Дороги Рагнара Ворона (СИ) - Ледащёв Александр - Страница 29

— Ох, клянусь молнией Перуна! — охнул пораженно Дворовый. Сам Ворон невольно покрутил головой, как бы проверяя, все ли еще она сидит на шее, и негромко хмыкнул. А хюльдра подбежала к Ворону и затараторила:

— Я купила вяленого мяса и сушеной рыбы, и сухарей. Я быстро обернулась? Я все правильно сделала? — распахнув огромные глаза, хюльдра просто вилась перед Рагнаром, как соскучившаяся кошка, даже слегка терлась об него и негромко постанывала.

— А, к Ёрмунганду все это! — взвыла вдруг она, узелок упал на землю, а за ним последовало платье. Дворовый с покорностью судьбе стыдливо нырнул в сумку.

Через некоторое время Рагнар встал, поднял принесенный хюльдрой узелок и засунул его в сумку, предварительно вынув оттуда Дворового. Хюльдра, помедлив несколько мгновений, натянула платье и спросила:

— Скажи, Ворон, а тебе хорошо со мной?

— Хорошо, — сухо ответил Ворон. Такие расспросы надо прекращать сразу, иначе им не будет конца, а ты потом еще окажешься виноватым. Хотя вся твоя вина в том, что ты не родился взрослым мужчиной за миг до встречи с той, что задает вопросы.

— Это хорошо — распевно произнесла хюльдра. Больше она ничего спрашивать не стала. Ворон немного удивился, но напрашиваться на дальнейший разговор не стал, быстро собрался и проговорил: «Пошли». И они пошли. Впереди, как обычно, шла хюльдра, а за ней Рагнар с Дворовым на плече.

— Много викингов было в хуторе, хюльдра? — только сейчас сообразил спросить Рагнар и тут же понял, что мог и не спрашивать. Сколько бы их там ни было, хоть весь хирд Черного, он недосягаем для них, если хюльдра не решит его выдать. Но хюльдра ответила:

— Человек двадцать. Я послушала немного, такие отряды разосланы по всей Норвегии. Не стоит внимания. Пока мы идем лесом, не думай о них.

— А они не говорили про Норангенфьорд? — снова спросил Ворон.

— Очень мало. Кажется, они удивлены, почему король не выжжет гнездо этого Хрольфа Пешехода, — беззаботно ответила хюльдра.

Ворон прекратил расспросы и до вечера они шли в полном молчании. В лесу слышались первые трели распевающихся птиц, звучали оленьи призывы на драку, к ночи самозабвенно завыли волки, а потом до путников донеслись звуки бешеной грызни: волки решали, кто из них имеет больше прав на любовь. Они остановились и Ворон разжег костер. Хюльдра уселась перед огнем, обхватив колени руками. Есть она отказалась, и так и сидела перед костром, глядя в пламя, делавшее ее лицо жестким и взрослым. Поев, Дворовый привычно ушел в сумку — кажется, он признал, что хюльдра приносит пока только пользу, — а Ворон подсел к хюльдре и обнял ее за плечи.

— Почему ты не стала есть? Мы шли весь день и весь вечер — спросил он.

— Я не проголодалась, — ответила хюльдра и неопределенно добавила; «Да и весна, как-то…» — Она замолчала и положила голову на плечо Рагнара. Тот не стал больше ничего спрашивать и какое-то время они сидели вдвоем. Потом она по-кошачьи прогнула спину и, не вставая, опрокинула Ворона на спину. Тот засмеялся, она вторила ему. Прямо над ними, на суку, сидела огромная сова и задумчиво смотрела вниз.

Чуть погодя, Ворон снова сел у огня, а хюльдра осталась лежать.

— Как твое имя, хюльдра? — спросил Рагнар, но тут же спохватился, — не надо.

— Вовремя, — невесело усмехнулась хюльдра. — Если тебе мое имя просто для того, чтобы звать как-то, то не спрашивай, на «хюльдру» откликнусь. А если передумал и жениться хочешь — спроси, я отвечу.

— Прости, — сказал Ворон. Он был недоволен собой. Спороть такую глупость! Спросить имя у хюльдры, которая хочет взять тебя в мужья.

