Возмутитель спокойствия (СИ) - Владимиров Денис - Страница 23

— А вы, что теперь скажете, называющие себя Народом?! — вновь взял слово лэрг Турин, обводя толпу взглядом. Тишина стала ответом, даже гомон стих, тогда он продолжил, — Тогда скажу я то, о чем вы не осмеливайтесь даже подумать! Говорящие о себе как о Медведях, передали умение рода недостойному! Высшие одарили вас щедро, а вы плюнули в их сторону!

— Мы отреклись! Никто… — попытался возразить седой Ильм.

— Молчать! — если я до этого думал, что сотник орал, то каюсь — заблуждался. Были бы оконные стекла рядом — вынесло к чертям, и не визгом, а гулкой звуковой волной выстрела из тяжелого танка прорыва, когда вздрагивала и проседала сама земля.

Больше никто не посмел открыть рот.

— Вы попрали все и вся, призвав богов на заведомо лживый суд, думая, что они не имеют никакой власти, что они пережиток давнего забытого прошлого! Они всего лишь… Как ты говорил, Ильм Слезы Вдов? — здесь лэрг оскалился и, смакуя каждое слово, процитировал, — «Герои легенд, сказаний и поучительных историй, но это сказки. Сегодня боги уснули, если бы они видели, что люди свободного Народа были изгнаны из своих исконных земель, то они не оставили бы их в милости, пришли на помощь». Я верно все сказал? Ничего не перепутал? Или мой язык лжив?

Я думал, что вопрос риторический, на деле оказался адресным, и обращенным к главе рода. Вновь тихо-тихо стало.

Неожиданно в руку сотника прыгнул меч. Именно прыгнул! Он вполне мирно висел в ножнах у седла, рядом с булавой, а боевой конь находился на расстоянии около десяти метров от Турина. Но миг… и длинный прямой обоюдоострый клинок с полуторной рукоятью был готов рубить и колоть. Я успел с трудом, на грани восприятия, различить смазанную тень.

— Я верно все сказал или обманул кого-то?! — вновь зарычал лэрг, направляя острие на злобного деда, а глазищи сотника засверкали яростью.

Ответ на этот вопрос мог быть только однозначным, четким, внятным и по существу. На шутника рыцарь не походил совершенно.

— Да, это мои слова, — медленно сказал старик, опуская голову, но я успел заметить взгляд, в нем было все, начиная от недоумения и до жгучей ненависти к герцогскому псу, кроме страха или раскаяния.

— Не всегда седина в бороде свидетельствует об уме, жизненном опыте. Ведь, к каким мыслям привело это некоторые рода? — уже вполне спокойно отметил сотник, — Раз нет Высшего суда, то можно делать все, что угодно, дабы возвысилось только их семейство, а потомки стали настоящими аристо. Забыв простую истину, что в отличие от даров и умений, которые можно получить, аристо не становятся, аристо рождаются. И, если бы было дело только в этом… В глупой мечте. Но нет, вы отчего-то решили, что теперь можно лить кровь не только других подданных герцога невозбранно, но даже родичей, дополнительно грабить, красть у них, заниматься ростовщичеством, унижать и давить слабых, хапать, хапать, хапать… Собирать силу, в вашем понимании этого слова, наплевав на законы предков. И было бы для чего… К главной цели вы не приблизились ни шаг. Может здесь есть еще аристо, кроме нас с Глэрдом? Нет? Я так и думал! И не будет, — сообщил, как припечатал, хлестко, резко и безапелляционно, — Потому что над такими силами властны только самые сильные Высшие, которые, как вам казалось, либо мертвы, либо уснули, либо позабыли про вас. Многое несли поганые языки, какие следовало бы вырвать старейшинам! Многое… Но главное, будто боги теперь не видят все творимые вами непотребства! И одно безумнее другого! Обернитесь, — тут толпа заозиралась по сторонам, восприняв фигуру речи, как руководство к действию, — И что вы видите? А видите вы то, что с родовыми умениями среди вас, хорошо если осталась половина. С тотемами и того меньше — не наберется и четверти. Какие-то лет тридцать-сорок назад минимум каждый второй мог призвать на помощь дух рода, и только один из десяти не мог обратиться к дарам. Разве я сказал ложь?

У многих вид стал ошарашенным, будто истина открылась им только сейчас. А ведь данную тенденцию замечали даже Харм и его многочисленные собутыльники, поэтому здесь оставалось только отметить, что лэрг отличный оратор, умело манипулировал толпой, знал отлично свою паству.

