Наследники Тьмы (СИ) - Моисеева Ольга Юрьевна - Страница 25

— Значит ты такой не один, — белозубо улыбнулся Кафтырёв, разглядывая Морозова, словно энтомолог — редкого кузнечика.

— Не один, способности по наследству передаются, — бросил для затравки пленник, глядя на Десятова. — Но не всем.

— Почему же? — прищурился доктор.

— Я больше ничего не скажу, пока от Нади не отстанете.

— Послушайте, Роман Филиппович, адрес, телефон и вообще все паспортные данные этой Белкиной у нас имеются, — напомнил Илья. — Найдём и после увольнения, если понадобится.

— К тому же добровольное сотрудничество всегда на порядок эффективнее полученного под пытками, — промурлыкала Лявис.

— Ладно, согласен. — Доктор достал свой телефон и сказал охране не задерживать Белкину, потом позвонил в администрацию и велел сделать так, чтобы завтра же старший повар была уволена по собственному желанию.

Женя слушал и хотел умереть.

Роман Кафтырёв считал себя гениальным хирургом — он знал это ещё с университета, и вера в собственную одарённость оставалась непоколебимой, несмотря ни на что. Если операция проходила неудачно, виноваты в этом были другие: тупые ассистенты, медсёстры-идиотки, бог знает кто ещё, но только не он! — Роман ни секунды в этом не сомневался. Он смолоду стремился командовать и никогда не боялся экспериментировать, что в сочетании с уверенностью в собственной непогрешимости неизбежно приводило к конфликтам. Кафтырёв постоянно спорил с начальством, ругался с персоналом и часто менял работу.

Кочевал с одного места на другое, пока с возрастом и накопленным опытом научился сдерживать свои порывы и приспособился не так остро реагировать на тупорылость окружающих. Маскируя собственное превосходство, он надевал маску неразговорчивого и целиком погружённого в своё дело специалиста а, поскольку был и вправду весьма неплохим хирургом, сумел в итоге найти себе нормальное место в Москве, в Центре челюстно-лицевой хирургии, где проработал больше десяти лет без особых треволнений и даже собрался жениться. Любви к своей избраннице он не чувствовал — ну, так он её вообще ни к кому, кроме себя, никогда не чувствовал — однако девушка происходила из обеспеченной семьи, с хорошими связями, так почему бы не улучшить собственный статус, раз ему уже за сорок — давно, вроде как, пора. Будущий тесть мог пристроить его в ведомственную клинику, где нет такого непрерывного и нескончаемого потока больных, а зарплата при этом гораздо выше, к тому же есть возможности дополнительного неофициального заработка.

В общем, дело шло к свадьбе, и жизнь, как говорится, налаживалась, когда у Романа на операционном столе вдруг нелепо погиб пациент. И не какой-то там простой человек, а сын одного из высокопоставленных государственных чиновников, которому Кафтырёва как прекрасного хирурга порекомендовал его будущий тесть. Самое ужасное, что сама по себе операция-то была далеко не самая сложная, а для опытного врача и вовсе заурядная, возможно, поэтому Роман отнёсся к ней с такой непозволительной небрежностью…

Накануне вечером он гулял на дне рождения и, укрепляя недавнее, но в будущем очень полезное знакомство с одним банкиром, напился с новым «другом» в полный хлам. Утром Роман чувствовал себя настолько отвратительно, что едва смог подняться с постели и приползти на работу, но всё равно взялся за назначенную на девять — ерундовую, как он считал, — операцию. Однако в процессе хирургического вмешательства возникли неожиданные осложнения, и Кафтырёв не сумел с ними справиться. Вины своей, как обычно, он не признал и не чувствовал, валил всё на других, поэтому ни у кого из медперсонала поддержки, естественно, не нашёл. Стресс сорвал маску, и годами копившаяся, подавленная злоба на тех, кто не понимает его гениальности и не желает признавать его превосходство, вырвалась наружу. Вместо того чтобы проявить искреннее сочувствие, извиниться перед родственниками погибшего и нормально объяснить ситуацию своему будущему тестю, Роман говорил с ними холодно и высокомерно, словно снисходил до бесполезной беседы с полными идиотами.

