Артефаки. Часть 3 (СИ) - Вернер Анастасия - Страница 11

Всё. Больше не получалось. Слова сквасились, не успев вырваться наружу. Вновь повисло тяжёлое молчание.

Мама покусала губы, пытаясь справиться с несвойственной растерянностью.

— Ну, ты сильная, — запинаясь, ответила она, — всегда была сильной и упёртой. Это в меня. Хотя я тоже, знаешь, иногда могу перегнуть палку… пойду постелю тебе постель, — резко захлопнула она дверь откровенности.

Развернулась и быстро удалилась с кухни.

Я перевела взгляд на Рэма. Хотелось спросить у него, что он думает о нашем странном разговоре, но отчим зомбированным взглядом пялился на экран и вряд ли что-то слышал.

Жаль, что мама часто кричала на меня, незаслуженно обвиняла во всех грехах, в моём рождении, которое испортило ей жизнь. Жаль, что не верила в меня, отправляла на те секции, где попроще, выбирала специальность «моего уровня», не хотела, чтобы я пыталась попасть в университет. Мне было жаль очень многого. Оно копилось долго и упорно. Мама жила в своей вселенной, я в своей. И они не пересекались.

До сегодняшнего дня.

Я вдруг подумала, почему я за всё это время только обвиняла её в ответ, вместо того, чтобы сделать шаг навстречу? Она хотела от меня благодарности. И я сказала «спасибо». Это было так просто, и так тяжело одновременно.

Этой ночью я ночевала дома. В маленькой, тесной, душной комнатке Кайла с навесным потолком, из-за которого передвигаться в полный рост было просто невозможно.

Думала о том, как же всё-таки неистова и необъяснима наша любовь к матерям. Это было что-то за гранью человеческого понимания. Какими бы ни были наши мамы, мы всё равно будем тянуться к ним. Детей могут бить, унижать, топить в извращениях, злости, обиде, комплексах, но стоит лишь маминой любви показаться на горизонте, как дети буду стремиться туда, поближе к маме.

Необъяснимо. Нерационально. Неудобно. И болезненно правдиво.

Утро было солнечным, прогревающим сырую местность синей ветки, но не обжигающим. Я осторожно отклеила защитную плёнку, выглянула наружу. Увидела мусорку и сбежавшихся к ней котов, вздохнула и отправилась завтракать.

Мама уже суетилась у плиты.

— Печёные яблоки? — удивилась я.

Вот уж не ожидала, что она сделает мою любимую дешёвую еду, когда было нечего или лениво готовить.

— Печёные яблоки, яичница, салаты ещё остались со вчерашнего дня, курица вроде была. Кашу не бери, это Кайлу.

— Кайл ест кашу? — удивилась ещё сильнее.

— У него проблемы с желудком, так что его никто не спрашивал, — огрызнулась мама.

— Что-то серьёзное?

— Гадостей всяких надо меньше есть! — ответила она тоном «с этими детьми вечно какие-то проблемы!»

Я вогнала вилку в печёное яблоко, застыла на секунду и перевела взгляд на маму. Из души так и рвался вопрос, зачем она всё это время врала отцу, что я учусь в ГАУ, а рот будто заклеили скотчем.

— Ну? Чего не ешь? — заметила она моё замешательство.

— Хотела спросить, — выдавила с трудом.

— Что?

— Эм…

За секунду до того, как вопрос сорвался с губ, я вдруг поняла, что не хочу знать ответ. Она сделала этот выбор давно, и наверняка на то были причины. Теперь мы будем разбираться с последствиями вместе.

— Ты должна знать, что скоро Руперту расскажут, что я не училась в ГАУ, и он узнает, что всё это время ты мошенничала с деньгами. Будь готова.

Она смотрела на меня, не моргая.

Я дёрнула уголками губ, будто пыталась ободряюще улыбнуться, и принялась ковырять яблоко.

Было очень удобно перекладывать ответственность на родителей за свою жизнь, свои психологические проблемы, винить их в недостатке ласки и любви, в ошибках, вранье, подлости. Кто-то всегда виноват, кроме тебя. Кто-то всегда должен что-то делать, только не ты.

Но я уже взрослая девочка.

— А где у Рэма инструменты сейчас лежат? — задала вопрос неожиданно бодрым голосом. — Меня ужасно раздражает эта наша ступенька. Надо с ней уже что-то сделать.

Начать решила с малого.