Единственные важные лично для меня выводы, требующее внимания. Во-первых, Турина, если придется, убивать нужно без промедления, когда тот не ожидает, иначе можно оказаться лицом к лицу с обладателем магического меча с неизвестными свойствами. Бред мальчишки о «махнул — появилась улица, отмахнулся — переулочек» — просто не принимал в расчет. Тот воочию не лицезрел их в действии, как и многие остальные «знатоки». Эксперты сходились только в одном — в подобном оружии заключалась чудовищная мощь. Поэтому угрозу, коль такая возникнет, необходимо купировать быстро, жестко и эффективно.

Во-вторых, неизвестно чего добивался сотник, но только пока я был даже не пешкой в его игре, а неким раздражителем. Катализатором. Возмутителем спокойствия в тихом болоте. Потому что именно на мне нет-нет и скрещивались злые взгляды. Воители и женщины из рода Медведей вообще смотрели так, будто я лишил их единственного кормильца, прилюдно помочился на его могилу, а затем плюнул каждому на тупую башку. Здесь вычленил и выделил для себя дополнительные знания — «род», «семья», «своя кровь» и другие подобные категории в Черноягодье не просто слова, за ними стоял целый пласт отношений. Чего не осталось давным-давно на Земле, даже на Диких Территориях родственные узы не являлись наиглавнейшим фактором в маркировке свой/чужой.

Подождав с минуту, дав поразмыслить людям, лэрг продолжил обличительную речь:

— Ильм, Высшие действительно оставили… но пока только тебя, лишив остатков разума! И не сегодня, а гораздо раньше. Когда ты вдруг поверил в свои глупые словеса, стал убеждать в них других, — это получалось идеолога сейчас на место ставили, авторитет у того был непререкаемый до сегодняшнего дня, поэтому с таким наслаждением и возил его Турин лицом по полу. Учитывая, что именно я становился причиной, точнее тем, до кого могли дотянуться «обиженные», то на мне должна была сконцентрироваться «народная» ненависть.

— А многих из вас никогда не оставляли боги! — острием меча обвел он толпу, — В труднейший час, когда Император, и вполне справедливо хотел вырезать все ваши рода, не оставив даже младенцев, к вам явился отец нашего Великого Герцога! И пожалел, как детей неразумных, поручился и взял под свою руку! Что это, если не проявление заботы Высших?! Раз сами не можете, то они прислали того, кто вас направит! Иначе уже сегодня не нашлось бы ни одного человека в Империи, который бы слышал что-то про людей из Народа… И нет служить честно и верно тому, кто приютил вас, дал дом… Вместо того, чтобы благодарить за эту милость… — сотник картинно и смачно сплюнул, — Вы вместо этого год от года ведете речи о собственном величии, о том, что непомерны налоги, хотя вы не платите и десятины! Вы с халатностью относитесь к собственной же охране от порождений Хаоса… И, я — лэрг Турин, говорю вам, одумайтесь или все вы станете пищей для Пожирателя Душ!

Величина сконцентрированного пафоса, патетики стремилась к абсолютным значениям. Столько и в таких пропорциях в прошлой жизни мне ни разу не довелось слышать. Но лэрг и не думал успокаиваться.

А мне же захотелось есть с такой силой, что под ложечкой засосало. Точно, голод не тетка. И дома… да, дома, я точно знал, что шаром покати. Кроме крепко просоленной, сухой как деревяшка, рыбы — ничего. Хотя ключи от амбара, подвала, сундуков и других строений теперь у меня, снял с калеки, да и у гоблов в переметных сумах должно было что-то найтись. Последнее далеко не факт, любое сушеное, вяленное или другое мясо могло принадлежать при жизни разумным. Растительную пищу зеленые карлики не жаловали. Становиться каннибалом без веских причин не хотелось.

Стоять одному посреди толпы надоело, поэтому я подошел к тиркам, стал пристраивать добычу. Здесь оставалась одна Амелия, ее ученицы уже воссоединились с семьями и находились рядом с отцами. Кузнец Железный Гроган смотрел на меня подозрительно, набычившись; староста Кром, как на ядовитую змею; а торговец Хитрый Джилл оценивающе, с постоянной блуждающей улыбкой на лице. Только глаза у него всегда оставались холодными.