Дороги Рагнара Ворона (СИ) - Ледащёв Александр - Страница 1

Тяжело подминая волны, к берегу шел драккар. Несколько весел безвольно болтались по его правому борту. Щиты на драккаре были повернуты боевой стороной наружу, голова дракона мрачно смотрела на белую пену волн. Людей на драккаре не было видно, не звонил гонг, отбивая ритм для гребцов, драккар мертво и слепо, как огромный хищник, смертельно раненый и ищущий место, где бы спокойно умереть, подползал к берегу, влекомый приливом.

Женщины и дети давно уже убежали за каменные валы, как только черный драккар вошел в тихие воды фиорда.

На берегу, мрачно готовясь к встрече опасного гостя, не скрывавшего своих воинственных намерений, стояли мужчины селения, наскоро собравшиеся. Их было немного, поселок был небольшой и никто не обольщался мыслями о том, что удастся отогнать морского дракона.

Молчал драккар. Молчали люди на берегу. Расстояние меж ними все уменьшалось, вот драккар на волне прилива ударил килем в гальку и устало завалился на бок. Все. Пришел. Можно умирать.

Время тянулось и тянулось. Оно тянулось все более и более медленно, но выбора у жителей поселка не было — невзирая на то, что драккар ясно обозначил цель своего прихода, напасть первыми было бы, самое меньшее, глупым. Судя по румам, на драккаре было вдвое больше бойцов, чем готовилось к битве на берегу.

Молчал драккар. Молчал берег. Молча стлалась по гальке вода.

— Я узнаю этот драккар, — негромко сказал самый старший из селищенцев, — это драккар Рагнара Ворона. Его появление всегда было предвестником несчастья. Но сейчас, похоже, он сам попал в беду.

Люди промолчали. Их строгий край, не прощающий ошибок, приучил их не торопиться ни словом, ни делом. Старый Бю говорит, что это драккар Рагнара Ворона пришел с приливом и молча стоит на берегу? Драккар, чьи щиты были повернуты в сторону мира угрожающей стороной? Голова дракона оскалила бесчисленные зубы? Что с того? Еще немного и станет ясно, что делать. С драккара ринутся окольчуженной волной воины Рагнара, а на берегу, под прикрытием стрелков, прячущихся среди камней, их встретят жители поселка, погибнут, поселок будет разграблен, и Ворон унесется дальше, в великое море.

Вот и все. Все, как всегда.

…Но все же не как всегда. Рагнар Ворон и его люди вели себя более, чем странно. Внезапности не вышло, да и выйти не могло, так как драккар вошел в воды фиорда днем, значит, предстояла простая резня, кто кого. И даже ясно было, кто и кого. Но драккар молчал. Не спешили на берег воины Рагнара.

Но на берегу, между тем, никто не сетовал на лишние мгновенья жизни.

На драккаре же, наконец, послышались какие-то звуки, словно кто-то тяжело ворочался на палубе, как будто кто-то полз к борту, упрямо цепляясь бессильными руками.

На начало боя это походило мало. Это, если уж совсем по-честному, вообще ни на что не походило. Люди на берегу ждали, а на борту кто-то возился.

Наконец, с борта, на котором лежал драккар, на прибрежную гальку упал человек. Он упал на спину, попытался было повернуться, но смог лишь перевалиться набок и затих.

На берегу никто не пошевелился, никто не проронил ни слова. Потом Старый Бю, тот самый, что узнал драккар, осторожно подошел к человеку.

Тот, окатываемый приливными волнами, сделал еще одну попытку перевалиться на живот, чтобы ползти, но смог лишь вытянуть перед собой руку. Бю наклонился к нему, закрываясь от драккара щитом и держа топор наготове. Он мельком глянул на человека, пристально на драккар и крикнул своим: «На драккаре никого нет!»

Люди потянулись к берегу, окружили Бю и упавшего. Бю присел к нему и перевернул на спину. С залитого кровью лица на него в упор глянули два побелевших от ярости и боли глаза. Человек попытался что-то сказать, но смог издать лишь негромкое рычание, замершее через миг в горле. Глаза закрылись, но шевельнулись губы. Бю поднял руку, призывая людей к тишине, и человек еле слышно прошептал:

— Далеко ли до Норангенфьорда?