Акамар приветствовал расслабляющей прохладной тенью, привычным запахом накалённых рельсов, шумом курсирующих поездов, слегка потряхивающейся землёй.

Даже не думала, что настолько соскучилась по дому. И по месту, где я не могла не появиться.

Главная Акамарская больница.

Всё такая же мини-экосистема. Маленькая. Уютная. Живая. Пульсирующая громкими голосами и детским смехом. Я долгое время терпеть не могла это место, пока не побывала в столичном медцентре и не сравнила.

Вру.

Я пропиталась симпатией намного раньше.

— Эрин Берлингер, — известила тихо у стойки регистратуры, прикладывая электронное удостоверение личности к сканирующей системе.

— Ваш лечащий врач — доктор Дэппер? — уточнил работник.

— Угу.

— У вас нет записи. К сожалению, мистер Дэппер сейчас отсутствует.

— М… надолго? — слегка расстроилась.

— Точно сказать не могу. Он уехал в столицу.

Как это он смог уехать? Глупый вопрос. Эрин, ну подумай, ты как сама-то смогла уехать?

— К сыну? — приподняла брови.

— Не могу сказать.

К сыну, конечно. Зачем ещё. Ну ты и тупица, Эрин.

— Я могу записать вас к другому врачу, — вежливо предложил парень.

— Да, давайте. Мне просто на осмотр.

— Хорошо.

Его длинные пальцы быстро затарабанили по невесомой клавиатуре, глаза спешно забегали по выскакивающим голограммным окнам. Он впихнул меня к одному из свободных врачей, перекинул запись в личный кабинет пользователя. Мой видеофон противно завибрировал.

— Спасибо, — тупо ляпнула я, и, проведя рукой по гладкой поверхности стойки, побрела к нужному кабинету.

Шла медленно. Неохотно.

Не хотела я никакого осмотра. Я привыкла жить так: с перекладыванием всей ответственности на левую руку, потихоньку разрабатывать правую, совершать как можно меньше действий, экономить энергию, делать вид, что мне плевать… Смотреть на тонкие полоски шрамов, представлять, как их сведут, как можно будет обмануть мозг, показать ему — вот, смотри, всё по-прежнему.

Зачем осмотр?

Я и так в порядке.

— Что-то беспокоит? — дежурным голосом осведомилась врач — довольно неприятного вида женщина. Тонкая, сухая, с лицом строгой учительницы и низким, приказным голосом.

— Только ожоги, — ответила спокойно, глядя в пол.

Внутренне ощутила повисший в воздухе вопрос: «Ну и зачем ты тогда пришла?»

— Да, это частая проблема в Акамаре. Но, может, ранее что-то было? Насколько я понимаю, вы были в Эмире, когда…

— Ничего не болит. Ничего не беспокоит, — невежливо перебила я.

— В столичной больнице вас осматривали?

— Да.

— И ничего не…

— Нет. Я легко отделалась. Рука вообще не пострадала.

— А как насчёт реабилитации? Вы регулярно приходите на занятия?

— Да.

Врач устало вздохнула.

— Эрин, тут написано, что вы были всего пару раз.

— Ну, потом было много дел, — меланхолично пожала плечами, всё также пялясь в пол. — Каюсь. Исправлюсь.

— Так, знаете, хочу взять у вас несколько дополнительных анализов.

— Это обязательно? — поморщилась тут же.

— Я считаю, да. Но вы взрослая девочка, решать вам.

Говорю же — училка. Какой кошмар, ещё и такая предвзятая. «Решайте сами», угу.

— Делайте, что хотите, — безразлично разрешила я.

Она взяла у меня кровь из вены — сканер определял вену под кожей, игла входила почти без боли, — да ещё так нежно и аккуратно, будто ей орудовала вовсе не злобная тётка. Ускоренный результат выскочил на экране монитора почти сразу после забора. Всё в пределах нормы. Ожоги опасные, но не смертельные — буду мазать заживляющей мазью, и всё пройдёт.

В дополнение она записала меня к психологу. Видите ли, моё явное апатичное состояние вызывает у неё настороженность!

Ну надо же.

Какие все заботливые!

Я растянула губы в вежливой улыбке — насколько позволяло моё «апатичное состояние», — и покинула медицинский кабинет. Уж лучше бы с крыши прыгнула, хоть бы полетала, вслед за Джошем, а не потратила время на всякую дурость.