Исцелить сердце дракона (СИ) - Марлин Юлия - Страница 8

Коридор хоть и выглядел зловещим — длинный, пустынный, с задрапированными тканью стенами, тусклыми фонарями и стелившимся над полом сероватым туманом (откуда ему взяться?) — дальше дело не шло.

Сделав шаг, заметила как туман обвил сначала одну ногу, а потом вторую, будто одев в сизого цвета меховые сапожки. Улыбнулась. И остановилась лишь, когда впереди выросло препятствие в виде железной двери, покрытой слабо взблескивающими знаками древнего письма.

Заинтересованная иероглифами, поскребла ногтем символ похожий на лежащую восьмерку. От моего прикосновения он слегка засветился, но стоило отдернуть руку — снова угас.

В принципе, еще утром догадалась — это некое охранное заклинание, но вот кого оно призвано сдерживать? Того, кто в комнате? Или нас — тех, кому взбредет в голову наведаться в сумрачный коридор?

До озноба не хотелось переступать порог веющей угрозой комнаты, но иначе отсюда было не выбраться, и я решительно потянула позолоченную ручку на себя.

5. У страха глаза велики

Несмотря на внушительный вес, дверь отворилась легко. Без скрипа. Лишь бросила на пол длинную узкую тень, впрочем, быстро исчезнувшую под натиском коридорного света. Тележка с визгом проскользнула в таинственный полумрак, увлекая следом синеватый туманный клок. И через секунду я последовала ее примеру.

Правда, хватило меня на три неуверенных шага. А после я все же застопорилась и осмотрелась. На стенах колыхались старинные гобелены, с потолка свешивался огромный потушенный канделябр, диваны, кресла и столики с узорными ножками не уступали роскошью мебели, виденной мной в главной гостиной.

Никакой темноты, горечи и утраты; может, немного холоднее, чем ожидала, а еще очень мрачно. Свет растекался от трёх свечей золотистыми островками, освещая одни участки ярче, а другие пеленая полутьмой. Таинственно, но не больше.

Не успела порадоваться отсутствию угроз, как слуха коснулся звук, похожий на ненавязчивый шепоток. Обернувшись и инстинктивно сжав кулаки для защиты, отшатнулась к ближайшей стене в качестве опоры для спины. Взор помчался наискось в поисках источника шума.

Неужели опасения не беспочвенны и тут действительно кто-то есть?

Присмотрелась до рези в глазах.

Ковры, покрытые мглистыми тенями. Книжные полки и потухший камин с висевшими над ним крест-накрест наградными клинками. Распахнутые дверцы балкончика и перила, что обвивало растение плюща; да только оно засохло и, как только, пролетал ветер, шелестело призрачным эхо.

Кулаки разжались сами собой. А я покачала головой, обругав себя трусихой, чуть не рухнувшей в обморок из-за тихого шороха листьев, принятых мною за чужеродный мужской голос.

Кстати, на дворе тепло и солнечно, почему сие экзотическое растение не цветет и пахнет, как положено любому другому в летний период? Не нашли компетентного садовника?

Я выдохнула застрявший от испуга воздух и, подойдя, к перилам потрогала тугие серо-землистые стебли. Они зашуршали, истончились и осыпались горкой пепла. С садовниками тут и, правда, напряг. А, в общем, меня это не касается.

Когда глаза привыкли к скудному освещению, я заметила спальню.

Но, как и гостиная, она пустовала. Обойдя ее вдоль и поперек, села на край огромной кровати, застеленной покрывалом расшитым золотым фениксом. Уставилась на тюли. Их края украшали тяжелые серебряные уголки и, карябая пол, они издавали звук похожий на скрежет когтей по голому камню.

Принюхалась, отмечая, что нос не обманулся. Солоноватый, отдающий рыбным ароматом с примесью водорослей, воздух определенно пропитан бурлившим неподалеку от поместья морем. Встала у распахнутого окна в надежде высмотреть кусочек песчаного побережья, как вдруг о бедро ударилась уборочная тележка.

Оглянулась резковато.

Даже голова на мгновенье закружилась. Замерла не от волнения или испуга — вспомнила, зачем, собственно сюда пришла. Часы в форме пятилучевой звезды неумолимо отсчитывали время, показывая двадцать минут девятого. Это отозвалось в душе тянущим чувством тревоги, напоминая — на все про все у меня около сорока минут. Не так уж много, учитывая габариты этих царственных апартаментов.