— Я все сказала, — повторила хюльдра, — попусту не спрашивай, а спросишь — быть тебе моим мужем. — И тоже села у огня, глядя на Ворона. Потом она спросила:

— Неужели мой хвост так тебе мешает? Нет, я бы поняла. Что же тогда? Семья? Нет у тебя жены. Я тебе не по нраву? Не хочу в такое верить! Не угодила чем? Скажи, я все сделаю, все, что скажешь. Я отдала бы тебе весь лес, а это далеко не только деревья и трава, звери и птицы! Я отдала бы тебе его тем, каким его видит только месяц и мы, Сокрытый Народ. Я отрыла бы для тебя все клады, которые я знаю, а я немало видела кладов. Я отдала бы тебе лунную дорожку на ночном озере, я научила бы тебя понимать птиц и зверей. Лес стал бы твоим морем. Или, если ты захочешь, я бы жила с тобой у людей, мне все равно! Что же ты молчишь?! — яростно рыкнула она и вскочила. Пламя облило ее красным светом, ночной ветер взъерошил гриву белых волос, глаза хюльдры хищно сузились.

— Саму себя злишь, — спокойно ответил Ворон. Он понимал, что только так, водой на раскаленный камень, можно говорить сейчас. А камень или треснет, или остынет, лишь бы самого не обдало. — Все я тебе уже сказал, хюльдра. Нет, и не будет у меня жены. И в Норвегии я не останусь, если буду жив. Я уйду далеко-далеко, за море. И никогда больше не вернусь сюда. Оставь все, как есть. Или, если пожелаешь, я уйду прямо сейчас. Что тебе милее?

Хюльдра, опустив голову, поникла под его словами, как цветок под ливнем. Ворону стало ее жаль, но он удержался от слов. Жалости хюльдра не простит, да и он бы не простил. Хюльдра подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:

— Но ведь сейчас ты мой? — и, говоря, уже ложилась на шкуры. Ворон шагнул к ней:

— Пока я с тобой, хюльдра.

Издевательски захохотала сова над ними и улетела в ночь.

Так шел Рагнар Ворон к Хрольфу Пешеходу.

Утром Ворон проснулся позже, чем обычно. Хюльдра уже была на ногах и, напевая что-то, возилась с костром. На сей раз она была одета. Дворовый сурово смотрел на нее из сумки. Ворон пошевелился, и хюльдра, обернувшись к нему, улыбнулась.

— Далеко нам еще до Норангенфьорда? — спросил Ворон. На дорогах, которыми шла хюльдра, он не был до конца уверен, где они находятся. С одной стороны, он уже привык к этому, но иногда это все же раздражало. Он не привык от кого-то зависеть.

— Дня два пути, — ответила хюльдра и подбросила веток в огонь.

— А если не будем останавливаться под каждым кустом? — мрачно спросил Дворовый.

Хюльдра только засмеялась в ответ. Дворовый вылез из сумки и пошел к костру.

— Нежить, я не причиню вреда ни тебе, ни Ворону. Перестань уже подозревать меня. И не злись, я тут не навсегда, — сказала хюльдра. Дворовый, который продолжал учиться норвежскому, понял ее и махнул лапкой. Хюльдра снова засмеялась.

В это же время к горду Свиноголового подходил человек в синем плаще. Он переправился через пролив на маленькой лодочке, его перевез старый рыбак с изуродованным лицом и покалеченной рукой, на которой оставался только один большой палец. Он избегал смотреть на человека в синем плаще, словно побаивался, но было непонятно, чего. Человеку в синем плаще это надоело, и он обратился к рыбаку напрямую:

— Ты боишься меня, старик? Почему? Что сделал тебе дурного?

— А ты бы не боялся? Несколько дней назад ты купил у меня лодку, Рагнар Ворон, у тебя был свежий шрам на лице. Теперь ты просишь меня перевезти тебя снова туда же, ты пришел с той же стороны, и шрама у тебя больше нет. Не знаю, что это за шутки богов, но мне не по себе. Я уже достаточно стар, чтобы говорить то, что думаю, при желании, — ответил старик сердито.

— А, вот оно, что, — небрежно протянул человек в синем плаще, — я не Рагнар Ворон, старик, я его очень близкая родня.

— Никогда не слышал о его брате-близнеце, но пусть будет так, как ты скажешь, — согласился старик, торопясь закончить неприятный ему разговор. Человек в синем плаще усмехнулся и до самого берега не сказал ни слова. На берегу он расплатился с рыбаком, пожелал ему удачного лова, отвернулся от пролива и зашагал по берегу. Старик спешно отчалил и торопливо погреб в обратном направлении.

А человек в синем плаще почти сразу же нашел спрятанный Вороном аск и усмехнулся. Ворон снова обогнал его. Интересно, на сколько теперь? Он стукнул по аску ногой и пошел вверх по тропинке. Когда он уже почти дошел до конца подъема, навстречу ему выскочили несколько викингов: