ни слова дурного… И ещё будешь твердить, что не знала, что за дочь вырастила?! Да я тебя сейчас!..

Впрочем, стоявший рядом Кай сработал мгновенно: подскочив к мужику, он ребром ладони аккуратно ударил его по шее. После чего бережно подхватил обмякшее тело и уложил его возле стены одного из домов. Похоже, Кай и в самом деле был профессионалом: мужчина даже не потерял сознания, скуля и всхлипывая от ненависти и собственного бессилия.

Баба Зуйта же охнула и опустилась на землю. Она была настолько потрясена, что даже не плакала. Я настороженно осматривала других жителей деревни: нет ли тех, кто готов заклеймить нас лгунами и броситься, как на диких зверей? Поверили ли они нашим словам? Судя по всему — да: настолько их поразило то, что Маттика всё-таки осталась, чтобы им помочь, что этим людям даже в голову не пришло подвергнуть её слова сомнению.

Тем временем один из стражников подошёл к бабе Зуйте, помог ей подняться и куда-то увёл. Кай и ещё один парень бережно приподняли плачущего отца погибшей девушки и увели его тоже.

— Её, разумеется, будут судить — сказал подошедший к нам Эвин, — никто не поверит ей, что она совсем ничего не знала. Вы тоже можете остаться и сказать слово в её защиту или её вину.

— Нет уж, спасибо, — хмыкнув, сказала Маттика, — мы и так потратили на вас куда больше времени, чем вы того заслуживаете. Ворожеи больше нет, вашим жизням теперь ничего не угрожает. Так что сейчас нам должно продолжить свой путь, мы и так задерживаемся, — сказала она, отворачиваясь и собираясь уходить.

— Прошу, постой, — сказал мужчина, осторожно удерживая Сестру за руку. На площади никого не осталось, все ушли вслед за бабой Зуйтой. Повернувшись, Маттика не поверила своим глазам, и только потрясение, наверное, помешало ей испепелить его на месте, — я знаю, как ты к нам относишься, и я примерно представляю, какое усилие тебе пришлось над собой совершить, чтобы принять такое решение. И я — мы все — очень ценим это. Спасибо тебе. Мы никогда этого не забудем, — и с этими словами он почтительно опустился перед ней на одно колено и склонил голову.

С минуту Маттика молчала. После чего сказала:

— Что бы я тебе сейчас ни ответила, мои слова буду полны злобы, яда, ехидства и презрения. И ты знаешь, что я не могу по-другому. Ты знаешь, почему я не могу по-другому. Это равносильно тому, как если бы вы из глиняной шахты пожелали добывать железо или медь. Но я принимаю твою благодарность, ибо теперь хотя бы вижу, что не совсем зря поступила так, как поступила. А теперь, прошу, уходи.

И Эвин тотчас поднялся на ноги, и, не говоря ни единого слова, стремительно зашагал прочь. Через минуту на площади мы остались одни.

— Я сейчас себя очень странно чувствую, — сказала Маттика, поворачиваясь к нам, — как будто произошло некое… просветление. Такое иногда бывало, когда мы медитировали по многу времени. Эта лёгкость, как будто ты сейчас безо всякой магии воспаришь. Как вы думаете — причина в том, что я сделала именно такой выбор?

— Конечно, — с воодушевлением сказала я, — души проживают жизни в разных мирах для того, чтобы чему-нибудь научиться. И у каждого испытания свои. И духовный рост — тоже. Судя по тому, что ты сейчас ощущаешь себя так — ты только что чуточку выросла. Ты, в самом деле, очень сильная, Маттика, я горжусь тобой. И знаешь, — смущённо добавила я, — если и мне когда-то выпадет такое тяжёлое испытание — я хотела бы пройти его с честью и достоинством так, как это сделала ты.

— Ах, Мари, — счастливо рассмеялась Матти, — слышала бы ты себя со стороны. Ты только что похвалила меня, почти как любящая мать, и в то же время хочешь быть похожей на меня, как любящая дочь. Воистину у тебя великий дар убеждения, ты даже в самоубийцу, залезшего в петлю под осиной и готового спрыгнуть, сможешь вдохнуть веру в свои силы и желание жить.

Часом позже мы, покинув Красные Шахты, продолжали свой путь в сторону Матои. Шли мы быстрым шагом — времени, как ни крути, мы потеряли достаточно, и уже к завтрашнему вечеру нам нужно было прийти в наш пункт назначения. А я, не спав всю ночь, чувствовала себя не самым лучшим образом. Покрасневшие глаза болели и слипались, начинала кружиться голова, и даже мой умный костюм, потихоньку вибрировавший и испускавший лёгкие целебные волны, не мог вдохнуть в меня бодрость.

— Матти, нам всё же придётся сделать перерыв, — сказал Алаэрто, — Мари совсем обессилена. Ничего страшного, мы ночью за несколько минут преодолеем расстояние, которое шли бы весь день. Ничего страшного, никто нас не заметит. А если и заметят… мы уже две недели в пути. Уверен, слухи на балу и весть о предстоящем вторжении уже успели разлететься по Старому Свету. Так что отболтаемся как-нибудь.

Повернувшись и внимательно меня изучив, Матти всё же смилостивилась и согласилась сделать привал. Очень кстати неподалеку нашёлся огромный орешник, под которым мы и устроились. Я, постелив на землю спальный мешок, села, прислонившись к дереву и всем своим видом показывая, что тревожить меня сейчас было бы верхом неблагоразумия. Маттика и Алаэрто принялись вместе готовить еду. Это было так мило, что я с удовольствием полюбовалась бы на них, не будь во мне такое сильное желание спать. Внезапно Матти достала свой кулон в форме птицы, которую мне трудно было узнать с такого расстояния, и поднесла его к уху, точно прислушиваясь. Затем, убирая, довольно сказала:

— Карика попала, куда надо. Теперь я за неё спокойна.

— Скажи, Матти, — внезапно сказала я, всё ещё борясь со сном, — а почему же Сёстры сразу не забрали её? Ведь она была так несчастна, и вон что вышло.

— Потому что не могли этого сделать Сёстры, Мари, — грустно ответила Маттика, — волшебный дар на тот момент в ней ещё не пробудился. И сиротой она не была — у неё была самая настоящая мать. А закон Семьи свят для нас, мы не имеем права изымать ребёнка, когда у него есть родители. Это ограничение необходимо, ведь мы и сами понимаем, какую силу несём, и как нас за неё боятся и ненавидят. И потому эти два правила строго нерушимы: или опасный дар, или сирота. Если нет ни того, ни другого — ребёнок неприкосновенен. Ладно, а теперь поспи. Мы все слишком устали. Вот когда на корабль сядем — у нас будет масса времени, чтобы поговорить…

Глава 1. Граница.

Мы вчетвером дружно посмотрели вверх. Над нами, сидя на дубе, сидел тролль и размахивал ногами. Одет он был в стёганую жилетку и меховые штаны. Вопреки уже устойчивому мнению он был не бос — как видно, холодное время года всё-таки заставляло их поступиться своей нелюбовью к обуви. И он не был лыс — его длинные чёрные волосы были убраны сзади в конский хвост. Смотрел он на нас так, как будто впервые за целый день увидел что-то интересное, и теперь был намерен позабавиться настолько, насколько это было возможно.