Последствия, в итоге, стали катастрофическими: он не только лишился невесты и покровительства её влиятельного отца, но ещё и угодил под суд. И хотя тюремного срока удалось избежать и даже права заниматься медицинской деятельностью Романа не лишили, устроиться в столичную больницу стало весьма и весьма проблематичным. Он надолго застрял без дела и от нечего делать жаловался без конца в соцсетях и на врачебных форумах, что работы его несправедливо лишили сослуживцы-интриганы, дебилы-чиновники, тупые правила и нелепые обстоятельства.

Когда вся желчь была наконец излита и Кафтырёв стал всерьёз задумываться о своей дальнейшей судьбе, ему в личку пришло неожиданное предложение о высокооплачиваемой практике, где хорошему хирургу больше не придётся беспокоиться о каких-то там дурацких инструкциях.

Предложение Романа заинтересовало, он договорился с неизвестным работодателем о встрече, на которой быстро понял, что тот — представитель криминальных кругов и лечить придётся бандитов и отморозков, причём не в больнице. Вознаграждение, однако, полагалось солидное, место работы располагалось в Москве и выглядело неплохо, была даже оборудована операционная, где Роману во всём, что касается врачебной практики, обещали неограниченную власть и полную свободу действий. Взамен доктор не должен был лезть ни во что, кроме медицинских процедур, являться по звонку в любое время днём и ночью, а также проводить эксперименты по воздействию на людей препаратов — не интересуясь, откуда эти вещества взялись и насколько опасны в применении, — а потом докладывать о результатах работодателю. Место будущей службы было велено называть просто «Компания».

Условия, учитывая последствия злополучного суда, показались Роману вполне приемлемыми. Да и выбирать-то особо не приходилось. К тому времени он уже сильно поиздержался и понял, что хирургом в ближайшие лет пять точно никуда не устроится, тем более в столице, а протирать штаны врачом общей практики в какой-нибудь нищей областной больничке — нет уж, увольте! Поэтому Кафтырёв, недолго думая, согласился и полтора года трудился на таинственную «Компанию», пока не случилось нечто, навсегда перевернувшее его представление о собственном месте в этом мире.

Судя по числу боевиков с пулевыми и ножевыми ранениями, а также количеству человеческого материала для экспериментов, организация-работодатель использовала самые передовые технологии и была очень могущественной. Руководила ею группа весьма интеллектуально одарённых, влиятельных лиц с широкими финансовыми возможностями, но, как все истинно крутые люди, они держались в тени и крутизну свою не афишировали. Кто они, откуда и какова их конечная цель, Кафтырёв за восемнадцать месяцев так и не понял, но осознал, причём в полной мере, что такое настоящая сила, перед которой он — впервые в жизни! — готов был склониться, дабы когда-нибудь стать её частью. Это было возможно — он чувствовал и не хотел упустить свой шанс, однако и лезть на рожон, демонстрируя собственные амбиции, опасался — это тебе не дураки в больницах и поликлиниках, где он раньше работал! — раздавят, если что не так, как клопа, и даже не заметят. Нет, здесь надо было действовать аккуратно: работать с полной отдачей и не совать нос, куда не следует, тогда со временем могло что-то и выгореть…

Однажды ему привезли на перевязку девушку, раненную арбалетной стрелой в грудь. Характер и расположение раны не оставляли сомнений, что сердце пробито насквозь, поэтому пациентка должна была умереть сразу, прямо там же, где её подстрелили. Однако она оставалась живой, хоть и без сознания! Кафтырёв не мог скрыть своего великого потрясения и попросил объяснений. В ответ ему сказали, что к ней сразу же применили новейшую экспериментальную супертерапию, и теперь требуется только менять повязки и проверять, как протекает заживление. Девушку, без всяких дополнительных реанимационных процедур, оставили на ночь под капельницей, а на следующий день она уже очнулась и даже разговаривала! Такой невероятной и скоротечной регенерации Роман никогда в жизни не видел — это походило на колдовство, чёрную магию! Жутко хотелось узнать, в чём секрет, но Кафтырёв всё же сумел заставить себя не пуститься в собственные, не санкционированные «Компанией» исследования и, когда пациентку забрали и увезли, вздохнул с облегчением.