— Да не то, что бы уж очень — ответил Бю.

— Скажите Хрольфу Пешеходу, чтобы уходил в Валланд. Что Рагнар Ворон не смог сделать того, что обещал. Он поймет. Он наградит гонца.

Бю выпрямился и сказал: «Это и есть Рагнар Ворон. Осторожно возьмите его и отнесите в мой дом. Оттащите от воды и поставьте его драккар на подпорки. Я сам пойду к Хрольфу в Норангенфьорд».

Так на берег Нур-фиорда попал Рагнар Ворон.

Рагнара Ворона отнесли в дом старого Бю и положили на постель. Деревенская колдунья, прибежавшая в деревню сразу же после того, как один из мужчин оповестил ушедших за валы, что опасности нет, потребовала поставить на огонь котел воды и, недолго думавши, выгнала всех, включая Старого Бю, за дверь.

После того, как выяснилось, что битва и резня отменяются, люди не разошлись по своим делам, а так и остались стоять у дома Старого Бю, словно ожидая какого-то продолжения так необычно начавшемуся дню. Кто-то присел на бревно, лежавшее у стены дома, кто-то и просто на землю. Один из молодых спросил негромко, словно опасаясь, что его слова проникнут сквозь бревна дома Бю: «Отчего его прозвали Вороном?» Старый Бю поудобнее уселся на камне, на котором сидел, и ответил:

— Прозвали? Нет, скорее «назвали». Да-да, назвали, — старик повел суровым глазом вокруг себя, словно ожидая хора голосов, утверждавших обратное. Никто не сказал ни слова и Бю продолжил: — Он родился «волчьей ночью», темноволосым, даже нет — черноволосым, с черными, черными, как смоль, волосами. Его мать, красавицу Гудрун, да и его самого, спасло от смерти только то, что во фьорде не было больше никого с черными или даже просто темными волосами, а его отец, Оттар Медведь, не смог припомнить ни одного гостя с темной головой, который мог бы подбросить ему в постель младенца на память, во всяком случае, за последний год. По обычаю Оттар Медведь должен был решить, унести ли новорожденного в лес (а многие ожидали именно этого) или же дать ему имя.

Бедняга Оттар, давно ждавший наследника (его жена, красавица Гудрун, рожала ему одну дочь за другой), может, и сам был бы не прочь ненароком потерять ребенка по дороге в общую комнату его дома, где сидели гости, но это был мальчик. Поэтому он внес ребенка в комнату и молча показал его собравшимся со всех соседних усадеб, гостям. Те настороженно ждали.

— Я оставляю ребенка у себя, — твердо и грозно сказал тогда Медведь — и нарекаю его… — Тут он посмотрел на ребенка еще раз, вздохнул, задумался не в первый раз и сказал негромко: «Ворон, как есть ворон», но недостаточно негромко, так, что его расслышала колдунья и завопила на весь дом: «Ворон! Вороном назвал Оттар Медведь своего наследника!». Оттар Медведь не был мастером решать сложные дела, оттого попросту заорал еще громче: «Рагнаром! Рагнар будет его имя!»

Застолье смолчало, ибо не нашлось желающих разозлить Оттара Медведя, праздничное угощенье прошло непривычно тихо, но по всем правилам, и люди, пожелав ребенку побед, достойных Тора и мудрости, достойной Одина, разошлись.

Они-то разошлись, не дав воли языкам в доме Оттара, но Оттар-то прекрасно понимал, что этими языками они до костей оближут и его, и красавицу Гудрун, и уж тем более, его сына. Чтобы это не вошло в привычку, которая усложнила бы ему и его семье жизнь, Оттар дождался первого и, как потом говорили, даже не самого удачного случая. Кто-то из мужчин помянул их пьяным и небрежным языком. Оттар Медведь вызвал обидчика, не помнившего наутро, что он и говорил, на поединок. И поделил его надвое секирой, сделав из одного болтуна сразу двух, а также дав острастку другим острословам на будущее.

Оттар Медведь был хевдингом, малым вождем, за ним поднимали мечи около шестидесяти человек, его жизнь была в походах и боях, такая же судьба ждала и, как вы видите, дождалась и его сына.