Переведя взгляд на тележку, замершую у ног словно сторожевой пес, я искренне улыбнулась:

— Спасибо за напоминание.

Она откликнулась тем, что слегка отплыла и снова ткнулась в бедро неострым краем.

Живая, обладающая интеллектом и чувствами? До этого не обращала на нее никакого внимания. А теперь ужасно захотелось осмотреть выданный мне инвентарь. С виду вроде не отличается от земного — откуда в «нем» столько эмоций?

Потерев ладонь о ладонь, я вернулась в гостиную и окинула предстоящий фронт работы в виде двух огромных комнат и засыпанного сухим плющом балкона. С детства приученная к чистоте и порядку, никогда не считала чем-то зазорным взять тряпку и вытереть, к примеру, разлитое на паркет молоко. Олег терпеть этого во мне не мог, насильно насаждая мнение, что жене бизнесмена зазорно наводить чистоту своими руками и, вообще, прикасаться к чему-то тяжелее дамской сумочки. Максимум, поправить съехавшую на середину дивана подушку или сварить с утра кофе. Для всего остального в доме прислуга.

Я поморщилась.

Воспоминание о бывшем муже кольнуло сердце острее, чем могла ожидать. Отрицать, что душа все еще переполнена к нему нежными чувствами бессмысленно. Да и зачем обманываться, что якобы равнодушна к Олегу, если все еще его люблю? Пусть невольно, пусть это причиняет дикую боль, но люблю и ничего не могу с собой поделать…

В любом случае, где бы он сейчас ни был — с Анжеликой или один, чувствует он себя получше моего. Глаза защипало от слез. Надо же, не плакала со дня подачи заявления в суд. Тогда пролила, наверно, ведра три, уткнувшись лицом в одеяло. А потом, как отрезало и ни слезинки.

Упрямо тряхнула головой, как привыкла с детства, когда с кем-то спорила, отстаивая свою правоту, и строго-настрого запретила себе расклеиваться. Нашла время тревожить душу дополнительным волнением.

Вон, одной тайной комнаты пока что с избытком.

Выкинув из памяти прошлое, что даже если бы захотела уже не верну, я активно взялась за уборку. Благо, щетки, швабра, ведра и остальные принадлежности половину движений проделывали по одному моему слову.

— Вы, — обратилась к трем щеткам и широкому совку, что воспарили из тележки, едва ткнула в них пальцем, — к тем окнам и камину. — Вы, — бросила взгляд на мусорный контейнер и большой веник с человеческий рост, — на балкон подметать пыль.

Развернулась к швабре и ведру с водой:

— Вы двое, за мной.

Деревянный черенок лег в мою протянутую ладонь. Подплывшее по воздуху ведро, покорно опустилось у ног.

— За дело? — Подбодрила скорее себя, чем одушевленные магией предметы.

На то, что воцарилось в комнате через минуту, сложно было смотреть без улыбки. Одни щетки начищали потолок и стены, другие — полировали стекла и зеркальные поверхности, а я, мурлыча песенку под нос, драила пол.

Не ожидала, что найду в работе горничной особую прелесть.

Когда с уборкой было покончено, я обвела взглядом сиявшие чистотой покои и с чувством выполненного долга велела инвентарю вернуться в тележку.

— Скорее, — поглядев на часы, торопливо махнула рукой. — До девяти меньше четырех минут.

В корзине одна за другой исчезали уборочные вещицы и, когда, наконец, улеглись по местам, я их внимательно пересчитала. Семнадцать? А должно быть восемнадцать. Взгляд лихорадочно поплыл вдоль плинтусов и зацепился за щетку, застрявшую под днищем кресла.

— Вот ты где, проказница.

Щетка задергалась активнее, будто призывая на помощь.

— Бедняжка, — умилилась этой сцене. — Уже иду.

Сдвинула кресло бедром (не думала, что оно настолько тяжелое, кирпичом, что ли набито) и опустилась на колени. Выскользнув из деревянных тисков, щетка лихо запрыгнула мне в руки и пощекотала кожу влажными волосинками.

— Перестань.